Первое, что я испытала, когда мой взгляд сфокусировался, был шок. Буквально в нескольких сантиметрах от моего лица находилось лицо Тома Стэнсбери. Он мирно спал. И да, это его рука лежала на моей талии. Следом пришло некоторое раздражение – я отлично помнила, как мы спорили кто и на какой половине дивана спит! И мне было непонятно, когда и при каких обстоятельсвах эта заветная граница вдруг оказалась нарушена. И, наконец, я осознала самое страшное – своё возбуждение. Меня ощутимо кинуло в жар. Том и я в горизонтальном положении – такого я не могла себе представить даже в самых смелых фантазиях! Готова поспорить, что большинство фанаток мечтали очутиться на моём месте и непременно бы воспользовались ситуацией. Я же старалась не шевелиться и даже не дышать.

«Вот чёрт, – лихорадочно метались мысли в моей голове. – Чёрт, чёрт, чёрт! Так дело не пойдёт, нужно сваливать!»

Как назло, к нему хотелось прикоснуться. Эти знакомые черты лица: острые скулы, подбородок, шея… Он был весьма хорошо собой. Каюсь, я не смогла сдержаться. Грудная клетка мужчины спокойно и размеренно вздымалась под тканью зелёной футболки. Затаив дыхание от волнения, я коснулась его груди ладонью и ощутила мягкое тепло, а прижав плотнее, смогла почувствовать, как бьётся его сердце – чёрт возьми, это было упоительно! Но для удовлетворения моего любопытства этого всё равно оказалось мало. Моё сердце бешено колотилось и изнывало. Я приподняла голову, прошелестев спутанными волосами по подушке, и аккуратно, практически невесомо дотронулась до его подбородка губами. Мягко. Но и этого мало! Его губы выглядели весьма соблазнительно. Я вспомнила, как он улыбается, смущается, смеётся, злится – я полюбила все его эмоции ещё до этой встречи. Мне хотелось дотянуться до его сомкнутых губ, запустить руку в волосы и притянуть его лицо ещё ближе, чтобы…

Я вздрогнула от слишком ярко представленного зрелища и поняла, что вот теперь точно пора с этим заканчивать! Почти с физической болью я отстранилась от мужчины, проклиная своё буйное воображение, и попыталась незаметно капитулироваться. Томас достаточно легко освободил меня из объятий, даже не пробудившись. Пожалуй, это меня несколько уязвило, но я ведь на это и надеялась, верно?

– Будем считать, что между нами ничего не было, мистер Стэнсбери, – нервно отшутилась я, поправляя вздыбленное одеяло.

На мгновение задержавшись, я всмотрелась в его лицо, в попытке разобраться, что чувствую на самом деле. И должна ли что-то чувствовать вообще… Наконец я мотнула головой, отгоняя дурацкие мысли, и отошла.

Кастрюля за ночь наполнилась дождевой водой и теперь можно было пополнить свои запасы. Воды оказалось более чем достаточно, и я решилась на небывалое затратное мероприятие – я решила помыться. Предварительно заперев дверь в ванную, я осталась при свете одного лишь фонаря – не хватало ещё неожиданностей.

Когда я вышла из ванной с мокрой головой, англичанин всё ещё мирно посапывал в подушку. Посчитав это подарком судьбы, я прихватила рюкзак и отправилась на кухню. Мне нужно было заняться важным делом – ведением записей.

«30 августа.

Заражённые люди проявляют интерес к открытому огню, но напрямую с ним не контактируют. Пока сложно определить, что конкретно ими руководит. Чувство самосохранения, предположительно, у них отсутствует.

Вчера опровергалась моя теория: заражённые люди в центральном районе – эпицентре эпидемии – передвигаются быстрее, чем встреченные мной ранее. Мне казалось, что без долгого отсутствия пищи, они должны были утратить скорость реакций и постепенно впасть в анабиоз. Удивительно, как долго они существуют без какого-либо питания. Переменный ток действует на заражённых так же. Источник заражения по-прежнему неизвестен.

Мне пришлось искупаться в реке, надеюсь, никаких последствий это не повлечёт. Нашла выжившего».

Я поставила точку и задумалась. Мои заметки о зомби, пожалуй, имели мало научности. Хорошо было бы внести больше практики, осмотреть хоть одно тело, взять биоматериал…

– А я думал, что взрослые девочки в наше время уже не пишут дневники, – послышался голос Тома прямо у меня над ухом.

От неожиданности я даже вздрогнула.

– Том! – возмутилась я, машинально захлопывая тетрадь. – Подглядывать нехорошо. И ты меня испугал, чёрт побери…

Я кинула на него рассерженный взгляд.

– Ух ты, – деланно удивился он, воззрившись на нечёсаную копну моих подсохших волос, – какая ты рыжая!

Англичанин всё ещё не надел свитер и щеголял в найденной здесь ярко-зелёной футболке, что весьма резало глаз.

– Не меняй тему разговора, – недовольно попросила я.

– Это твой естественный цвет?

В голубых глазах Тома прыгали искры озорства, очаровательные, но и не сулили мне ничего хорошего.

– Не совсем, – коротко отрезала я, стараясь сохранять спокойствие.

– Тебе очень идёт, – словно от обиды поджав губы, Том прихватил со стола консервную банку и уселся напротив меня, демонстративно крутя её в руках.

– Чистая голова-то? – я ухмыльнулась. – Тоже так думаю.

Мне пришлось отвести от него взгляд, воспоминания сегодняшнего утра были ещё слишком свежи.

– А какой настоящий? – продолжал он настойчиво пытать меня.

– Зачем ты спрашиваешь?

– Мне просто интересно, – Томас шумно вскрыл банку. – Ну, не о зомби же с тобой с утра говорить, в самом-то деле?

Действительно, не было ничего плохого в разговоре обо всякой ерунде с утра за завтраком, и я сдалась.

– Я шатенка.

– Пожалуй, рыжий тебе идёт больше.

– Спасибо, – я даже не знала, можно ли было это посчитать за комплимент.

– У тебя даже веснушки на плечах рыжие.

Томас с интересом ковырял тушёнку, загадочно улыбаясь, я же погрузилась в раздумья на тему: когда и при каких обстоятельствах он мог видеть мои плечи. Вчера вечером, когда я сняла с себя сырой свитер, было уже темно, а утром я проснулась первой. И эти его глупые вопросы – да что они значат вообще? Создавалось впечатление, будто он старался мне намекнуть…

Обескураженная внезапной догадкой, я приросла к стулу. Мне сразу стало как-то некомфортно находиться в его компании.

– Как спалось? – я из последних сил старалась сохранить на своём лице безразличие.

– Всю ночь проворочался, – с наигранной досадой ответил англичанин. – А тебе? Ничего не снилось?

– Неплохо, но сновидений не было, – сдержанно отозвалась я.

– Да? – удивился мужчина, – А мне показалось, утром тебе снился какой-то интересный сон. Точно ничего не помнишь?

«Это был не сон, – сокрушённо подумала я про себя. – И ты ведь это знаешь, Томас! Ты ведь всё почувствовал, да?»

– Нет, – сухо ответила я, не понимая, зачем он меня пытает. – Совсем ничего.

Загнанная в угол, я попыталась встать и уйти, чтобы закрыть эту тему раз и навсегда.

– Выходит, это мне приснилось, – как бы между прочим успел добавить англичанин.

На языке так и крутился вопрос, но задавать его, как и сознаваться в содеянном, искать оправдания или, ещё хуже – просить прощения, я не собиралась. Я просто взяла и вышла.

Зайдя в комнату, я с трудом подавила желание тут же сбежать из этой квартиры к чертям собачьим прямо через окно. Я совершила постыдную глупость и не знала, что теперь делать с её последствиями. Мне было дико стыдно.

Подойдя к окну, я бесцельно осмотрела окрестности и впервые отметила, что исчез дым от разбившегося самолёта. Очевидно, ночной ливень не оставил огню никаких шансов. Я глубоко вздохнула свежий воздух и закрыла глаза. Стоило успокоиться, собраться с мыслями и решить, как вести себя дальше. Даже если англичанин в курсе моего утреннего всплеска эмоций, это никак не повлияет на ситуацию. А за случившееся он меня простит, вроде не обделён интеллектом. В отличие от меня.

Слишком скоро послышались шаги – Томас зашёл в комнату и молча остановился. Собрав всё своё мужество, я обернулась, стараясь выглядеть как можно естественнее.

– Так всё же…

Том стоял на почтительном от меня расстоянии, спрятав руки в карманы и выглядел несколько удручённым.