Движение началось. Капитан радостный тем, что жизнь ещё не закончена, бежит в каптёрку к старшине, Медный через две ступеньки летит вниз по лестнице.

Кир быстрым шагом направляется к телефону на тумбочке.

- Санька! - Кричит он в трубку, откуда что-то бормочет заспанный голос Афони. - Срочно сдёргивай наряд со столовой, захвати ещё курсов со склада и мигом чешите в роту.

- Чё случилось?

- Не спрашивай, потом узнаешь, делай, чё говорю. - Кир кидает трубку и направляется к каптёрке, где Бажин и Томилов разбирают наваленную по центру серую кучу тряпья.

За пять минут упорной работы, наковыряли только пять комплектов формы и то один со рваными в прорехе штанами.

- Нужно ещё десять, - говорит Кир.

Капитан выбегает в проход и подлетает к дневальному.

- Смирнов, быстро дуй на материальный склад. Спросишь прапорщика Поварницына, возьмешь то, что он тебе даст, и пулей лети в роту. Задача ясна, солдат?

Сухощавый дневальный выскакивает за дверь.

Томилов крутит диск телефона, расположенного на подставке, рядом с тумбочкой.

- Лёша, сейчас к тебе тело прилетит. Выдай ему десять комплектов афганки… Да мы вернём вечером…Только приготовь заранее… Размеры? Давай первые, которые попадутся.

- Сапоги! - вдруг спохватывается Кир, - курсанты в ботинках ходят. Нужно пятнадцать пар сапог.

- Он один не утащит.

- Я сам сбегаю за ним, вы пока звоните прапору, пусть готовит… - Кир выбегает из казармы и летит вниз по лестнице. В пролёте он чуть не сбивает с ног, летящего навстречу Ицмайлайфа.

- Где остальные? - орёт он ему, продолжая спускаться вниз.

- Сейчас с Емелей прийдут, - кричит Ицмайлайф ему вслед.

Пока Кир и Смирнов добывают форму, в роту начинают стекаться солдаты. Афоня пришёл с Пашей Сосной и Мишей Анашой, из столярки возвратился вечно улыбающийся громила Мокрый и привёл с собой тощего духа с кличкой Сушняк, образованной от фамилии Ушаков.

В побеленных извёсткой, серых робах пришли Шелезяка, Мармон и два духа Джидай и Хомяк.

- Быстро всем одеться по форме! - командует Томилов.

- Кровати выравняйте, одеяла по нитке… Говорил же этим буржуям хуевым, чтобы не валялись днём…- Орёт Бажин, пунцовая лысина которого вот-вот разойдётся по швам как спелая слива.

Он только сейчас замечает, что в роте уже давно нет того идеального порядка, к которому он привык. В последнее время ему стало некогда за ним следить, да и поддерживает его теперь не тридцать а всего три человека. Чего говорить, если одну только лестницу раньше мыли с мылом по три раза на дню. А уж сортир…

“Сортир!” - Бажин забегает в туалет, вспомнив, что вместо туалетной бумаги на полочках рядом с толчками лежат аккуратно порезанные кусочки газет. Это было любимое хобби старшины, его лекарство от скуки. Он любил не спеша вырезать из газет правильные квадратики, для того, чтобы солдатам было чем вытереть жопу. Туалетная бумага исправно уносилась прапором домой в большой хозяйственной сумке.

Сейчас, он быстро собирает эти газетные вырезки и вместо них кладёт на полки рулоны новой туалетной бумаги, которую к счастью не успел утащить домой. По ходу дела, он замечает разводы на покрытых белой эмалью толчках. Он выходит из сортира и глазами ищет свободного духа.

- Хомяков, ко мне! - Полностью оправдывающий свою фамилию, пухлый небольшого роста солдат подбегает к старшине.

- У тебя пять минут, чтобы о?чки стали белоснежными! - когда солдат кинулся было выполнять поручение, Бажин остановил его. - Не успеешь так! Внизу под лестницей кислота стоит, тащи сюда, ей о?чки прольёшь.

Теперь очень часто в виду нехватки времени дневальные прибегали к экспресс-методу мойки сортира. Они малярной кистью наносили кислоту, слитую с аккумулятора, на грязные места, после чего их нужно было просто протереть, чтобы они приобрели первозданный вид. Бажин, который был ярым противником данного метода, в последнее время закрывал на него глаза.

Вот уже казарма полна снующим суетящимся народом, чего давно здесь не наблюдалось. Сбежавшие с занятий Куба и Кацо притащили из спортзала ещё восемь курсантов. И теперь все они пытаются переодеться в солдатскую форму. Почти все, кроме широкоплечего Кацо подобрали свои размеры. Не найдя подходящих по размеру штанов, он решает остаться в своих, благо по цвету они почти такие же. Но вот китель ему одеть всё же придётся. Он с трудом впихивает здоровые бугристые руки в рукава, так, что они плотно облегают каждую мышцу. Борта кителя не сходятся, как бы грузин не пытался втянуть живот. Он в отчаянном движении дёргает плечами, и афганка на спине расходится с треском. Образовавшееся на спине декольте имеет чткую овальную форму. Зато теперь пуговицы на кителе сошлись.

- Главное спиной не поворачивайся, а так тебе даже идёт, - говорит Куба, подавляя смех.

“Все, кто готов, выходим строиться! - кричит Томилов. Распределяемся по ранжиру”.

Солдаты и курсанты толкаются, пытаясь найти себе место. Монтана, словно профессиональный фотограф перед групповым снимком, то и дело меняет кого-нибудь местами, потом, отойдя на два шага назад и подперев подбородок рукой, оценивает расстановку и снова вносит изменения.

Когда всё готово, и вновь сформированная рота построена в две шеренги, Томилов с удовольствием замечает, что состав стремится к полному и вопросов по нему не должно быть.

- Теперь запомните, кто где стоит, чтобы всем встать на свои места. Сейчас я буду зачитывать по списку. Кто здесь, громко выкрикивает “я”, если я называю фамилию отсутствующего, то буду показывать пальцем на любого из курсантов. Вы должны просто запомнить свою новую фамилию, чтобы откликнуться на перекличке. Всем всё ясно? Убедившись, что ясно всем, капитан начинает перекличку.

- Аликин,

- Я!

- Анашенко,

- Я!

- Анисимов… - пошарив глазами по строю, капитан тычет пальцем в конопатого паренька. - Ты будешь Анисимов… Анисимов! - повторяет он. Курсант стоит молча. - Ты тупой что ли? - Раздражается капитан. Я говорю, что ты Анисимов… Анисимов!

- Так точно! - звонко откликается рыжий.

- Не так точно, а “Я”! - кричит раскрасневшийся капитан. - Анисимов! - в четвёртый раз орёт капитан

- Я!

- Аширбаев

- Я

- Бабурин,

- Я!

- Беба…

Откомандированных водителей и стоящих в карауле, Томилов пропускает. Перекличка подходит к концу и капитан к своему удовольствию замечает, что более полного состава присутствующих он и не припомнит. Последней в списке числится фамилия рядового Хомякова.

- Хомяков! - кричит капитан, готовясь захлопнуть папку и двигаться дальше. Ответа не следует, хотя Томилов точно знает, что Хомяков здесь, мало того, он его только что где то видел. В строю недоумённо шушукают.

- Хомяков! - снова кричит капитан.

- Я! - голос раздаётся откуда то снаружи, с лестницы.

Монтана и Бажин выскакивают за дверь. Через минуту с лестницы раздаются отголоски грубой брани прапорщика:

“Ах ты долбоёб! Я так и знал… Кислоту разлил, сука!”

Хомяк уже полчаса пытается стереть огромное коричневое пятно, растёкшееся по пролёту, но кислота крепко вьелась в бетон.

- Отставить и быстро в строй, - кричит Монтана.

- Какой отставить, Серёга. Ты посмотри, что он с лестницей сделал. Её как-будто заблевали, - причитает старшина.

- Её не оттереть так. Слушай сюда, солдат. Возьми под лестницей гуталин и сапожную щётку, - командует Монтана. Когда Хомяк возвращается с банкой чёрной густой массы и щёткой, Монтана показывает на пятно. - Три здесь.

Солдат неуверенно трёт пятно.

- Да не пятно! - Монтана выхватывает щётку и начинает растирать гуталин вдоль всей ступени, пока она не становится одного цвета. Подняв голову, сержант видит, что теперь ступенька стала заметно смуглее своих собратьев.

- Вот так же трёшь весь пролёт , понял? Давай только мигом и в казарму.

***

Тем временем Ширдяев и Манюров уже встретили комиссию у главного КПП. Два лощёных, одетых в парадное офицера сухо представились радушным хозяевам. В их голосах Манюрову послышались нотки московского диалекта. Невысокая, но фигуристая и очень симпатичная женщина в звании капитана улыбается одним уголком пухлых губ. Роскошный шелковистый иссиня-чёрный лошадиный хвост опускается до половины круглой попки обтянутой зелёной офицерской юбкой.