– Чего? – смутился мой спутник.
– Шокера, – быстро поправилась я. – И у тебя получается с ним обращаться гораздо лучше, чем у меня.
Выбравшись из кабины пилотов, мы быстро зашагали по салону. Батарейки фонарика уже начинали садиться, и по салону бегал лишь тусклый жёлтый кружок, с трудом выхватывая детали.
– Как думаешь, – вдруг спросил Том, – стоит надеятся, что в багажном отделении что-нибудь сохранилось?
– Не думаю, приземление было жёстким. У тебя там что-то важное?
– Если только для меня лично…
– Значит, ничего важного. Нам нужно лишь то, что способствует нашему выживанию, всё остальное не имеет значения.
– Жаль, – коротко высказался мой спутник.
– Прими это как данность, – понимающе хмыкнула я. – Сейчас важен только ты сам, а вещи – это лишь вещи.
Когда мы подошли к выходу, англичанин невольно обернулся и в последний раз осмотрел салон самолёта. «А ведь он мог навсегда попрощаться здесь с жизнью» – мелькнула у меня в голове липкая мысль. Задавать вопросы о том, что с ним произошло, я всё ещё не осмеливалась. Я знала, насколько это тяжело, и ждала, пока он сам захочет рассказать мне свою историю. К тому же, допускаю, я была совсем не тем человеком, с кем он мог бы разоткровенничаться.
– Я вот, кстати, была очень привязана к некоторым вещам и воспоминаниям, – решила я разбавить его гнетущее молчание. – Но каково это бегать по городу и пытаться выжить с фотоальбомом за плечами, любимыми книгами или семейным сервизом? Сам понимаешь абсурдность ситуации.
Мой спутник неопределённо хмыкнул и двинулся к выходу. Сегодня нам везло, уже давно обшарив самолёт, зомби потеряли к нему интерес и воспринимали его как часть местного ландшафта. Впрочем, его заселение было делом одного-двух дней, наша вылазка за картой была очень своевременной.
– Куда теперь? – англичанин помог мне спуститься на землю.
– Нужно изучить карту и обсудить план действий.
– Выходит, нам вновь придётся подыскивать жильё?
– Да, только в этот раз по-тихому, без приключений.
– А потом мы снова будем спасаться бегством через окно? – скептически уточнил Том, вскинув бровь.
– Давай будем мыслить позитивно, до сих пор я выходила через окна всего раз двенадцать…
– Двенадцать?!
– Считая наш последний, – поспешно вставила я.
– Знаешь, это серьёзная статистика!
– Да брось! – нервно рассмеялась я. – Гораздо чаще получается сбросить хвост, это мы с тобой были неосторожны.
– А мне показалось, что нас легко заметили и почти настигли, – с жаром заговорил Стэнсбери. – Я сомневаюсь, что следующий раз пройдёт гладко!
– А разве у нас есть выбор? Нам ведь всё равно придётся искать ночлег. Наш спор лишён смысла.
Мужчина не на шутку задумался и нахмурил брови, что, на мой взгляд, выглядело весьма забавно. Ответ был слишком очевидным, чтобы его стоило озвучивать.
– Не беспокойся, далеко в город мы не пойдём, – наконец заговорила я спокойно. – Вернёмся к домам возле проспекта. Сам видел, что там достаточно тихо. Идём.
Мы уже хотели отправиться обратно, пробрались под колесом обозрения и вышли к носу самолёта, как путь нам перегородила чёрная собака, что-то старательно вынюхивающая на дорожке. Я попятилась. С самого начала эпидемии я старалась не контактировать с животными. Том, озабоченный моим поведением, тоже остановился. Перед нами был тощий чёрный спаниель и вряд ли он представлял какую-либо серьёзную угрозу, но рисковать не хотелось. Развернув Томаса, я настойчиво повела его в противоположную сторону. Под хвостом железной птицы оказалось достаточно места, чтобы пролезть.
– У тебя кинофобия? – наконец спросил Том.
Мы шли вдоль набережной, небо прояснилось и солнце сегодня было ярким, покрывая искрящейся рябью полосу реки.
– Нет. Просто сейчас все собаки бездомные, они дичают, могут переносить бешенство или даже зомби-вирус. Я не хочу рисковать.
Со стороны самолёта донёсся собачий лай.
– Слышишь? Скорее всего, возле самолёта появился заражённый, – заметила я, настороженно оборачиваясь. – Все собаки реагируют на них агрессивно. Поэтому, если где-то поблизости залаяла собака – вероятнее всего, тебе пора сваливать.
– Учту, – слабо улыбнувшись, пообещал Томас.
Мы быстрым шагом отдалились от места крушения и, убедившись, что за нами нет хвоста, позволили себе сбавить шаг.
– Тин, расскажи мне о себе?
– Что это так вдруг? – усмехнулась я, застигнутая врасплох его вопросом.
– Просто подумал, что ты обо мне знаешь несправедливо больше, – улыбнулся он в ответ.
– Давай не сейчас, – быстро попросила я. – Не хотелось бы отвлечься и нарваться на неприятности.
– Вся набережная пустая! Что может пойти не так?
– О, всё что угодно!
– Кстати, что это за река?
– Томь, – сказала я и тут же рассмеялась. – Река называется Томь, ты представляешь? – повторила я, в ожидании, когда до него дойдёт это странное совпадение.
– То…
– Мь! – с улыбкой закончила я, указывая на серые воды реки и разводя руками. – Том, это река Томь. Томь, это Том.
– Да ладно! – мужчина озадаченно уставился вниз, а в уголках его глазах уже собрались весёлые морщинки.
Он нервно облизнул губы и, расплывшись в широкой улыбке, вновь перевёл взгляд на меня.
– «Томь»? Забавно.
Пройдя чуть дальше, я заметила впереди какое-то движение и решила свернуть к зелёной части парка, где в случае опасности нам будет проще спрятаться.
– Ты ушла от моего вопроса, – вскоре заметил англичанин, – Ты расскажешь мне что-нибудь о себе?
– Ты сам спросил про реку, – я невозмутимо пожала плечами.
– А теперь спрашиваю про тебя, – настойчиво продолжал наседать мой спутник.
– Что тебе интересно? – с наигранным безразличием осведомилась я.
– Например, чем ты занималась до эпидемии? Ты училась? Работала?
– Это долгий и ужасно нудный рассказ, – уже в который раз попыталась я уйти от расспросов.
– У нас много времени, – терпеливо отозвался Томас.
К его несчастью, воспоминания о прошлой жизни не приносили мне радости, и рассказывать о себе мне не хотелось, пускай мне и польстила его заинтересованность.
– Давай как-нибудь в другой раз, – попросила я, втягивая голову в плечи. – Сейчас не время.
Том почувствовал смену моего настроения и не стал больше настаивать. Тем временем мы добрались до забора и перелезли на сторону проспекта. В пределах видимости было несколько заражённых, но мы осторожно обогнули опасный участок и зашли в первый попавшийся двор. Здесь была небольшая детская площадка и несколько подъездов. Я оставила Стэнсбери снаружи – следить, чтобы за мной никто не зашёл, а сама отправилась на разведку.
Первый подъезд был достаточно мрачен, здесь в прошлом случился пожар, а сейчас царила разруха. Пройдя все этажи, я так и не нашла квартиры, отвечающей моим требованиям. Выйдя, я обменялась с Томом условными знаками и отправилась в следующий подъезд. Здесь мне повезло больше – нашлась довольно неплохая пустая квартира на третьем этаже, с небольшим запасом непортящейся провизии и надёжной дверью. Все квартиры этажом ниже зияли разбитыми окнами и пустотой. Что меня, в принципе, тоже устраивало. В приподнятом настроении я спустилась вниз.
Выйдя из дома я, к своему ужасу, не увидела Тома на прежнем месте. Судорожно оглядевшись по сторонам, я всё-таки обнаружила его неподалёку – у детской площадки. Он стоял в полный рост, всё его тело было заметно напряжено, а в руке он наизготовку держал шокер. Что же его заинтересовало там? Я уже собиралась подойти ближе, как увидела то, что повергло его в оцепенение – напротив Тома стоял ребёнок. Естественно, это был неживой, заражённый ребёнок, что несложно было определить по его синему оттенку кожи и запёкшейся крови на одежде. Что же касаемо остального – к сожалению, заражённые дети по своему внешнему виду мало отличались от настоящих. Это был маленький мальчик, навскидку, ему было лет пять. Он стоял всего в нескольких метрах от Тома и почему-то не пытался напасть. Но бездействие мужчины меня пугало куда больше.