И продолжил: – Ладно, решим. Подумаем, как правильно все оформить. И сами проведем углубленное обследование. Николай Петрович, – обращаясь к начальнику отделения, – примите к себе. Михаил Аронович, – уже к главному фтизиатру, – уделите внимание, пожалуйста.

В Приемном отделении перед расставанием Юрий Борисович опять прижимал Машу к себе, целовал прозрачные руки и говорил: – Часа через четыре я вернусь. Привезу туалетные принадлежности и все остальное. Если будет поздно, то я найду, как передать. Не грусти. У нас еще много дел. Нам еще Мамонтенка усыновлять. И она опять смеялась и плакала.

Из госпиталя, где он за этот день побывал уже дважды, Новиков возвращался в темноте. Вспоминая порядок, безупречную чистоту, четких и судя по всему, высоко профессиональных врачей, он думал:

– Армия – все же сила, несмотря на недавние тяжелые времена. И как удалось военной медицине сохраниться? Наверняка оборудование не давали, денег не выделяли, штаты резали. И лучшие специалисты, наверное, бежали во все стороны.

Когда он был уже недалеко от дома, знакомое чувство опасности застучало молоточками в голове. Не останавливаясь, он свернул к автобусной остановке и вскочил в отходящий автобус.

– Началось, – думал Юрий Борисович, – вернее продолжается. Ну что ж, где-то посидеть, потом в "час собачьей вахты", когда все часовые засыпают, тихо-тихо в квартиру, взять документы, еще кое-что, хорошенько провериться, чтобы хвоста не прицепить, и рано утром на второй электричке в Пушкино. Там снять комнатку в частном секторе и быть рядом с Машенькой, каждый день навещать, видеть ее и слышать ее голос, если это будет возможно.

План готов. На душе у Новикова потеплело. Он оглянулся вокруг. Увидел сидящую у окна пожилую уставшую интеллигентную женщину.

– Наверное, учительница, – подумал Новиков, вспомнив маму, – что-то в учителях есть такое, что позволяет их определять.

Ему захотелось подойти к учительнице и сделать, или хотя бы сказать, что-нибудь хорошее.

Юрий Борисович себя не узнавал. Что-то в нем переменилось. Он стал другим.

6

Четыре часа утра. Новиков с крыши соседнего дома уже полтора часа в лунном свете наблюдает за окрестностями своего дома. Главное внимание, конечно, двору и входу в подъезд. Для наблюдения освещение достаточное.

– Есть!

В темной машине, стоящей наискось от входа в подъезд, мелькнул красный огонек сигареты. Видимо, бандит курил, пригнувшись и с опущенной головой, но расслабился и приподнял голову.

– Говорила же мама наверняка, что курить вредно, – усмехнулся Новиков, – никакой дисциплины в засаде.

– Итак. Их в машине двое или трое. Наверняка с огнестрельным оружием. Задача: завалить меня и ходу. Все ясно как божий день. Для другого дела я им просто не нужен. Со мной им все понятно. Что делать? Убрать их? Нет. Пока не буду. Да и нечем.

Он вспомнил о вчерашней утренней схватке на лестнице, поморщился, левая рука заныла.

– Сильный ушиб, однако. На синяк смотреть страшно. Недели три будет беспокоить.

Новиков думал, как рациональнее поступить.

– Сделаю так. Зайду с обратной стороны. Внимательно осмотрюсь. Вряд ли у них там вторая засада. Подъездов же с той стороны нет. По водосточной трубе на третий этаж. Только бы выдержала. Вдруг ржавая, дом-то старый. Балкон. Балконная дверь закрыта изнутри. Придется перелазить к окну. Там открыта форточка, одна створка окна закрыта только на верхний шпингалет. Лишь бы никто из полуночников не увидел. Позвонит в полицию, приедут. Или убегать, или сдаваться. Полиции доверять нельзя: странную индифферентность проявила она в ответ на заявление Машеньки. Решено. Поэтому действуем спокойно, не торопясь, никого не трогая.

Все получилось так, как и планировал Юрий Борисович.

7

Сейчас он сидел в чистенькой, маленькой комнатке с отдельным входом и минимумом обстановки: стол, два стула, кровать. Над кроватью висел тонкий выцветший коврик с оленями.

– Этот живописный артефакт точно из середины прошлого века, – подумал Новиков.

На стене, где стоял столик, висела полка. На ней стояло десятка два желтых больших толстых томов. "Детская энциклопедия".

– Вот тебе и раз! – Новиков восхитился, взяв один из томов: – Первое издание, издательство "Педагогика", года издания – 1958-1962. Раритет!

Еще лежали подшивки журналов "Техника молодежи" и "Юный техник" из того же времени, что и энциклопедия.

– Это кто у нас юный техник? Бабуля, которая мне комнатку сдала, и целый час при этом паспорт вертела и фамилию в ученическую тетрадь переписывала?

Частный домик бабули находился недалеко от госпиталя на окраине Пушкино. Все складывалось удачно.

Юрий Борисович сидел и перебирал в памяти все, что случилось за последние дни. Вспомнил теплое участие, возникшее у него к пожилой уставшей женщине в вечернем автобусе, а главное, появившееся пронзительное желание защитить Машеньку от этого грязного мира, закрыть ее своим телом, такую маленькую и беззащитную. Да, он действительно со вчерашнего дня сильно изменился. Исчезли апатия и безразличие к окружающему, появились желание шутить и интерес к людям.

Каждый час в голову приходила мысль:

– Продадим к черту эти наши две квартиры, за которыми так охотятся бандиты, уедем с Машенькой в Крым, где климат для нее самый подходящий, благо полуостров стал российским. Там, где-нибудь в Ялте или еще где-то, по Машенькиному выбору, купим домик или хорошую квартиру, как Машенька пожелает. У них будет сын. Нет, лучше дочь! Ведь дочь любит своего отца вечно, каким бы он ни был. Это он прочитал у Хемингуэя, кажется. И был полностью согласен. Ладно, дав себя уговорить, пошел на компромисс Юрий Борисович, будут и девочка, и мальчик. Наследник, о котором мечтал его отец. Работать пойду тренером по стрельбе, а может быть, в какую-нибудь солидную фирму или охранное агентство. Все же я неплохой специалист по безопасности, средствам технического противодействия и охранным системам. Правильной охране ВИП-персон могу учить.

Тут Новиков себя укорил:

– Ты же наоборот, убирал этих персон!

Подумал-подумал и решил, что это одна и та же наука: правильно охранять ВИП-персон и правильно их убирать.

И потекли опять приятные мысли:

– Машеньке работать ни-ни. Ни в коем случае! Буду ее лелеять и холить. Будет она у меня радостная и счастливая!

Скорее б уж урочный час, когда Машеньку идти проведывать. Надо еще раз подумать, что Машеньке купить.

Вот и свидание! Маша была весела и словоохотлива. Щебетала, как птичка, рассказывая, что довольна двухместной палатой, куда ее поместили, похожей на номер в гостинице. Тут же и санузел, и душ. Чисто, светло. Соседка молодая приятная. Жена подполковника. Сегодня начались обследования.

Юрий Борисович заставил Машу при нем съесть большое яблоко и с полкилограмма черешни. Все это он заранее тщательно промыл, подготовил.

Узнав, что при туберкулезе надо есть сотовый мед и прополис, Новиков раздобыл их на московском рынке. Сейчас есть при нем соты с медом и прополис Маша решительно отказалась, но дала слово, что потом обязательно съест.

– Еще кумыс надо раздобыть. Лучше калмыцкий. – думал Юрий Борисович.

8

В таких заботах и ежедневных посещениях госпиталя прошло чуть больше месяца. Военная пенсия, пусть и небольшая, исправно поступала на банковскую карту. Перед походом в госпиталь он покупал Маше маленькие подарки и всегда цветы, чтобы постоянно стояли в палате и напоминали о нем. Однажды, купив в детском магазине маленького мохнатого Мамонтенка, он был счастлив.

Часто Новикова не пускали, все же режимный госпиталь, но Юрий Борисович быстро перезнакомился с охранниками, которым приносил сигареты и журналы, с сестричками, которых угощал конфетами. Так что находил всякие лазейки. Он раздобыл себе белый врачебный халат, кроме халата, проникнув в здание госпиталя, надевал на ноги синие пленочные бахилы. Про себя Юрий Борисович называл халат и бахилы маскировочными средствами, а угощение охраны, сестричек и других столь же важных особ – мерами оперативной маскировки и прикрытия. Даже с начальником отделения Николаем Петровичем, интеллигентнейшим человеком, умным и образованным, сумел подружиться. Новикова Николай Петрович не выгонял из отделения, когда тот, как разведчик в тылу врага, попадался контрразведке в лице строгой, холодной и значительной, как снежная королева, старшей медсестре. Он выговаривал Юрию Борисовичу в ее присутствии, вел в свой кабинет и вызывал туда Машу. Давал минут пятнадцать пообщаться наедине и выпроваживал: ее – в палату, а Новикова – с глаз долой. Когда же у Николая Петровича было время, они с Юрием Борисовичем разговаривали о литературе. О Сервантесе, Булгакове, Кафке, Хемингуэе, Френсисе Скотте Фицджеральде, которых оба любили. Конечно, о других писателях и их произведениях тоже.