Наш большой веселый коллектив.
С Протопоповым в экипаже штурманом постоянно летал мой земляк Сережа Сиверсков. Родом он был из Павлова-на-Оке. Там на улице Кирова, 9/38, в квартире No 2 жила его мать Анна Арсентьевна, которая вот уже четыре года ждала сына. А ее Сережа, Сергей Петрович, остался навечно в Венгрии.
В полукилометре от города Сарваш, у дороги Сарваш - Дьюла, выросли четыре холмика земли и четыре обелиска, увенчанные красными звездами...
Гибель боевых друзей всегда горька. Вот и сейчас эта утрата вновь переполнила сердце комсомольцев-летчиков ненавистью к врагу.
- Гибель четверых замечательных наших боевых друзей зовет к отмщению, сказал на траурном митинге летчик Григорий Усольцев. - И мы не успокоимся, пока не отомстим за жизнь каждого из них, уничтожив десятки, сотни фашистов!
* * *
Осенние ночи везде и всюду - осенние. И в Венгрии они тоже были тогда хмурыми, темными и очень длинными. Фронт продвинулся далеко на запад. Цели для бомбометания тоже отодвинулись. Любой боевой полет - на полный расход горючего. И каждый экипаж Комсомольского авиаполка в этих условиях делал по два-три вылета. Мы бомбили скопления войск противника в Чонграде, в Сольнове, часто летали на разведку.
По себе знаю, как каждый из нас уставал в таких изнурительных полетах. Вспоминается полет на бомбежку войск противника в городе Чонград. Продолжительность полета - три часа. Мы с Мишей Киреевым пошли на третий вылет. Мотор гудел монотонно и убаюкивающе. Мне страшно хотелось спать. Что я только не делал, чтобы не уснуть, - и щипал себя, и кулаком по ногам бил... И все-таки усталость взяла свое - я заснул. Спал недолго, самое большее минуты две. Но успел даже сон увидеть. Проснулся же от резкого нырка самолета видимо, склонился головой на ручку управления, машина пошла в пике, и я стукнулся головой о приборную доску... Быстро выровнял самолет по горизонту, в переговорное устройство спросил штурмана:
- Мишель, как чувствуешь себя?
Молчание. Я громче и строже:
- Мишка! - кричу. - Где мы находимся?!
Ни звука.
Пришлось прибегнуть к ручке управления. Резко качнул машину влево, вправо...
- А? Что? Что случилось?.. - услышал наконец голос штурмана.
- Ты что же это, спишь?
- Вот черт, и правда, задремал, кажется, малость...
- А я так и вовсе уснул.
Только сейчас до нас дошло, чем мог кончиться этот третий полет на Чонград.
Вернулись домой, рассказал ребятам о нашем приключении. Комэск Сергей Ершов, вопреки ожиданиям, не стал мне читать мораль.
- Бывает, - сказал он. - Я тоже недавно чуть не уснул. Но я предупредил штурмана Коновницына. Кстати, Костя умеет управлять самолетом в воздухе.
- Когда штурман может пилотировать, это хорошо, - включился в разговор Иван Хотяшов. - Но искусству пилотирования быстро не обучишь. А против сна у меня есть верное средство, действует моментально. Достаю папиросу, беру из нее немного табака и растираю на ладони мелко-мелко, почти до пыли. Нюхну такое зелье - непременно чихну. И сон как рукой снимает.
Иван Игнатьевич, как всегда, оказался прав. Таким средством я и многие другие летчики не раз пользовались в длительных полетах - выручало.
Наука Ивана Хотяшова осталась в памяти на всю жизнь. Помнится, лет двадцать пять спустя после войны сидел я на одном представительном совещании.
Доклад был очень скучным, и у меня, что называется, начали слипаться глаза. Подумал: "Чего доброго, захраплю еще... Придется тогда краснеть". Вспомнил фронтовой противосонный рецепт. Достал папиросу, растер в ладони табак, понюхал... И сонливости как не бывало...
* * *
Запомнилась нам и происшедшая в те дни встреча с американскими летчиками, совершавшими так называемые челночные операции. Назывались эти полеты челночными потому, что самолеты, как челнок в ткацком станке, сновали из одного конца фронта в другой. Вылетали откуда-то из Англии и, отбомбившись по объектам в Германии, садились на нашей территории. Заправлялись здесь топливом, пополняли боезапасы и отправлялись на запад. Попутно бомбили войска противника в секторе нашего фронта.
О челночных операциях мы, конечно, были наслышаны. А тут довелось узнать новость прямо-таки сенсационную: две "летающие крепости" ("летающие крепости", а не наши "кукурузники"!) приземлились поблизости от нашего аэродрома, совершив вынужденную посадку: их подбили над Сольноком, над целью, которую мы бомбили не менее 200 раз. Самое смешное, пожалуй, заключалось здесь в том, что мы на своих "русс-фанер" не потеряли ни одного самолета, а "боинги" с первого вылета сели на вынужденную.
Некоторые комсомольцы-летчики ездили с визитом вежливости к союзникам. Там-то и узнали они историю с вынужденной посадкой. Должен заметить, что с американцами у нас тогда отношения были очень хорошими.
* * *
Скопление войск и техники противника в Сольноке наш полк бомбил в ночь с 13 на 14 октября. Максимальное количество вылетов на эту цель было сделано и в ночь на 15 октября.
15 октября утром, сразу после завтрака, мы, по обыкновению, настраивались на отдых. Но в столовую чуть ли не бегом влетел начальник оперативного отдела штаба капитан Лятецкий.
- Внимание! - он поднял руку над головой. - Летчикам и механикам не расходиться. Сейчас подойдет машина, поедем на аэродром. Получена телеграмма срочный вылет на спецзадание.
Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют. Ночь без сна летчику-ночнику дело привычное. Да и дневные спецзадания после боевых ночей нам не в диковинку. Сели в машины - и на аэродром. Всем составом полка полетели под Дебрецен, находившийся еще в руках противника, на полевой аэродром в Орадие-Маре.
Приземлились на новой точке часов в десять. Чтобы скоротать время, а заодно уж и погреться, кто-то разжег костры. В дело пошел хворост-валежник, сложенный на окраине площадки у лесочка.
- Полк, становись! - послышалась команда.
Мы все быстро построились.
Подполковник Чернобуров (Еренков к этому времени получил новое назначение, и теперь он командовал полком) объяснил задачу:
- Три дня назад войска конно-механизированной группы генерала Плиева во взаимодействии с 33-м стрелковым корпусом освободили город, близ которого мы сейчас находимся, и стремительным броском двинулись на север. А сейчас плиевцы оказались в окружении где-то юго-западнее пункта Хайду-Собосло, - командир развернул карту и уточнил: - Это недалеко от Ньиредьхазы.
Мы тоже достали карты. Нашли названный пункт. А подполковник после небольшой паузы продолжил:
- Нам приказано сегодня, сейчас, - Чернобуров поглядел на чистое голубое небо, затем на строй летчиков, - разыскать окруженных конников, наладить с ними связь и с максимальной напряженностью вывозить в расположение плиевцев боеприпасы и продукты питания.
Строй полка стоял словно наэлектризованный. Не хватало только искры-разрядки. Это чувствовали, безусловно, и командир, и комиссар полка. Как поступить? Что предпринять? Ведь задание должно быть выполнено во что бы то ни стало! Кого послать в такой опасный рейс? Нужен самый храбрый, самый надежный экипаж. И, видимо, вспомнив ситуацию, сложившуюся в свое время под Корсунь-Шевченковским, Батя решил еще раз испытать коллектив полка на мужество:
- Кто желает добровольно полететь на розыск конно-механизированной группы? - Командир еще раз оглядел строй и скомандовал: - Шаг вперед!
И, как тогда, под Корсунем, весь полк шагнул к командиру. Никто не хотел оставаться в стороне от выполнения рискованного задания.
Командир и комиссар улыбнулись: мол, иного и не ожидали. Но теперь им самим предстояло решить, кого же отправить в этот, смертельного риска, полет. Выбор пал на экипаж комсомольцев Николая Шмелева и Ивана Суворова. Их вызвали из строя, и минут пять комполка с комиссаром о чем-то с ними совещались. Впрочем, нетрудно было догадаться, о чем именно: разговор, конечно же, шел об одном - как выполнить боевое задание.
