Под утро Фёдору снился сон с запахом малинового варенья. Он видел себя на даче пятилетним мальчиком. Молодая бабушка Варя, у ног которой вертелась кошка Матрона, варила в медном тазике малиновое варенье, а он, болтая ножками, сидел на высоком стуле и вымакивал с блюдца сладкую пенку домашней ватрушкой.

Будильник вдребезги разбил счастливую тишину. Сон зашатался, исчез запах, картинка треснула, пазлами осыпалась в дымный, бешено крутящийся перевёрнутый конус чёрного омута. Не открывая глаз, Фёдор нащупал кнопку будильника.

Он расслабленно лежал в дрёме в тщетной надежде увидеть продолжение сна, но видел только летающие чёрные пятна. И тут над головой вначале взвизгнул, а после, взвывая, деловито постукивая на низких частотах, забурчал перфоратор. Фёдор резко приподнял голову, застонал, ощутив тупую боль в затылке.

«Тварь, сволочь, дятел, – обессиленно падая на подушку, проговорил он. – Дятел! Ни выходных, ни праздников, ни будней! Дебил! Год долбит и долбит, когда ему приспичит. И никому не открывает дверь, неуловимый Джо».

Пытаться подремать было бессмысленно. Настроение была испорченно. Он сел на край кровати, пошарил ногами по полу, нашёл левый тапочек, правого не было. «Харлей. Кто ещё? – констатировал он раздражённо и в одном тапочке вышел в прихожую. Бульдожка лежал у входной двери на своей подстилке, положив морду на обслюнявленный жёваный тапочек.

– Ну, и обсос же ты, красноглазый, – с приступом отвращения к похрюкивающей собаке, пробормотал Фёдор.

Не прибавил ему настроения и таракан, которого он прихлопнул в туалете. Он хмуро усмехнулся: «Тараканы решили эмигрировать. Не вынесли перфораторной долбёжки». В ванной его ждал очередной заряд раздражения: кто-то (кто же, как не Дениска!) оставил рычаг смесителя в положении «душ» и его окатило горячей водой.

Мрачнея, он почистил зубы и, пройдя к кухне, стал в дверном проёме. Ни жена, ни Денис с ним не поздоровались. Сын смотрел телевизор, где бесновались какие-то рогатые чудища, жена варила кашу.

– Денис, сколько раз можно тебе говорить, чтобы ты душ переключал? – строго сказал Фёдор.

– Не кричи, – в голосе жены слышались нотки зарождающегося крика.

– Я не кричу, я чуть кипятком не обварился…

– Что у тебя за дурацкая манера открывать сначала кран горячей воды?

– А какой нужно первым открывать? – стал закипать Фёдор, резко поднимая голову вверх: над потолком, дробно застучал перфоратор. «Дебил, тварюга», – процедил он сквозь зубы и раздражённо продолжил:

– Типа, холодную будет правильнее открывать, да, Тань?

– Типа того. По крайней мере, безопасней будет, – ответила жена, и неожиданно, швырнула ложку на стол.

– Ты ребёнком совсем перестал заниматься, Федя!

Фёдор глянул на сына, вяло прожёвывающего сосиску.

– Что?

– Да то! Он в «помойке» всю ночь ковырялся. Его комп под «родительским контролем», только на два часа заряжен, не наигрался, видно. Теперь, видишь, спит на ходу. Какая учёба в голову ему теперь полезет? Слямзил наш ноутбук, когда мы заснули. Под утро, наверное, обессилел, бросил его на полу, программы забыл закрыть. Загляни в журнал, полюбуйся, чем он интересовался.

Фёдор сел на табурет, уставился в ноутбук, быстро пробежал по клавишам. Оторвав взгляд от экрана, ошарашенно выдохнул: «Твою…»

– И твою и мою и эту как её… индийскую матерь мира, – кивнула головой жена.

– Как пароль узнал? – повернулся к сыну Фёдор.

– Мог взломать, – ответила за него жена, – они сейчас все хакеры. Хотя… куда ему троечнику, подглядел, скорей. Наш пострел везде поспел.

– Пароль хорошо запомнил? – еле сдерживаясь, спросил у сына Фёдор.

– Запомнил, – пробурчал Денис.

– Ну, и какой?

– Маркополо, – промямлил Денис.

– И кто он, этот «Маркополо» по-твоему? – ядовито усмехнулся Фёдор.

– Футболист какой-то.

– Практически Аршавин! – закричал Фёдор, – Вот это видел?

Он ткнул под нос сыну кукиш.

– Хорошо запомни этот пароль. Месяц без компа. Я сегодня же платы повыдёргиваю. Два месяца без МакДональдса и кинотеатра, читаешь «Три мушкетёра» по две главы в день. По пять! Рассказываешь мне. Отжимаешься от пола на пять раз больше, чем обычно. И ещё: берёшь энциклопедию и выписываешь слово в слово всё, что там написано про Марко Поло… десять раз.

– Папа, – в глазах Дениса стояли слёзы.

– Ты на досуге, ещё глянь, в какие он игры играет. Машины в хлам, кровища… типа – оторви ему яйца, Сэм, – произнесла жена.

– Мам! – жалобно всхлипнул Денис.

– Стервец! На волейбол ходить бросил, дзюдо – больно, шахматы – думать надо. Я в твои годы стометровку за тринадцать секунд пробегал, – взревел Фёдор.

Он вышел в прихожую и стал одеваться.

Пробурчав в спину мужа: «Формалист», Татьяна крикнула ему из кухни:

– Кашу есть будешь?

– А колбасы нет?

– Была. Сынок ночью всю слопал. На холодильник пароль не приспособишь.

– На работе поем, – Фёдор, взялся за ручку двери, но остановился. Он вспомнил сон, улыбку бабушки, запах варенья.

– Тань, я сегодня во сне бабулю видел. К чему бы это? ― спросил он.

– Ты на кладбище, когда в последний раз был? – жена выглянула из кухни.

Фёдор задумчиво потоптался, опустил голову и вышел за дверь.

В лифте он ехал с длинноволосым угреватым парнем в наушниках, усатой бабушкой с собакой, похожей на неё, небритым верзилой с онемевшим лицом, и миловидной девушкой. Пожёвывая жвачку, она смотрела в телефон, с застывшим на лице широкоформатным «фи». Крепкий парфюм девушки был не в силах перебить запах перегара верзилы. К этому пикантному купажу неожиданно прибился запах мочи: старый бабушкин пёс, кажется, не смог донести до двора и немного «припустил». Бабушка или делала вид, что ничего не случилось, или сама уже потеряла нюх.

Входя в лифт, Фёдор хотел поздороваться, но передумал, взглянув на верзилу без признаков жизни. Из лифта он выскочил первым, за его спиной воскресший алкаш, рявкнул бабушке: «Шевели мослами, старая кочерга».

Морозило основательно. Машины были присыпаны снегом, рядом с его машиной разогревался здоровенный чёрный джип, со знаком «У» на заднем стекле. Юная хозяйка дорогого «коня» с непокрытой головой и сигаретой во рту, счищала снег с крыши джипа, отбрасывая на его машину. Одета она была по-весеннему: в короткой, распахнутой шубке, тонкая кофточка, между низом которой и поясом джинсов, сияла вентиляционная полоска голого живота, ― заставили Фёдора зябко поёжиться. «Нормально», – пробормотал он, нажимая на пульт. Его «Соната» тявкнула, моргнув фарами, но девушка не обратила на это никакого внимания, она продолжала скидывать снег на его машину.

– Вы и мою машину после будете чистить? – улыбаясь, спросил Фёдор, подойдя к машине.

Девушку будто парализовало. Она смотрела на него непонимающе, длилось это несколько мгновений. Лицо её исказилось, как от зубной боли, и она назидательным тоном выдала:

– Научитесь по-человечески парковаться. Прижались к моей машине так, что мне через правую дверь пришлось влезать.

Фёдор выразительно глянул в глаза девушки, сказав про себя: «Поздравляю вас, миледи, совравши!»

Вчера вечером, когда он здесь парковался, справа от него стояла «шестёрка», слева «Опель. Парковался он, позаботясь о соседях, с хорошим зазором. Джип девушки стоял сейчас на месте уехавшего «Опеля».

Фёдор ничего ей больше не сказал.

«Столкнись с такой дурой на дороге, – мало не покажется. Орать будет, как резаная. Профессионалка! Почему этим дурам непременно нужно сразу садиться за руль джипов? Чтобы наверняка людей сшибать на остановках автобусов? Нет, чтобы на малолитражке выучиться ездить, – думал он, разогревая машину, и, наблюдая за девушкой. Она теперь сидела в машине и, смеясь, говорила по телефону.

Через пару минут Фёдор уже плёлся в длиннющей пробке. Девятый час утра был на исходе, погода была мрачная, ещё тускло горели фонари, день, казалось, не хотел участвовать в своей вечной работе. На дороге расползалась сероватая жижа, машины были грязными, запотевшими. Наглые азиаты на маршрутках использовали все способы, чтобы вырваться из пробки: шуровали по тротуарам, выезжали на «встречку». Вдоль проспекта стояли голосующие люди, маршрутки резво «ныряли» к ним, останавливаясь, лукаво включая «аварийку».