Контора “Панды Марала”

-Ах ты ж сука… - повторяет Томилов, отправляя конверт с бумажкой, вслед за фотографией в карман.

Проворочавшись полночи без сна, он ушёл на кухню, которую обмеряет шагами пересекая по диагонали взад и вперёд. Он тщетно пытается успокоиться, чтобы прекратить хаотичный поток панических мыслей, которые перемешиваясь в голове, совокупляются и рожают ещё более страшных детёнышей.

Вряд ли, тот, кто это сделал отправил последнюю фотографию. Наверняка у него есть ещё, и эта сволочь не остановится, пока их не увидит Верка. А если Верка увидит эти снимки, она точно уйдёт, но перед уходом обязательно оторвёт ему яйца, чтобы он никому не был нужен. В месте с яйцами она оторвёт квартиру, машину и только что купленную дачу.

Томилов знает, что она никогда не простит измены, и с помощью влиятельного папы, который его никогда не любил, обдерёт его как липку. Но к своему ужасу он понимает, что это знает и тот, кто подбросил это письмо и значит этот кто-то преследует именно эту цель. Но зачем это ему, или им?

Томилов ускоряет шаг, мечась в тесной кухне, как тигр в клетке.

Значит кто-то из общих знакомых хочет чтобы они расстались.

Стоп! - Томилов останавливается и хлопает себя по лбу.

“Фотография была сделана в бане, в училище. Чего же я гоню то? Если это сделал кто-то из училища, то он хочет насолить именно мне. Не понятно, как это сделано, но сделано не случайно, а продуманно и профессионально. Этого слишком много для простой подлянки. Явно, люди, которые это сделали, хотят поиметь что-то с этой ситуации. Но если они хотят поиметь с меня, почему присылают письмо Верке? Или… -начав было ходить, он снова останавливается, - Точно, как я сразу не догадался! Это письмо и было адресовано мне, поэтому его подбросили поздно вечером. Это предупреждение!”.

- Ты чё не спишь? - он не заметил, как в кухню вошла жена. Она щурится от яркого света, а губы её как обычно сморщились в недовольной гримассе.

- Да зуб болит. Уже две таблетки выпил, всё не проходит.

- А-а… - в этом звуке есть всё, и любовь, и понимание, и сочувствие больному мужу. Дверь закрывается.

“Лучше бы не знать тебе, что случилось, - Томилов продолжает мозговой штурм. -

Значит это кто-то из училища. Этот кто-то владеет информацией о моих похождениях. Он подготовился и каким-то образом сфоткал нас в бане, чтобы потом шантажировать. Остался только узнать кто он.” - С этими тяжелыми, спутавшимися в тугой клубок мыслями, он направляется в спальню.

22 апреля 1994 г.

Утро не приносит облегчения и прояснения ситуации, а назойливые мысли кто и зачем это сделал за бессонную ночь преобразовались в паранойю. Он внимательно вглядывается в лица офицеров, прапорщиков, солдат и замечает много новых деталей которых, как ему кажется, не видел раньше.

“Немцов? - крепкий черноусый красавец лейтенантик одного с ним возраста с открытой добродушной улыбкой жмет ему руку. Нет не похоже. Мы с ним и не пересекаемся даже. Хотя чёрт его разберёт. Как то уж он загадочно улыбается”.

Бажин? - красномордый прапорщик, выпучив глаза, орет на построенных солдат. - Этот точно не будет. Не его метод. Злой, завистливый, жадный, но слишком уж топорный, чтобы провернуть такое.

Горчаков, Корчагин, Титков? - старшие офицеры курят у главного подъезда. Дружно рассмеялись какой-то очередной пошлой шутке, отпущенной балагуром Корчагиным. - Эти точно нет, не их уровень. Корчагин хоть и хитрожопая тварь, но до такой гадости не опустится. Из них теоретически может Титков , не сам конечно, а используя кого-то. Но всё это маловероятно”.

Перебрав офицеров, Томилов решает перейти к рядовому составу своей роты. Курсантов он пока отмёл.

“Медведев, Пермяков, Никулин? - эти приблатнённые дедки могут всё. Они уже не знают чем заняться и бесятся здесь с жиру. Но кто будет срать в руку из которой он кормится? А ведь за ними не заржавеет”.

Томилов всматривается в худощавый длинноносый профиль Медведева, проводящего перекличку.

“Да, всё таки кто то из этого замеса. Ну не эти же мулы из последнего призыва. - Капитан переводит взгляд с ровного и подтянутого начала строя на его расхлябанный конец.

” Измайлов? Измайлов! - круглолицый прыщавый губошлёп закатив глаза дремлет прямо в строю. Только он из солдат имеет доступ в сауну. Только он знает об этих ночных рандеву. Он знает баню как свои пять пальцев, знает в ней каждый уголок. Но как? Как он это сделал?”

Мысленно гоняясь за невидимым фотографом Томилов в первый раз за всё время подумал как это можно было исполнить технически. Как можно сделать незаметно фотографию в помещении два на два метра? Где там можно спрятаться? Сколько раз это уже было сделано до них?

Напрягая своё воображение, Томилов никак не может представить этого пухлого неуклюжего человека в роли таинственного фотографа. Он мысленно переносится в сауну, чтобы представить с какого места их могли сфотографировать. О том чтобы сходить туда самому он не хочет даже и думать. Это место теперь проклято для него. Очевидно, что этот снимок мог быть сделан только с одного места, и это место где то в районе двери, напротив дивана. Он вспомнает этот встревоживший его тогда шум. Ему показалось, что он исходил со стороны двери. Неужели злоумышленник просто открыл дверь, сделал снимок, а потом быстро закрыл. Риск быть замеченным в таком случае очень высокий. Кто мог пойти на него? Во всяком случае для этого тюфяка, это через-чур смелый ход. Измайлов пока тоже отметается.

Одни вопросы порождают другие, и к вечеру голова капитана снова становится свинцовой. Он снимает напряжение старым проверенным способом, осушив в одного бутылку водки, закрывшись на кухне. Версия для жены с лечением зубной боли пригодилась и в этом случае.

23 апреля 1994 г.

Хмурое утро, ко всем предыдущим проблемам добавляет ещё головную боль и мерзкую горечь во рту.

Сержант Медведев встречает его в роте с традиционным для субботы списком служащих, идущих в увольнение. Томилов погружается в кресло и двумя пальцами словно что то заразное, берет список за уголок и морщась читает. Кроме самого Медведева в списке числятся ефрейтор Пермяков и два рядовых Изотов и Чижов.

- Никто не пойдёт, - говорит Томилов и швыряет листок на стол.

- Почему? - робко спрашивает Медведев.

- А ты иди и подумай почему. Как чего надумаешь приходи, - устало положив голову на руки, бурчит капитан.

Медведев с растерянным видом покидает каптёрку.

“Что я делаю? - Томилов вздрагивает и поднимает голову. - Кто у кого на крючке? Нет лучше не надо накалять обстановку”.

- Медведев! - он орёт громко, чтобы его услышали в казарме. Не проходит и секунды как сержант снова вырастает перед столом.

- Ну что, надумал чего-нибудь? - Томилов внимательно вглядывается в худощавое лицо с бегающими глазками.

- Товарищ капитан, я правда не в курсе что случилось.

“Нет, это не он. А если не он, значит не Никулин и не Пермяков, эти из одного с ним замеса. Но кто же тогда? Неужели Шакомалов?”.

- Дисциплина у Вас говно, сержант, вот что случилось. С утра на тумбочке никого, в казарме бардак, наледь возле крыльца такая, что чуть башку себе не расшиб. На КПП опять эта морда заспанная, как его…

- Мармонов. Так она у него всегда такая, товарищ капитан, он спит на ходу…

- А я не хочу видеть здесь сонные морды. Мы в армии, сержант. Сделайте всё чтобы эта морда превратилась в бодрую и розовую.

- Слушаюсь, товарищ капитан! - бодро рапортует Медведев.

- Мне дисциплина нужна, Сергей, - смягчается вдруг Томилов, - в роте чёрт знает что творится, а ты не контролируешь.

- Я всё контролирую това…

- Не контролируешь, - Томилов перебивает сержанта. - Не контролируешь, - повторяет он уже мягче, но с нажимом, намекая на то, что существует какая-то выходящая из ряда вон ситуация о которой сержант может пока ещё не знает.