Императрица благосклонно улыбнулась:
– Вы, граф, правильно заметили: сие – весьма важно. Надеюсь, что все это понимают.
Государыня обернулась к графу Людвигу фон Кобенцелю.
– А что вы скажете касательно грамоты, граф?
Кобенцель вмиг весь собрался, лицо запылало, длинный его нос, казалось, еще более вытянулся, маленькие глаза зажглись, и он пламенно воскликнул:
– О, Ваше Императорское Величество, я нахожу очень полезным и то, что теперь дворянам предоставлено право заводить фабрики, заводы, всякие предприятия! И они могут собираться для совещаний и подавать прошения своей монархине!
Екатерина Алексеевна, взглянув ему прямо в глаза, засмеялась: – Вы поняли меня совершенно верно! Дай Бог, и мои подданные, такожде страстно восприимут мои указы на сей счет. Ведь раньше сия прерогатива принадлежала купцам, да помещикам. Токмо они занимались фабриками и другими промыслами. Но ведь и среди дворян есть оборотистые люди, не так ли?
Она весело окинула всех взглядом и загадочно, понизив голос, сказала:
– А ведомо ли вам, господа, что вскорости я намереваюсь проехаться по нашей обширной территории, с Балтийского до Каспийского морей?
Сегюр восторженно смотрел на императрицу.
– Так далеко, Ваше Величество? Сие займет много времени. Стало быть, – заметил он с грустью, – мы долго не будем иметь возможность видеть вас?
Екатерина, видя его опечаленным, пообещала:
– Чтобы рассеять вашу грусть, коя вам совсем не идет к лицу, граф Луи, я приглашаю вас и графа Кобенцеля сопровождать меня. Кстати, господа, – она со значением взглянула на них, – немногие лица удостоятся чести следовать за мной в такое дальнее путешествие.
Де Сегюр поклонился чуть ли не до самой земли. Разогнувшись, незаметно глянув на близко находившихся придворных, он заметил, с какой завистью они смотрели в его сторону. Императрица благосклонно кивнула ему, и в продолжение последующей беседы неизменно выказывала ему свое благоволение. Перед самым уходом она пригласила его посетить Царскосельский дворец.
* * *
Весна пришла как-то незаметно. Екатерина ее не ждала. Вдруг она ощутила сей легкий ветерок, принесший приятный свежий запах, на столе ее появились первые полевые цветы. Она смотрела из-за портьер на чистое голубое небо, на радующие глаза, первые зеленые листочки на деревьях. Сердце сжималось оттого, что нет рядом Сашеньки, с которым бы они вместе любовались красотой природы. И какие слова бы он, при этом, говорил, и как бы обнимал ее… Теперь ее обнимает другой человек, коий и принес сии пахучие цветы.
Находясь вместе с Ермоловым уже более двух недель в Царском Селе, Екатерина вдруг обнаружила, что нынешний день она совершенно свободна от аудиенций, встреч и расставаний. Порадовавшись оному, она решила заняться своими записками и собственным сочинением, вернее пиесой, кою непременно должны будут поставить на сцене до конца лета. Пусть посмотрят, что она может писать не хуже Сумарокова, Фон Визина и Княжнина. Жаль, что не сможет превзойти Лафонтена: таковых талантов у нее все же не найдется. Екатерина, вздохнув, макнула перо в чернильницу. Но, вдруг, дверь тихонько приоткрылась и оттуда скромно выглянула Перекусихина.
Екатерина улыбнулась ей, ласково испросила:
– Что тебе, голубушка, Мария Саввишна?
Та вошла, поклонилась, сказала просительным голосом:
– Простите, государыня-матушка, за учиненное беспокойство. Прибыл граф Сегюр, просится вас увидеть.
«Вот и пописала!» – удрученно подумала про себя императрица.
– Прикажи, пусть войдет.
Сияющий граф Сегюр тут же вошел, поклонившись, подошел к руке. Пока он усаживался, Екатерина, в который раз, оценивающе оглядывала его: одет с иголочки по последней французской моде, манеры аристократа – немудрено: отец фельдмаршал из старинного аристократического рода. Красивые черты лица, на котором выделялись блестящие черные бархатные глаза так, что казалось, они жили своей собственной жизнью: настолько они были живыми и выразительными, выказывая быстрый ум и жизнелюбие своего хозяина. Раздвоенный подбородок делал выражение его лица особливо мужественным.
Екатерина встретила его вместе с Александром Ермоловым. – Каково, граф, ваше первое впечатление о нашем Царском Селе? – испросила она, глядя в его серьезные и, вместе с тем, завораживающие глаза.
– Самое благоприятное, Ваше Императорское Величество! – почтительно склонил голову де Сегюр. – Кругом чувствуется русское величие и красота.
Екатерина удовлетворенно кивнула:
– Таковое же примерно чувство изведала и я, когда впервые увидела Царское. – Она оглянулась на своего любимца, как бы приглашая вместе с ней, пройтись по ее прошлому. – Было сие давно, многое изменилось в интерьерах дворца, но я хорошо помню тот восторг, коий я испытала, особливо, когда прошлась по всем залам и анфиладам дворца.
Де Сегюр, не спуская с нее широко открытых глаз, с полуоткрытым ртом слушал ее.
– Не желаете ли вы, сударь, пройтись по моему загородному дворцу? – неожиданно предложила императрица.
Граф, вскочив, восторженно выразил желание осмотреть достопримечательности Царского.
Екатерина с Ермоловым и де Сегюром медленным шагом ступала по коридорам дворца, показывая его красоты. Две фрейлины следовали за ними на расстоянии. Свободно и весело беседуя, они прошлись мимо комнат, покрытых порфиром, лазоревым камнем и малахитом. Французский посланник останавливался около драгоценной мебели, красивой лепки, скульптур и картин. Императрица вывела его к парку, провела по тенистым зеленым аллеям, к изящным беседкам, прудам и фонтанам. К концу прогулки де Сегюр почувствовал, что слегка утомился, но императрица по-прежнему была бодра и продолжала вести непринужденную беседу.
Удивленный дипломат сказал ей об этом, чем весьма развеселил ее. Она бросила взгляд на Ермолова:
– А что, Александр, ты тоже утомился?
– Ничуть, государыня-матушка! – ответствовал Ермолов бодро, с улыбкой.
– Вижу, вижу, утомился! – возразила Екатерина и обратилась к дипломату:
– Не говорит ли оное, граф, что я, в свои годы, весьма здорова и могу дать фору молодым повесам своей выносливостью?
– Я себя считал вполне крепким малым, но теперь вижу, к своему стыду, что мне далеко до Вас, Ваше Величество!
Екатерина засмеялась.
– Полно, граф, вы ехали сюда, уже утомившись, а я в то время была еще в постели, так что не беспокойтесь, с вами все в порядке.
Ласково взглянув на него, она кокетливо предложила:
– Приглашаю вас сегодни на эрмитажное собрание в семь пополудни. Коли пожелаете, оставайтесь здесь на некоторое время. Не опаздывайте на собрание. Думаю, вам будет не скучно с нами, совсем уже не молодыми людьми.
На сию сентенцию, граф с горячностью ответствовал:
– Ваше Величество, всем известно: никому не может быть скучно там, где присутствует императрица Екатерина Алексеевна!
Улыбаясь, Екатерина продолжила:
– По утрам я занимаюсь делами. В оное время вы можете читать, писать, гулять, словом, делать все, что вам угодно. Потом вам будет предложен скромный, но вкусный обед. В послеобеденное время мы с Александром Перовичем свободны для вас, можно встречаться за игрой или побеседовать о чем-то. Ухожу я обычно довольно рано, в девять часов. Так, что вы, молодежь, можете продолжить вечер, встречаясь друг у друга. Есть у вас близкий приятель, граф де Сегюр?
– Еще не приобрел, Ваше Величество. Из всех, мне ближе всего граф Людвиг Кобенцель, весь же дипломатический корпус – мои приятели.
Екатерина ласково кивнула ему:
– Похвально, граф! Господин Кобенцель, полагаю, хороший друг!
* * *
Немалой заботой Иностранной Коллегии и, вестимо, императрицы Екатерины Алексеевны была Грузия, находящаяся под покровительством России уже полтора года. С тех пор, как в Георгиевске был подписан с ней договор, на первый план выдвинулся вопрос об удобном и безопасном сообщении Кавказской линии с Закавказьем. С оной целью между Моздоком и подошвою Главного хребта теперь строится на правом берегу Терека колико укреплений. Первое из них, от Моздока, Екатерина пожелала назвать Григориополисом, второе – оставили прежним-Кумбелей, третье – Потёмкинским, самое же южное, замыкавшее вход в Дарьяльское ущелье – Владикавказом.