25 августа 1930 года

Детройт

За окном была темень, и шел дождь. Он шумел и шумел, словно говоря, что август скоро закончится и наступит сентябрь. В старом четырехэтажном доме на пересечении бульвара Вашингтон и Клиффорд-стрит, комнаты которого сдавали для жилья и офисов, в сумрачном помещении, за столом у окна, сидел мужчина с усталым лицом. Он был в мятой одежде, небрит и курил, задумчиво глядя на несколько предметов, которые лежали перед ним. Номер журнала «Атлантик – мансли» с большой фотографией президента Гувера на обложке, две монеты по одному дайму и один серебряный доллар 1922 года с потемневшей головой Свободы. На вид мужчине можно было дать лет двадцать пять. Ворот мятой белой рубашки был расстегнут, коричневые помочи, державшие серые мятые брюки, плотно прилегали к широким плечам. Сигарета уже заканчивалась, и человек бросил взгляд на пепельницу, которой служила жестяная банка, а затем в мусорную корзину, в которой валялась зеленая коробка из-под сигарет, почти полностью исчезнувшая под скомканными клочками бумаги.

Он встал и прошел в угол комнаты, к окну, где на тумбочке расположилось массивное радио. Когда вилка оказалась в розетке, из динамика раздался писклявый блюз Кинга Соломона Хилла. Мужчина поморщился и выдернул шнур. И снова шум дождя заполнил сумрачную комнату. Наш герой перевел взгляд на стену, где на солидной бумаге в рамке значилось его имя – Кел Бейкер и было указано, что сей джентльмен – частный детектив. Он снова поморщился и подошел к шкафу с книгами и почти пустой бутылкой виски на верхней полке. Мысли от усталости и алкоголя уже начинали путаться и представляли собой примерно это: «Как меня все достало! Эта жуткая вонь повсюду. Запах газолина, пороха и растерзанных бандитов, которые валяются в продырявленных паккардах и кадиллаках. А фотографы, алчущие насилия, запечатлевают эту всю мерзость на пленку, чтобы урвать лишний доллар в какой-нибудь паршивой газетенке. Правительство и полиция погрязли в коррупции. Нам постоянно врут. Врали про Вильсона, что у нас есть президент. А оказалось, что его разбил паралич и он не принимал участия, когда утверждали Восемнадцатую поправку, которая привела к катастрофе. Теперь все эти гангстеры наживаются на бутлегерстве и свободно разгуливают по улицам, словно они короли мира. Гардинг, пока его не траванула жена, с пропитыми глазами, картами и девочками, напустил этих крыс в правительство и полицию, и теперь их вытравишь только динамитом. Кулидж разбазарил последние деньги, передав Гуверу растерзанную страну, которая вот уже три года пьет, стреляет, играет в маджонг и не вылезает из спикизи, если есть на что пить. А если нет, то загибается от голода и прыгает с крыш домов. А кругом афиши со смазливыми рожами гейблов, грантов и тому подобных дармоедов. Да, простой человек хочет забыться на пару часов, если потратит два дайма на билет в кино, или на четыре часа, если потратит дайм на дешевый журнал с дешевыми детективами, типа «Блэк мэск», или же на более долгое время, если потратит два дайма на сигареты. Только последние лишь немого расслабляют. Кстати, не пойти ли мне и не купить их, все равно на оплату этой комнаты у меня не хватит. Вдруг в «Мустанге» и найду клиента. Хотя, кому сейчас нужен частный сыщик?».

С такими невеселыми мыслями Кел Бейкер взял со стола деньги, надел плащ, шляпу и вышел в дождь.

Как будто что-то вспомнив, мужчина затормозил под скудным светом фонаря, который пытался освещать вход в дом, но которому это плохо удавалось из-за сильного ливня. Достав медные с погнутой крышкой часы на цепочке, он удостоверился, что шел первый час ночи. Вдохнув полный грудью свежий воздух, Кел улыбнулся: «Хотя бы иногда, в этом городе можно дышать. М-да, надо переходить на ночной образ жизни». Вдруг, справа от себя, он услышал, как открылась дверь соседнего дома и скрипучий голос крикнул:

– Убирайся отсюда, черномазый! Возвращайся на свою пальму! Если к утру ты все еще будешь у моего забора – пеняй на себя! Дверь с грохотом закрылась. Кел нахмурился и полез в карман за сигаретами, но вспомнив, что их нет, выругался и стал вглядываться в темноту. Действительно, у соседского забора кто-то сидел. Бейкер шагнул из-под навеса и только сейчас вспомнил, что не взял с собой зонт. Он поднял воротник, надвинул шляпу на глаза и отправился к сидящему.

Тощий негр держал над своей головой картонку на которой было что-то написано и дрожал всем телом. Нижняя губа у него отвисла, глаза закатились, и казалось, что он ничего не соображал.

– Эй, – позвал Кел.

Негр вздрогнул и опустил картонку, вода тут же стала заливать его голову.

– Буду работать за еду, – еле слышно произнес он фразу, написанную на его плакате, который он использовал в качестве зонта.

– Эк тебя занесло. Ты знаешь, что далеко находишься от Райского уголка? Здесь небезопасно для тебя.

Казалось, что тот его не услышал, так как он опять повторил всю ту же сакраментальную фразу.

– Ты можешь встать? – уже громче обратился к нему Бейкер.

Негр послушно стал подниматься на дрожащих ногах, но тут же опять в изнеможении опустился на постеленную прямо на дороге тряпку.

– Все понятно, – буркнул Кел и направился в ближайшую круглосуточную лавку. Ему пришлось разменять доллар, чтобы купить двадцатицентовую пачку сигарет, пятицентовую бутылку Кока-Колы и четырехцентовую буханку хлеба.

Негр непонимающе уставился на еду.

– Смелей, если ты действительно хочешь получить работу, – подбодрил его Бейкер, – у меня в одном баре хороший знакомый, может он возьмет тебя, но пока тебе нужно подкрепиться, чтобы ты, хотя бы дошел туда.

Кел отвернулся, чтобы не смущать парня, пока тот ест. Дождь уже перестал нещадно лить и перешел на редкие капли. Бейкер закурил и, вцепившись в забор стал смотреть на темные окна расиста. Он знал, что из-за таких как он, этот негр, как и миллионы других, ненавидит белых, даже сейчас, он был уверен, что тот со злобой смотрит ему в спину. Перед его глазами поплыли картины воспоминаний, как он, молодой полицейский, участвует в сдерживании разъяренной толпы, которая хочет линчевать чернокожего мужчину, подозревающегося в убийстве белого парня. Нет, это ужасная лицемерная страна, которая воспевает свободу, но где свободу имеют только богатые и белые. Поймав эту мысль, Кел презрительно сплюнул. Чавканье за его спиной прекратилось. Он обернулся и с нарочитой грубостью сказал:

– Давай, надо убираться отсюда.

Они шли по относительно тихому бульвару, хотя автомобили нет-нет, да и проносились мимо, обдавая их водой из грязных луж. «Хорошо, что в «Мустанге» можно предъявить лишь клубную карту, а не свою чистую рожу, чтобы тебя впустили», – усмехнулся про себя Бейкер. На пересечении бульвара и Стейт-стрит показались знакомые очертания бара. Это была забегаловка не для богатых. Здесь практически нельзя было встретить ни гангстеров, ни заносчивых белых. Обшарпаные деревянные столики, музыкальный аппарат и механический бильярд в углу мало кого могли заинтересовать. Здесь была совершенно обычная американская кухня с такими же безвкусными яйцами с ветчиной, как и везде. Из-под полы, при предъявлении клубной карты вам могли налить виски, правда, в чашку для кофе. А то мало ли, вдруг полицейские нагрянут. Бейкеру нравилось то, что хозяин здесь был честным малым и никогда не разбавлял крепкие напитки.

Оставив негра у входа под навесом, Кел отдал мокрый плащ со шляпой старому чернокожему слуге, которого держал владелец – Сэм Бакстер – добродушный пятидесятилетний отставной сержант. Бейкер познакомился с ним в полиции, когда его, зеленого салагу, приставили к нему – тоже не вполне опытному полицейскому, но исколесившему всю Европу во время Первой мировой войны в качестве сержанта сухопутных войск США. Они сразу подружились. У Сэма был добрый открытый характер и он мог подружиться с кем угодно, даже со злобным пауком.