Самостоятельность постепенно становилась нормой, а радость от пребывания в деревне становилась всё кратковременной – по мере того, как деревня пустела, а из душ взрослых выходила романтика. Зато радость от крупных футбольных турниров оставалась неким эхом от тех, других радостей.
Когда Маша в тот день, день финала Евро-2000, вернулась ночью домой, на терраске сидели отец, мать, тётя Надя, Андрей, дядя Витя и Алик. Как поняла Маша, мужчины отмечали возвращение электричества сначала у Алика, и, лишь когда стемнело, захватив с собой Алика, побрели обратно, на другой конец деревни. В темноте они потеряли тропинку и переходили речку вброд, а затем ещё долго блуждали в зарослях крапивы, поэтому выглядели они так, будто их всех сильно тряхнуло током.
– Я сделаю нормальный тропинка, – говорил Алик. – Эта никуда нэ годится.
– Да это вас этот повёл куда-то, – говорила мать, указывая на отца.
– Алик, нам с тобой придётся тут сидеть до утра, – говорил Андрей. – Я в темноте ничего не вижу.
– Да мы вам фонарик дадим, если что, – говорила тётя Надя.
– Кто там кого? – спрашивал отец. – Макаронники лягушатников или лягушатники макаронников?
– Лягушатники, – отвечала Маша.
– А как же вратарь макаронников? Он же всё тащит.
– Ему под конец разбили нос мячом. После этого он стал нервничать. Иногда казалось, что он потерял ворота.
И только дядя Витя, бывший моряк-подводник, сидел угрюмый, пьяно склонив голову над тарелкой. Ничего особенного он не видел в их ночном приключении. Для него всё это было не в новинку, и он не мог представить, что может быть иначе, поэтому даже не видел повода для разговора.
Мать не стала долго допытываться, зачем Маша держит в руках географическую энциклопедию и почему она не ложится спать: мысленно родители ещё продолжали гордиться своей старшей дочерью и поэтому легко закрыли глаза на бездельничанье младшей.
Рита поступила в оба института. Но выбрала МИЭТ: каждый день ездить в Москву ей не хотелось.
Все подруги Риты, многие из которых тоже были медалистками, поступали в гуманитарные вузы – кто-то из-за желания связать свою жизнь с юриспруденцией или экономикой, а кто-то от безразличия. Рита же точно знала, что станет когда-нибудь программистом. Уверенность её проистекала из трезвой оценки своих способностей, а вовсе не из-за того, что впереди ещё целых пять лет, в течение которых может произойти много поворотных событий, поэтому она даже не любила разговаривать с подругами на тему учёбы. Пусть подруги идут своим путём – она пойдёт своим.
Это было потрясающее время! Время загорающегося воображения! Даже родители в кои-то веки решили вместе отметить успех своей старшей дочери. Маша тоже приобщилась к этому семейному празднику. Русский устный она сдала на пятёрку. А все остальные экзамены – на четвёрки. Поэтому Маша считала, что добавила радости родителям. Отмечающие вместе что-либо отец и мать – зрелище необычное и, безусловно, приятное, поэтому – почему бы тоже не порадоваться за сестру, а заодно и за себя. Хотя было бы лучше, если бы весь мир, в том числе и её родители, отмечали то, что у неё начались каникулы, и то, что она скоро поедет в деревню. И ещё – то, что ей остаётся целых два года до поступления в институт.
* * *
Уже первого сентября Рита поняла, что легко ей не будет в течение всех пяти лет. «Институт – это не школа», – решила она. Институтские преподаватели не были на её выпускном и не были на бале медалистов Зеленограда. Здесь прошлые достижения ничего не решали.
Школьная медаль быстро поблекла, что объяснялось отчасти тем, что слишком легко дались успехи в школе, отчасти тем, что оставалась слишком огромная пропасть между реальным миром и идеальным. Казалось, нужно проделать колоссальный объём работы, чтобы преодолеть эту пропасть. Если бы хоть что-то в жизни улучшилось после того, как она окончила с медалью школу, то, может, и пять лет в институте не стали бы казаться такими страшными. А так получалось, что жизнь шла вперёд, успехи прибавлялись, но вместе с этим жизнь только усложнялась, а никак не менялась к лучшему.
В первом семестре были такие предметы: математический анализ, линейная алгебра, химия, физика, иностранный язык, философия, русский язык и физкультура. Всё практически то же самое, что и в школе, но только изучать надо более углублённо.
Уже через месяц Рита заметила, что некоторые студенты в её группе значительно лучше разбираются в изучаемых дисциплинах. В школе она всегда была одной из самых лучших. Чтобы кто-то её заметно превосходил – такого не было даже по русскому языку, а уж по техническим предметам – и подавно. Впрочем, большинство однокурсников были с Ритой либо на равных, либо даже уступали ей, лишь три-четыре вундеркинда «шарили» заметно лучше в математике и физике.
В группе её учились, как ей думалось, люди, куда как более достойные МИЭТовского образования, чем она. Некоторые из них могли разговаривать о компьютерах целыми часами. У самой Риты компьютер появился дома только два года назад, да и то она в него только играла. А у этих людей компьютеры, кажется, с раннего детства. Наверняка их родители – достойные люди. И что её собственные знания математики и физики по сравнению с этим! Сколько отец копил на первый компьютер! Как тщательно его выбирал вместе с одним из своих немногочисленных друзей, работавшим программистом! А у некоторых однокурсников, судя по их рассказам, было уже несколько компьютеров, и покупали они их в одночасье, когда вдруг хотели поиграть в какую-нибудь игру, для установки которой были необходимы более мощная операционная система или процессор.
Рите хотелось поддерживать разговор со всеми однокурсниками, особенно с теми, кто хорошо учился и разбирался в программировании. Но она не хотела разговаривать о программировании. Умения, способности, особенно к тем вещам, к которым она сама стремилась, значили для неё много, но больше всего ей нравились люди, у которых способности были глубоко запрятаны под ровным, будничным полотном жизни, а не выпячивали уродливым бугром. Таких людей в институте, казалось, не было. Либо посредственность, либо тот, к кому подойти страшно, потому что боишься отвлечь его от мыслей, которые наверняка далеки от пустых разговоров, и, главное, потому что не знаешь, как он к тебе относится – существуешь ли ты вообще в его мире.
В группе помимо Риты было только трое девчонок. Старостой была Илонка. Умом и знаниями изучаемых предметов она не отличалась, на втором курсе собиралась выбрать инженерное направление, потому что в программировании и в математике разбиралась не особо хорошо. Впрочем, и на будущего инженера она не была похожа. Она была прирождённым руководителем – и на этом все её студенческие достоинства исчерпывались. Рита с первых дней подружилась с Илонкой.
Две другие девушки были значительно скромнее: даже с общительной Илонкой они разговаривали мало, а Риту и вовсе как будто не видели. Казалось, они не замечали, что девчонок в группе всего четыре, поэтому отношения между ними должны быть особенными.
Когда прошёл месяц учёбы, было решено отметить день группы. Илонка была главным организатором. Хотя собрать людей активно помогал ей Алексей – высокий парень, приходивший на занятия всё время в пиджаке и галстуке, с громким голосом, с лидерскими качествами. Поговаривали, что Алексей в школе был далеко не отличником, ни на какую медаль он не шёл, в отличие от многих одногруппников. Но в институте он был одним из тех самых вундеркиндов, которые разбираются буквально во всём. Исключением был русский язык, с которым у Алексея были серьёзные проблемы. От других вундеркиндов и просто очень хороших студентов Алексей отличался недисциплинированностью и раскрепощённостью, особенно за пределами института. Его можно было часто увидеть с пивом в руке после занятий. Поговаривали, что несколько раз его хотели выгнать из общежития за «плохое» поведение. Пришлось ему поменять несколько соседей по комнате, чтобы найти компанию по душе – компанию людей, у которых учёба была на втором месте. Посредственные люди наверняка считали, что Алексей – обыкновенный, ничем не привлекательный молодой человек, который, подобно многим своим ровесникам, любит довольно примитивные развлечения – напиться в компании друзей, сходить на дискотеку и т. д. Более же внимательные люди обнаружили бы за внешней «примитивностью» глубокий ум и восхитились бы его способностями, а «примитивным» Алексей казался во многом из-за того, что сам людей не классифицировал по степени «сложности» – редкое качество у людей, метящих высоко.