– Ты ничего не хочешь сказать мне?

– Что я должна сказать тебе? – намеренно холодно осведомилась я.

– А тебе нечего сказать? Знаешь, в мире есть сотни и тысячи подходящих фраз… Будь добра, выбери хотя бы одну из них и объяснись.

Так и не осмелившись ответить, я отвела взгляд. Мужчина глубоко вздохнул и через мгновение добавил:

– И снова ты молчишь, – констатировал он. – Вчера вечером общаться с тобою было куда приятнее.

– Что ж, не общайся, – неконтролируемо огрызнулась я. – Я не навязывала тебе своё общество!

– Вчера ты никого из себя не строила, ты была настоящей, Тин! – в глазах Тома читалось сожаление и плохо скрываемая досада.

– Никого из себя я не строю!

Англичанин поморщился.

– Тогда скажи правду! – потребовал он.

– Я не понимаю, о чём ты.

Я чувствовала, что каждой своей фразой всё больше раздуваю его негодование, но никак не могла остановится. Ведь признание, в моём понимании, было равносильно несмываемому позору.

– Хорошо, спрашиваю конкретнее, – нахмурился Томас. – Почему ты меня поцеловала? Скажи мне, я хочу это знать.

Я невольно зажмурилась от прозвучавшего вопроса. Мой пульс участился, хотя я искренне думала, что дальше просто некуда.

– Или между нами действительно ничего не было, как ты и сказала? Будем считать так?

– Так ты всё-таки не спал? – тихо спросила я, сгорая от подступающего стыда.

– Пожалуй, я был бы плохим актёром, если бы ты поняла это.

Между нами повисла тишина. Мне так ярко припомнился прошедший вечер и наши танцы, как мы смеялись и дурачились в темноте. Мне было так приятно и легко находиться с ним рядом, а когда затихла музыка, всё словно оборвалось, и повисла тишина, подобная этой. Но сегодня тишина была куда страшнее. В той мы укладывались спать, и Том постоянно шутил. Мы легли рядом, потому что за весь вечер так и не смогли наговориться. Я не помню, кто уснул первым, но помню, что страшно не было. А вот сейчас было страшно. И неловко. В сегодняшней тишине не было лёгкости. Тишина была не вокруг, а между нами.

– Между нами тишина, – робко улыбнулась я, как бы извиняясь.

Том неопределённо хмыкнул:

– Скорее недосказанность.

Стэнсбери решительно сделал шаг по направлению ко мне. Я же, только заметив это, попятилась.

– Не подходи ближе, – решительно предупредила я, совершенно не понимая, что у него может быть на уме.

Проигнорировав мои слова, мужчина всё же приблизился, в итоге оттеснив меня к шкафу.

– Не беспокойся, ближе, чем этим утром, я к тебе не буду, – вкрадчиво объяснил англичанин.

Он безрезультатно попытался усмирить свисающую мне на лицо влажную паутину волос и со снисходительной усмешкой сдался.

– Знаешь, – тихо сказал он, тщетно пытаясь поймать мой взгляд, – в любой другой ситуации я бы промолчал и пустил всё на самотёк. Притворился, что ничего не почувствовал или ничего не помню. Ну, правда, чего мне это стоило, Тин? Но не сейчас. Не здесь. И не с тобой.

Я жадно слушала каждое его слово, но уже давно для себя решила, что ни в коем случае не скажу ему всей правды. А я была очень упёртой в своих решениях.

– Пожалуйста, скажи мне, почему ты это сделала? Это важно.

О, это была настоящая пытка! Во мне всколыхнулось недовольное чудовище. С трудом удерживая свой острый язык, я пыталась подобрать слова для ответа, которые звучали бы невиннее всего. К сожалению, подобных слов практически не находилось. Вообще английский достаточно прямолинейный язык, а с моим словарным запасом очень трудно было увиливать.

– Ты красивый, когда спишь, – вырвалось у меня наобум, и я сама тут же пришла в ужас от сказанного.

Моё лицо исказила жуткая гримаса отчаяния: «Что?! Что за хрень я сейчас сказала?!» Но слово, как известно, не воробей.

– Эм, – Том, очевидно, смутился. – Это мило. Спасибо.

Так и не дождавшись ничего более убедительного, он вскоре отстал от меня, неспешно прошёлся до дивана и сел. Некоторое время он просто смотрел перед собой и думал о чём-то своём, а после устремил взгляд, полный недоумения, на меня. Я по-прежнему стояла, подпирая дверцу шкафа, и молчала, стараясь не забиться в истерике прямо в его присутствии.

– Так сколько тебе лет, говоришь? – неуверенно уточнил Стэнсбери.

Чёрт возьми, от его укоризненного взгляда мне действительно впору было выйти в окно!

– Впрочем, неважно. Чувствую, ты всё равно не скажешь мне правды, – Том словно отмахнулся от какой-то навязчивой мысли и натянуто улыбнулся. – Давай договоримся так: с этого дня мы спим раздельно, ладно? Чтобы не… мешать друг другу спать. Что скажешь?

Я, не в силах ответить ему, сдержанно кивнула.

– Вот и отлично, – Томас удовлетворённо хлопнул ладонями по коленям и поднялся с дивана. – Да, позволь узнать, в ванной, ещё осталась вода?

Второй кивок вышел у меня более убедительным.

– Отлично.

Мужчина быстрым шагом вышел из комнаты и чуть позже я услышала, как закрылась дверь ванной. Наконец-то отлепившись от шкафа, я на негнущихся ногах добралась до разложенного дивана и упала лицом вниз на одеяла. Постельное бельё всё ещё пахло нашими телами, я смяла его в руках и зарычала от бессилия.

Некоторое время я лежала там и мычала нечто нечленораздельное. Потом вдруг резко вскочила, прошла к ванной и дёрнула дверь. К сожалению, а быть может, и к счастью, дверь оказалась запертой. Том, очевидно, тоже не любил сюрпризы. Моей смелости хватило ровно на то, чтобы добраться до двери ванной, так что я тут же вернулась в комнату и бухнулась обратно на диван.

Мне было дико стыдно перед ним и хотелось извиниться. Однако в голове маячила и ещё одна навязчивая мысль: «Если бы он не притворялся спящим, ничего этого бы не было! Чего он ожидал от меня? Зачем провоцировал?»

Из терзавших мою душу размышлений меня вырвала хлопнувшая дверь и приближающиеся шаги. Я, гонимая внезапным порывом, забралась под одеяло и закуталась в него с головой.

– Ты что-то хотела? – спокойно поинтересовался Томас, застыв в дверном проёме.

– Нет, – соврала я, выглядывая из одеяльного «кокона».

Сердце, казалось, билось уже где-то у горла. Моему взору открылся его обнажённый торс и полотенце на плече. Второй частью полотенца он тёр голову, и влажные волосы были непривычно тёмными. Рассмотрев меня, он улыбнулся:

– Ты решила сделать для себя нору?

Наконец-то я вновь увидела его открытую улыбку, и от этого словно камень с души упал. Я улыбнулась ему в ответ, поздно сообразив, как нелепо, должно быть, выгляжу. Мужчина оставил свои волосы в покое и, чуть посомневавшись, сел рядом.

– Извини, если обидел тебя, – аккуратно подбирая слова, начал говорить Том, – или напугал. Я не хотел, правда.

Я жадно пожирала глазами каждый сантиметр его спины и слушала.

– Немного не понимаю тебя…

Том усмехнулся, наблюдая за мной вполоборота.

– Иногда ты говоришь очень серьёзные вещи, настолько серьёзные, что заставляешь меня чувствовать себя дураком и поражаться тому, какая же ты умная. А иногда, – он кивнул, намекая на моё состояние «кокона», – ты ведёшь себя вот так. Ты пойми, я просто не знаю, как к тебе относиться. К тебе и… твоим действиям.

– Извини, – тихо отозвалась я, пристыженная его словами.

Англичанин выжидающе смотрел на меня, и я понимала, что не могу позволить себе промолчать снова. Однако подобрать нужные слова было сложно. Наконец, набравшись смелости, я неспешно выбралась из одеяла и села рядом с ним. Судя по выражению лица Томаса, моя решительность его определённо порадовала.

– Между прочим, это ты своим присутствием заставляешь меня вести себя по-дурацки! – бесцеремонно ткнула я его пальцем в оголённый бок.

– О, ты несправедливо обвиняешь меня! – рассмеялся Том, слегка театрально отклонившись, и потёр рёбра.

– Факт остаётся фактом, – ухмыльнулась я, загребая рукой свои непослушные волосы назад. Они наконец-то высохли и теперь страшно пушились.

Томас внимательно проследил за моими действиями и широко улыбнулся: