Корабль падал по волне, уносился в черную бездну.

Вперед.

Вперед.

Туда, где полыхает, волнуется пространство.

Как будто его ждут там, как будто у него нет другого пути.

Гость повернул к нему свое темное лицо, произнес:

— Еще есть возможность изменить судьбу. Ты веришь мне?

— Ты — друг. Друг не может солгать.

— Ты должен мне поверить. И тогда обретешь свою гавань. Я дам тебе новую надежду. Без прошлого.

— Нет. Это не моя надежда.

Сол не спал.

Сол боялся и не хотел спать.

Он сидел один, в погруженной в полумрак кают — компании, за длинным, пустым столом и бессмысленно смотрел на вино в графине. Его тошнило. И еще была боль — ноющая, тупая, она тянула, что — то под его левыми ребрами, не проходила уже давно, изводила, не давала отдохнуть от себя.

Сол ни о чем не думал, он просто сидел и смотрел.

На графин.

В нем, подобно противному вареву, переливались смешанные, назойливые чувства — страх, ожидание и тоска. Иногда он принимался раскачиваться в своем кресле из стороны в сторону, как игрушечный зверек — вправо, влево, минуту, пять, десять… От этих движений ему как будто становилось легче, он словно отвлекал свое тело от боли, а себя от чувств. А еще его мучили судороги лица, ими свело губы и щеки Сола, и растирая их ладонями, он пытался вернуть лицу чувствительность. Иногда это удавалось сделать — судороги ненадолго отступали, чтобы вскоре вернуться, сковать, обезобразить.

Когда он собирался опять приложиться к бокалу с вином, его испугал внезапный и резкий голос бортового компьютера:

— Внимание всему экипажу! Не санкционируемое…

Через несколько секунд Сол выбегал из кают — компании в коридор. Правда бег этот нельзя было назвать бегом — правая нога почти не слушалась и волочилась за ним, как бесчувственная культя, его постоянно заносило вправо и он, ругаясь и срываясь на крик, постоянно пытался выравнять свое направление. У самой лифтовой площадки Сол все — таки не удержался на ногах, попытался опереться о стену, но упал, больно ударившись об пол ладонями и левой коленкой. Желудок Сола скрутило и его вырвало.

Потом, уносясь в лифте к ярусу, где находился Барьер, он заплакал — молча, не издав ни звука, от жалости к себе и страха.

— … Возгорание в блоке фильтра Барьера!…

Он хотел, чтобы все это, все происходящее с ним — гадкое и страшное в своей неизбежности, закончилось.

Но похоже, что неизбежное еще только начиналось, оно едва обозначилось, очертя грядущие перспективы.

Лифт замер — движение прекратилось.

Открылись двери.

Сол ковыляя, опираясь левой рукой о стену, направился к секции, за которой находился фильтр Барьера.

Здесь, в широком белом коридоре, со строгими вывесками, было светло и тихо. Шарканье ног Сола, разносилось далеко вперед. Через пару минут он вышел к большому и просторному помещению, залитому светом и наполненном едким запахом гари.

Причина возгорания была прямо перед ним, рядом с массивным входным люком в Барьер.

Сол замер, и правой рукой полез к кобуре с пистолетом, не послушные пальцы все никак не могли расстегнуть капризную застежку на ней.

Ааоли стояла перед входным люком в паре десятках метров от Сола, и лазерный резак в ее руках, ярким, малиновым лучом, с громким шипением, утопал в обуглившейся обшивке люка, выбивал из него снопы искр и густой, серо — черный дым.

Сол наконец — то вытащил пистолет — холодный и тяжелый, большим пальцем немеющей, правой руки снял предохранитель. Еще секунда и пистолет Сола направил свой ствол на Ааоли. Он хотел окликнуть флорианку, но та уже почувствовав его присутствие, оглянулась. Он увидел ее глаза, затравленный, дикий взгляд, ему показалось, что он даже смог разглядеть комочки застывшей крови у ее ноздрей, прилипшие к короткому, поседевшему меху.

Одетая в синий комбинезон, флорианка показалась Солу странным образом неряшливой.

Ее узкие губы растянулись в оскале, показали белые, острые клыки. Ааоли повела резаком в его сторону — лазерный луч быстро чертил на поверхности люка уродливую, черную полосу, метнулся по стене, разбрасывая во все стороны огонь, искры…

И тогда Сол начал стрелять…

Он просыпался мучительно, долго, уже избавившись от навязчивого сна, но все еще, не находя в себе сил уловить реальность, ухватиться за нее и открыть глаза. Непонятный, спутанный шум, гремел в его ушах, вызывая резкую, пронзительную боль.

Джил очнулся.

С трудом приоткрыл глаза и увидел над собой матовый, ровный потолок, слабо освещенный мягким зеленым светом ночника. Громкий, рокочущий шум, превратился в слова.

— Внимание всему экипажу! Не санкционируемое, контролируемое возгорание в блоке фильтра Барьера. Повторяю…

Джил пытался осознать смысл и значение услышанного. Монотонный голос повторял одно и тоже, снова, снова. В его голове разливалась тяжелая, колючая боль, и ему очень хотелось опять закрыть глаза — уснуть, забыться.

— … Возгорание в блоке фильтра Барьера.

«Возгорание».

«Барьер».

Понимание происходящего появилось неожиданно, подобно толчку. Он со стоном перекатился на правый бок, сел на кровати, задрожал, как от холода, застонал, закашлялся — громко, надрывно и мучительно.

— Внимание!…

Встал на ноги — все вокруг Джила плыло. Шатаясь, он босой и в трусах, направился к двери каюты. Яркий свет в пустом коридоре ударил его по глазам — Джил зажмурился, прикрыл лицо рукой, потом, выйдя на середину коридора, остановился.

Он не знал, куда идти — забыл.

Джил помнил, что такое Барьер, помнил, что ему надо дойти до лифтовых шахт, он даже знал номер нужного ему яруса, но в каком направлении следует идти, чтобы к этим самым шахтам попасть — не знал.

Забыл.

Совсем.

Стоя на прохладном, шершавом полу коридора, Джил растерянно смотрел, сначала в одну сторону, потом в другую.

Голос компьютера продолжал говорить свое сообщение, эхо слов уносилось в глубину коридора.

Это было дико и страшно. Озираясь по сторонам, Джил не узнавал окружающее, эти стены, двери напротив, близкий перекресток, где мутно маячила белая, квадратная вывеска.

Он направился к вывеске, пытаясь заранее прочитать написанное на ней, всматривался — перед глазами рябило.

Вывеска — указатель, с жирными, синими стрелками, гласила: «Ярус электронный», «Диспетчерская», «Челнок А», «Барьер».

Барьер!

Рассматривая указатель, Джил неожиданно обрел способность понимать, где он находится, он узнал это место, понял направление к шахтам.

И побежал.

По коридору до перекрестка, потом направо, мимо стеклянных стен темной диспетчерской, дальше к лифту. Боль, казалось, готова была разорвать его голову на куски, во рту появился противный, медный вкус крови.

Лифтовая площадка!

Яркий свет заливает широкое пространство вокруг, стальные поручни боковых лестниц, сверкают — невыносимо, до тошноты.

Двери лифта наконец — то открылись и Джил ввалился в кабину, прислонился к гладкой, коричневой стене, нажал нужную клавишу на приборной панели.

Двери плавно закрылись, началось движение вверх.

Его трясло.

Он наклонил голову и, глядя на свои босые ноги, видел, как капает на них его кровь — кап, кап, кап, кап, красные кляксы весело пляшут на голых пальцах, сбегают на глянцевый пол. Правой рукой, Джил вытер кровь у себя под носом — размазал ее по щеке.

И ждал.

Ждал.

Неожиданно голос бортового компьютера, объявил новое сообщение:

— Возгорание устранено.

Двери лифта беззвучно открылись.

Долгих пять минут Джил тащился по светлым, пустым коридорам яруса, прежде, чем оказался на площадке входа в фильтр Барьера.

Он сразу увидел в двух шагах от закопченного черной сажей люка Барьера, лежавшую на полу в луже крови, Ааоли. Она лежала на спине, подогнув под себя ноги и, глядя в высокий, белый потолок, а ее синий комбинезон на груди, стал темным — блестел бардовой влагой.