Я еще раз обернулся, чтобы запомнить до мелочей картину разыгравшейся здесь трагедии…

Если ты трудишься в области незримых фронтов, то у тебя должно хватить духу посмотреть на содеянное твоим противником, вне зависимости от того, как бы жутко и страшно все это не выглядело. Есть что-то отвратительное, когда наемные убийцы подстерегают жертву там, где она, жертва, меньше всего этого ожидает, – дома, в загородной вилле или особняке, затем устраивают публичную казнь, да еще с издевательствами и пытками. Выполнив грязную работу и даже не вымыв руки, они удаляются восвояси. И ни один нерв или мускул не дрогнет у этих нелюдей.

… Я еще раз посмотрел туда, где вечным сном уснула в кровати Келли, на тело генерала, картинно распростертое посреди разбросанных книг. Вновь я ощутил тяжелый трупный запах – прошло уже много времени. Правда, привыкнуть к этому амбрэ нормальному человеку, исключая патологоанатомов, просто невозможно. Одни только падальщики – грифоны, воронье или гиены с шакалами – ощущают себя при этом в своей тарелке – это их запах…

О чем я еще думал? Разумеется, я был на «автомате», выполняя все то, что должен делать агент в нештатной ситуации: убирал все возможные зацепки или вещдоки, которые могли привлечь внимание, когда делом займутся профи из криминальной полиции. Все и вся тщательно проверил, чтобы попутно не наследить самому. А на то, чтобы спокойно проанализировать, что за чертовщина здесь все-таки произошла, у меня просто не было времени. Лишь мелькнула мысль о том, как хорошо было бы мне очутиться в Берлине, чтобы исчезнуть в чертогах Сони Шерманн, – чертовски крамольные мысли для спецагента из Москвы…

Планируя операцию, мы не могли взять в расчет такой разворот событий, хотя просчитали все до мельчайших подробностей, но подобный изуверский исход нам и в кошмарном сне не мог присниться.

… Шел первый час ночи другого дня, было уже 9 октября. Через незапертую дверь террасы я покинул этот страшный дом на Свинемюндерштрассе и палисадником выбрался на другую сторону участка. Перелез через забор, поминая недобрыми словами хозяйку за то, что та любила выращивать не георгины и лилии, а колючие розы, и стал плутать, чтобы выбраться на дорогу – к месту, где я поставил свой неброский «фольксваген»…

Я решил пригнать машину в Бонн и побыстрее избавиться от нее. Успеть незамеченным вылететь в Берлин, а там остановиться и оглянуться, чтобы перейти на другой уровень работы. Но сначала нужно сообщить об инциденте в Центр, а уже потом получить необходимые ЦУ. Тогда будет ясно, как действовать: переждать ли какое-то время у друзей-товарищей, а может быть, и у моей пассии Сони Шерманн… Чем черт не шутит!.. Каким-то наитием, чутьем загнанного зверя я чувствовал, а скорее всего, был убежден, что здесь что-то не то или совсем не то. Какой-то подвох в адрес меня. Может быть, на это намекал Сансаныч в московском кабинете, когда говорил, что мне «нужно быть постоянно бдительным и ждать коварный удар не столько от чужих, но и от… своих». Мне уже реально мерещилось, что мою персону использовали в другой разработке, скорее, на манер примитивной наживки. А для отвода глаз (моих, конечно же) и наведения туманного флера меня активно разрабатывали то ли журналистом респектабельной гамбургской газеты «Ди Цайт» Вольфганга Риттера, то ли предпринимателем из берлинского представительства «Гандвик», а может сотрудником фирмы по недвижимости из Франкфурта-на-Майне Гансом Фрайером, и далее: немцем-переселенцем из Казахстана Владеком Функе.

Я поморщился, как будто мне сверлили больной зуб без наркоза.

Кто я сейчас, в данный момент? Сотрудник по недвижимости Ганс Фрайер из Франкфурта-на-Майне по кличке Гансвурст, туманно связанный с мафиози? Скорее да, нежели Рудольф Смирнов, правительственный агент из России…

Сняв перчатки и упрятав их в кусты, я повернул направо и зашагал к машине. И тут в упор столкнулся с парочкой влюбленных. По крайней мере, мне так показалось. Однако поворачивать назад и не привлекать внимания было уже поздно: они меня увидели. Поэтому я продолжал идти как ни в чем не бывало и даже бросил в сторону парочки взгляд – что за сумасброды решили обниматься прохладной осенней ночью?

Возможно, мне не стоило на них смотреть, хотя ничего предосудительного в этом не было. Как бы то ни было, девушка обернулась и жестом показала, чтобы я остановился. Сделать вид, что я не заметил взмаха ее руки, мне уже было нельзя. Я остановился, как сделал бы на моем месте любой мужчина, которому помахала смазливая девушка. И подождал, пока она приблизится ко мне.

– Герр, у в-в-вас не найдется ог-г-гонька?

Сигарета мелко дрожала в ее посиневших от холода губах. У девчонки имелась уважительная причина, чтобы настолько замерзнуть, – одежды на ней было всего ничего: короткая юбочка и куртка с капюшоном. Лично я горячо одобряю, когда в моде снова длинные платья вроде тех, что показывают именитые модельеры на своих дефиле. Как-никак благодаря такой одежде возрождается хоть какая-то тайна, зашифрованность женского стана и прочих прелестей и можно снова давать волю воображению. А эта девушка явно предпочитала короткую юбочку. Лифчика на ней не было, а бедра вкупе с точеными ножками на шпильках выглядели довольно сексуально на фоне темной ночи. Я выудил из кармана зажигалку, высек огонь и поднес к ее тонкой сигарете. Девушка пригнулась, приблизив ко мне прехорошенькое лицо с зажатой в зубах сигаретой. Только сейчас я разглядел, как она очаровательна и мила. Белокурые, коротко подстриженные волосы были настолько светлы, что в темноте казалось, над ее головой сияет нимб. В таком виде фройляйн показалась мне очень соблазнительной.

– Спасибо! – проговорила она чуть заплетающимся языком, закидывая назад голову и пуская колечками дым. – Вы, должно быть, думаете, что мы веселые и ненормальные. С-с-самое з-з-забавное в том, что вы с-с-совершенно правы! Мы вес-с-селы и ненормальны, потому что пьяны до без-з-зобразия.

Я хмыкнул и зашагал прочь. Забравшись в машину, я вдруг ощутил, что спина моя мокрая от пота – я ожидал каждую секунду услышать крик о том, что произошло убийство. В кармане у меня лежал «дерринджер» генерала бундесвера, убитого из похожего пистолета…

Я запустил мотор, и мой небольшой сероватого цвета «фольксваген» покатил вперед.

Миниатюрная блондинка помахала мне рукой, когда я проезжал мимо.

Время покажет, сколько вреда принесла мне эта встреча…

На всякий случай я тут же избавился от улики и спрятал «дерринджер» в одно укромное место.

В Москве я предпочитал машины класса повыше, но во время работы обхожусь и такими неприметными авто. Что поделать, специфика нашей работы – быть такими же, как все…

На автобане я внушал себе, что не должен торопиться. Однако долго ждать неприятностей мне не пришлось. Я уже почти что добрался до Бонна (хотел оставить свою машину недалеко от сервисной стоянки и обо всем доложить в «контору»). Но тут начались весьма драматичные события: меня чуть было не арестовали…

Услышав сирену и заметив в зеркальце быстро приближающуюся полицейскую машину с проблесковым маячком, я кинул взгляд на спидометр и удостоверился, что еду с дозволенной скоростью. И продолжал катить дальше, надеясь, что патрульный автомобиль пронесется мимо. Надежды не сбылись: колокол звонил по мне.

Я как законопослушный гражданин съехал на обочину и опустил боковое стекло, дожидаясь, пока приблизится первый полицейский.

– В чем дело, шеф? – спросил я.

Увидев в его руке автомат, я понял, что влип. Нарушителям дорожного движения они оружием не угрожают. А я-то надеялся, что успею добраться до Бонна, где люди Сансаныча помогут мне избавиться от машины, а заодно и от всего остального, связанного с пресловутым Гансом Фрайером, который должен будет прекратить существование. Теперь, когда первый оборонительный рубеж рухнул, мне оставалось только вжиться в образ герра Фрайера и уповать на лучшее.