О смерти в августе графа Захара Чернышева императрица узнала через неделю по приезде во дворец, что тоже явилось значительным ударом для нее. За месяц до кончины Ланского, граф Захар Григорьевич приезжал в Петербург с докладом о проделанной работе за два года. Сделал сей московский градоначальник много: при нем выправили обветшалые улицы, отремонтировали стены Китай-города, завершили в Кремле постройку присутственных мест, устроили каменные караульни у Варварских, Ильинских и Никольских ворот, расчистили от грязи рынки.

– Отчего же он умер? – промокая платочком слезы, испросила государыня свою фрейлину, кузину покойного графа, княгиню Наталью Петровну Голицыну.

– Медикусы сказывают, что умер с расстройства головы, – ответствовала княгиня.

Екатерина, зная, что в последнее время стала не в меру плаксива, держалась всякий раз изо всех сил, дабы не заплакать.

– Где погребен?

Потемкин уже было открыл рот ответить, но княгиня Голицына опередила:

– Похоронили его в Ильинской церкви села Ильинское, Волоколамского уезда.

Зависла небольшая пауза и Безбородко, дабы заполнить ее, доложил:

– Слыхал, москвитяне говорят, что, буде он пробыл еще хоть полгода, он бы полностью навел порядок и в торговых рядах Первопрестольной.

Безбородко помолчал, ожидая кто, что скажет. Но все молчали. Тогда он со значительным видом добавил:

– Зело гораздый был сей губернатор, покойный граф Захар Григорьевич!

Княгиня Голицына горестно заметила:

– Наивяще гораздый! За последнее время таковые люди ушли! – молвила она, утирая слезы. – И Захар Чернышев, и Панин Никита, и Григорий Орлов, и Александр Ланской. Умер и Александр Михайлович Голицын, когда-то бравший Хотин. Все люди государственного уровня.

Потемкин с укором посмотрел на княгиню, дескать, зачем бередишь душу? Известная своей смелостью и острословием, княгиня Голицына отвела глаза.

– Зело согласна, Наталья Петровна! Таковых людей днем с огнем не сыщешь, – молвила Екатерина, дрогнувшим голосом. Она нервно прошла к окну. Паки зависла пауза. Голицына, Дашкова, Потемкин и Безбородко, не зная, что и сказать, смотрели ей в спину. Засим Дашкова нашлась:

– Так и ушел бездетным князь Голицын, не родила ему Дарья Алексеевна, урожденная Гагарина. Ну, а мой родственник, Никита Панин и вовсе не женился, все некогда было за службой Российской короне. Он не ложно почитал Вас, Ваше Величество.

Екатерина скользнув в ее сторону взглядом, тихо усмехнулась:

– Никита Иванович со своей ленью был вынужден почитать меня, свою императрицу. До моего восшествия, хорошо помню, как он мучился, не хотел ходить на всякого рода построения и вахт-парады, кои должон был посещать, понеже Петр Федорович наградил его чином генерал-аншефа. Панин отказался от генеральского чина, заявив, что, естьли будут настаивать на его принятии, он отправится в Швецию. Когда об оном отказе доложили императору Петру, тот произнес оскорбительные для сего вельможи фразы: «Мне все твердили, что Панин умный человек. Могу ли я теперь верить сему?» – Екатерина ироническим тоном завершила: – Вестимо, графу токмо и оставалось, что идти под мои знамена.

Княгиня Екатерина Дашкова удивленно подняла брови:

– Я того не знала… – молвила она, смущенно оглянувшись на Потемкина и Голицыну. – Помнится, после многих раздумий и сомнений, я все же решилась заговорить с ним о низложении с престола Петра Федоровича. Но Никита Иванович стоял за соблюдение законности и за содействие Сената, хотя и понимал гибельность для страны правления таковым неуравновешенным императором.

– О да! – паки усмехнулась Екатерина и медленно прошла к своему креслу. Засим молвила:

– Он был за соблюдение законности, что означало, что трон должен наследовать законный преемник, то есть сын Петра – Павел. Его, Панина, воспитанник. А мне, матери Павла, до его совершеннолетия, отводилась роль регента.

Потемкин заинтересованно взглянул на Екатерину:

– И как сие произошло, что случилось инако, не как того хотел Панин? – спросил он.

Екатерина пожав плечами, ответствовала весьма просто:

– Может статься, во время подготовки переворота и его совершения, я и могла согласиться на роль регента, но в обстановке всеобщего ликования по поводу свержения императора Петра, и моего воцарения, мысль о регентстве сама собою исчезла, слава Богу!

– И потом Ваше Величество всегда доверяли Панину…, – полувопросительно промолвил князь.

– Не всегда, но чаще – да. Я могла бы погубить его карьеру с самого начала… Но случилось так, что в то время, промеж мной и воспитателем сына, были более или менее доверительные отношения, поелику, Панин, видя бесполезность протеста, не настаивал на регентстве. К тому же, я положила никому не мстить, даже явным сторонникам императора, таким, как Волков, Мельгунов, Михаил Воронцов.

Екатерина уже нервно обмахивалась веером.

– Кстати, – продолжила она, – отправив канцлера Воронцова в двухгодичный отпуск, я назначила Никиту Ивановича, присутствовать старшим членом в Иностранной Коллегии до возвращения канцлера. При том, он остается воспитателем наследника. Как вы все знаете, его временная должность продлилась почти двадцать лет…

– Да-а-а, он упражнялся в Коллегии с начала вашего царствования, исполняя роль канцлера, не являясь им фактически, – как бы подтвердила княгиня Екатерина.

– И он не требовал сей должности? – паки испросил князь Потемкин.

– Не требовал.

Князь, выпятив губу, уважительно смотрел на императрицу. Дашкова и Безбородко скрытно переглянулись. Княгине хотелось и далее говорить о достоинствах своего родственника, но Безбородко, как бы угадав ее намерение, вдруг с усмешкой молвил:

– Да, много было достоинств у покойного Никиты Панина, но его гораздую медлительность отмечал не один чужестранных дипломат. Я хорошо запомнил особливо одно из перлюстрированных писем француза Корберона.

И Александр Андреевич быстрым и четким голосом поведал на память содержание оного:

«Он встает очень поздно, забавляется рассматриванием эстампов или новых книг, потом одевается, принимает являющихся к нему, затем обедает, а после того играет в карты или спит, потом он ужинает и очень поздно ложится. Старшие чиновники его работают нисколько не больше его и проводят время за картежной игрой, причем проигрывают пропасть денег, до шестисот рублей в вечер, как случается, например, с Фон Визиным или Морковым, Бакуниным и другими».

Потемкин усмехнулся. Удрученное лицо Дашковой показывало, что все оное она знает. Екатерина Алексеевна сложив веер, устало молвила:

– Что там и говорить: за лет пять до своей смерти, он был далеко уж не тот, каковым начинал свою деятельность в Иностранной Коллегии. Примерно толико лет и князь Григорий Орлов был не у дел.

Глядя куда-то в пространство, тяжело вздохнув, государыня печально напоследок изрекла:

– Токмо Захар Чернышев не забывал о пользе отечества до последних своих дней.

Записки императрицы:

В августе умер граф Захар Григорьевич Чернышев.

Такожде, оказывается, умер любитель музыки, театра и литературы, веселый и остроумный статс-секретарь Адам Олсуфьев, причем, через два дня после кончины Сашеньки. Но Саше было 26 лет, а Олсуфьеву – 63.

Граф Безбородко рассказал весьма любопытную историю любви молодого архитектора, пиита и изобретателя Николая Львова к Марии Дьяковой, родители коей отказали ему в доме. Он женился на ней тайно, но живут, как прежде отдельно, каждый в своем доме. Безбородко сказывает, что Львов фантаниру-ет идеями, называет его русским Леонардо да Винчи и поручил ему строить новый почтамт. На сей неделе он представит мне оного гения.

Дж. Кварнеги довольно скоро строит церковь Казанской иконы Божьей Матери. Ужо похоронено около нее колико почивших людей.

Князь Потемкин поведал Екатерине о посещении графа Семена Зорича в Шклове. Разговор завела она: