Фёдора затёрли в правый ряд, он ругался. Приходилось останавливаться и ждать, пока маршрутник подберёт клиента. «Ну, ладно, эти шумахеры узкоплёночные приехали денег срубить, им семьи большие кормить нужно, у них всё от выручки зависит. Сначала хозяину нужно собрать бабла, потом успеть и на себя поработать, но наши-то, наши граждане? Что за безбашенность и беспечность? Поток машин прёт, как танковая дивизия, а люди рискованно стоят на скользкой обочине. В лучшем случае им ноги отдавят, в худшем – такие вот девушки, как сегодняшняя пигалица в джипе сшибут насмерть. Ведь понимает же безлошадный менеджерообразный хомо сапиенс, стоящий на обочине, что задерживает движение и раздражает водителей, создаёт нервозность, рискует сам, заставляя маршрутников нарушать правила. Или не понимает? На работу опаздывать не хочется, а пройти сто метров до остановки в облом» – думал он, раздражёно наблюдая за ситуацией на дороге.
В левый ряд было не попасть. Водители мужчины смотрели вперёд, делая вид, что ничего не замечают, дамы говорили по телефону. Наконец удалось влезть в левый ряд, благодаря той самой «миледи» на джипе, попрекавшей его недавно в неумении парковаться. Она «вовремя» въехала в зад маршрутке, в очередной раз резко остановившейся у ног голосующего клиента. Все стали объезжать «попавшую» пару, левому ряду пришлось неохотно пропускать правый ряд.
«Раньше водители профессионалы за безаварийные сто тысяч километров ставили на машине «звёздочку». Нынешним дамочкам на джипах, нужно за очередное ДДП добавлять ученический знак на стекле: за две аварии – два восклицательных знака, за три – три, и так далее, чтобы участники движение знали с кем дело имеют», – усмехаясь, думал Фёдор.
Когда поехали живее, он закурил, включил радио и попал на радиостанцию «Эхо Петербурга». Известные оппозиционеры смело рассуждали о диктате Кремля, о зажиме оппозиционного движения и свободы слова в стране. Фёдор хмыкнул: «В либеральном болоте громче всех квакает лягушка, у которой есть своя кувшинка. А когда кувшинка «Газпромовская» – можно квакать на всё болото, не боясь так называемого диктата Кремля».
Он переключил радио на другую станцию. Диктор с заметными радостными интонациями, со странным воодушевлением в голосе тараторил об масштабных хищениях в Министерстве Обороны. Он перечислял миллионы, миллиарды, уведённые коррупционерами, говорил о неимоверном количестве драгоценностей, антиквариата, обнаруженном при обыске в квартирах высокопоставленных господ из этого ведомства, об их участках, усадьбах, дачах, квартирах.
«Скоты! – прошептал Фёдор. – Хозяева! Ведут себя, как баре среди холопов, будто царь поставил их на окормление. К стенке гадов ставить, как в Китае, отобрать награбленное, да нет же – замылят дело, отпустят под залог, дабы товарищи-казнокрады в любимый Лондон могли уехать, отдохнуть от трудов праведных. «Усатый» всё до последней копейки с них вытряс бы, а потом Ежову отдал бы позабавиться. Бабуля моя покойная не зря при Ельцине твердила: «Только массовые расстрелы спасут страну». Надо же, у какой-то шалашовки миллионы в тумбочке лежат на карманные расходы! А мне, переводчику, выпускнику настоящего, не липового университета, с тремя иностранными языками, два неуча-торгаша решили, что хватит и сорока тысяч».
Он переключил на станцию, передающую джазовую музыку, а мысли его резко скакнули на личные обстоятельства. Сегодня у него должен был состояться важный разговор с директоратом фирмы, братьями-близнецами Петуховыми по поводу повышения зарплаты.
Фирма торговала мелкой бытовой техникой под своей торговой маркой, техника делалась на китайских заводах. В этой «шараге» Фёдор работал переводчиком. Все дела с поставщиками китайцами велись на английском языке и этим до недавнего времени, занимались трое переводчиков; кроме всего нужно было переводить инструкции, сертификаты, оформлять разные документы, ездить в сертификационные ведомства.
Два месяца назад одного переводчика сократили, через месяц сократили ещё одного, и ему пришлось работать за себя и «за того парня», и даже брать переводы домой. Через пару недель он «забастовал» и потребовал прибавления зарплаты, сказав начальству, что его устроила бы зарплата в пятьдесят пять тысяч. Братья сразу не отказали, думали день, и предложили издевательский вариант: они прибавят к его сорокатысячной зарплате три тысячи, а ему найдут помощницу, студенточку ВУЗа, которую он «между делом» обучит. Фёдора на эту наглость расхохотался им в лицо и поставил вопрос ребром: пятьдесят пять тысяч или он уходит.
Братья обиделись. Стали рассказывать о японских кружках качества, в которые люди ходили после работы бесплатно. Фёдор стоял на своём: пятьдесят пять тысяч, – и он работает дальше, безо всяких помощниц. Тяжба эта должна была разрешиться сегодня.
Припарковаться удалось недалеко от бизнес-центра. Издалека он увидел у здания необычно большое скопление людей. Было много милиции, машин с включёнными мигалками, стояли даже пожарные машины и «неотложки». Он отыскал в толпе программиста Алексея. Здороваясь с ним, унюхал неистребимый запах коньяка, который не побеждал запах мускатного ореха. Тридцатипятилетний скиталец Алексей родился и жил в Узбекистане, успел поработать в Пакистане и Америке. Решив осесть в России, он женился на девушке из Архангельска, у них был ребёнок. Они с женой мыкались по съёмным квартирам, гражданство ему до сих пор пока не дали – мурыжили чиновники.
– Что там такое? – спросил у него Фёдор, закуривая.
– Ты не поверишь! Бомбу ищут, – ухмыльнулся Алексей, – обнаружен исламский след покойного Бен Ладена. Какой-то бдительный товарищ в милицию сообщил. Наверное, какой-нибудь уволенный акулами бизнеса товарищ решил лавочникам отомстить.
Фёдор окинул взглядом толпу людей – тревоги и страха не наблюдалось. Раздражение встречалось, но лица в большинстве своём были равнодушны, как у людей, вынужденно стоящих в очереди за каким-то обыденным товаром, встречались и весёлые лица. Люди курили, беседовали, некоторые прикладывались к банкам с пивом и джин тоником. Две немолодые женщины справа от него обсуждали перипетии сюжета телевизионного сериала. Парень слева рассказывал товарищу о ночи, проведённой им в ночном клубе.
Бомбу не нашли. В офисы народ попал только к одиннадцати. Через некоторое время в тесную комнату без кондиционера, в которой работал Фёдор, вошёл хозяйский холуй, по совместительству секретарь и курьер, молодой, хипстерского вида худосочный парень с серьгой в правом ухе. Алексей с ним не ладил, прозвал «вертухаем» и подкалывал по любому поводу.
Деловито захлопав в ладони, парень лирическим тенором почти пропел, глиссандируя к высоким тонам: «Господа! В связи с неожиданным форс-мажором, задержавшим рабочий процесс, поступил приказ начальства: сегодня работаем до семи вечера».
Алексей сел к компьютеру, посмотрев по сторонам, приложился к плоской фляжке и бросил ему угрюмо:
– Скоро ты, как халдеи в американских фильмах, станешь говорить нам: «Move, move, move! »
Он повернулся к Фёдору и громко заключил:
– Расслабленный мир, дядя Фёдор, истомлённый айфонами и пакетиками с супом быстрого приготовления, перестал думать. И им, как пьяной слабой женщиной, овладели акулы капитала, рыбы-прилипалы, и педерасты. Но дерево ярости медленно зреет и оно растёт. Как растёт дерево, люди не замечают, но когда оно вырастет, им придётся задрать голову и взглянуть на небо, но это уже не принесёт им спасения. Им придётся с мистическим ужасом взирать в грозную бездну.
Глотнув ещё из фляжки, он стал играть в «Тетрис».
– Ты поэт, – улыбнулся Фёдор, включая компьютер. Вестник бури. Но бури, Лёха, долго не будет. Не случится пока ситуации, люди задействованы в гонке за хлебами земными. Вот, когда хлебов не станет…
– Апостолов было всего двенадцать, а четверо из них были простыми рыбаками. Когда к ним примкнули миллионы, они победили, – возразил Алексей..
– У них Учитель был, – сказал Фёдор.
К начальству он пошёл после обеда. Братья были похожи на только что отобедавших довольных котов, которых тянет в сон. Встретили они его с притворным радушием, предложили кофе, от которого он отказался.