— Ааоли, может уставший человек отдохнуть или нет? — он театрально вскинул голову, голос его принял нотки сокрушения: — Мой корабль прошел дальний, очень дальний путь и я — простой, выдающейся пилот, хочу вкусить от благ лона природы…
— Какого «лона»?
— Природы!
Флорианка смеялась.
— Джил! Как жаль, что я не могу показать тебя своим друзьям. Ты — отвратительный актер! «Вкусить от благ»… Ха, ха…
Джил подождал, пока Ааоли успокоится.
Говорить ей о том, что под ее когтями у него на плече уже, наверное, сочится кровь, Джил не хотел.
— О! Прости, мой хороший, — она отдернула свою руку: — Я тебя немного царапнула…
— А ты что делаешь на Оре? — Спросил он.
— Я жду свою вахту, — видя его непонимание, флорианка сказала: — Мой хороший, я ухожу на буксировщике «Дальний». Моя первая вахта. Я — инженер. Или забыл?
Он чуть было не спросил ее, «что с тобой случилось»? Но вовремя спохватился.
Буксировщик!
Почти смертники.
Почти легенды.
— И когда ты… уходишь, Ааоли?
Ее кошачьи глаза расширились, показались слезы, другие слезы — горечь и страдание. Лишь на мгновение Джил увидел это выражение на ее лице, и уже через секунду, оно исчезло, пропало.
— Я на Оре уже неделю. Буксировщик на плановом ремонте. Обещают через неделю отправить в рейс.
Он молчал, не зная, что ей сказать.
Флорианка глубоко вздохнула, протянула ему свою руку для пожатия, наигранно весело произнесла:
— Через год вернусь. Тебя где искать — то? А, мой хороший?
Он не ответил.
Он не нашел, что ей ответить.
Вместо ответа, Джил в каком — то детском порыве, в котором смешались жалость и сочувствие, вдруг обнял ее — крепко, не отпускал.
Флорианка не двигалась, не ответила на объятие. Она просто стояла на месте неподвижно, как статуя.
Мимо проходили прохожие, но Джил не обращал на них внимания.
— Отпусти меня, мой хороший, — спокойно и тихо произнесла флорианка, и Джил ее отпустил.
Он стоял рядом с ней, глядя в ее лицо снизу вверх, не зная, что сказать.
Она сказала сама.
— Мы прожили с моим мужем всего четыре месяца, — Ааоли смотрела поверх головы Джила: — И его не стало.
— Ааоли…
— Мы все умрем, мой хороший.
— Ааоли…
Теперь она смотрела ему в глаза.
Флорианка слабо улыбнулась, произнесла:
— Джил, не делай из меня плаксу.
Напряжение ушло — все было сказано.
Они зашли в ближайшее кафе.
Джил заказал яичницу и чай, Ааоли — флорианское, пахнущее душицей, мясное блюдо и стакан молока. Они около часа обсуждали ее предстоящую работу на буксировщике, а Джил поведал ей о своем пребывании на П-39.
И вдруг он рассказал ей, зачем здесь.
Флорианка молчала с минуту, неподвижно сидела напротив него, словно манекен, потом сказала тихо, едва слышно:
— Антиграв…
— И я тебе этого не говорил, — Джил глупо улыбнулся.
— Котенок, ты влез в нехорошее дело. На этот раз.
Котенок!
Ааоли очень редко называла его котенком.
— Ты здесь один?
— Какая чудесная погода, сударыня…
— Хм. Дурак и дурак. Можешь не говорить. Ясно. Послушай меня внимательно, Джил, не будь нубом! Никуда не лезь. Ор — это не Заря и не Флория. За антиграв с тебя тут могут и шкуру спустить и на заборе повесить. Хочешь я пойду с тобой, мой хороший?
— Нет, Ааоли. Мне надо сделать это дело незаметно и по — тихому, а с тобой не заметно не получится.
— Возьми меня с собой — не будь нубом! Это не увеселительная прогулка.
Джил театрально прокашлялся и прорычал на манер флорианца:
— Ааоли, и, и, и!
— Нуб и дурак! Скажи хоть, где тебя искать, если что?
— Мой путь пространнен и тернист…
Она положила ему на запястье свою крупную ладонь и когти флорианки впились в его кожу:
— Ах ты, паршивец!
— Тетя, вы мне сделали больно. Я позову полицию!
Флорианка откинулась на спинку своего стула, смеялась грудным, низким смехом. Ее кошачьи усы дрожали, узкие ноздри расширились.
— Из всех людей ты для меня самый замечательный, — она смотрела на него, слегка наклонив голову на бок: — Надо было прикусить тебя тогда у реки — чуть — чуть.
— Ааоли, ты бы потом долго плевалась, у меня трудный характер.
— Ты не меняешься, котенок.
— Я не котенок, я взрослый мужчина! Что за…
Она махнула на него рукой, произнесла:
— Ориане долго добиваются антиграв. Не обольщайся на их счет. Если власти Ора узнают про антиграв, они тебя живым не выпустят.
— Я не думаю, что все настолько плохо. К тому же я — представитель Совета!
— Угу. Совета… У Совета будет новый представитель.
— Ааоли. Прекрати.
— Ты все — таки недалеко ушел от нуба. Хорошо. Я буду на Оре еще несколько дней, если понадоблюсь, то сможешь найти меня в гостинице Звездная даль.
Флорианка встала из — за стола и, сказав «до встречи, котенок», вышла из кафе.
Она всегда прощалась так — вскочила и ушла.
Наверное, у флориан так принято.
Джил посмотрел в свой пустой стакан, бесцельно покрутил его в руке, глядя на разноцветные лучи света, игравшие на его гранях.
Он вдруг пожалел о том, что отказал Ааоли взять ее с собой, и не потому, что боялся, а потому, что она хотела ему помочь.
Котенок…
Он вышел из кафе на улицу — не спеша.
Впереди был целый день и поиски антиграва.
Глава пятая. Сон в лесу
Ближе к обеду, Джил Ри вышел из вагона скоростного поезда на небольшой, пустующей станции в пригороде столицы. Прозрачные, широкие двери вагона за его спиной с тихим шипением закрылись, после чего состав светло — зеленый, как молодой огурец, также тихо тронулся с места, и за несколько секунд стремительно, набрав скорость, унесся по магнитной рельсе — скрылся из вида. Только зашумел где — то под выпуклой крышей станции, рассекаемый им воздух.
Яркое Светило наполняло своим светом весь окружающий мир вокруг, прозрачная крыша собирала под собой удушливый дневной зной. Высоко в голубом небе, плыли редкие, белые облака.
Пятеро пассажиров — три женщины средних лет и пожилой мужчина с конопатым юношей, стояли на противоположной платформе в ожидании своего поезда. Джил огляделся. По уходящей вниз бетонной лестнице, никто не спускался и не поднимался на эстакаду к вокзалу.
Было тихо и спокойно вокруг.
Он поправил на плече ремень спортивной сумки и быстрым, уверенным шагом, спустился вниз по лестнице, оказавшись у развилки двух грунтовых дорог. Под опорой эстакады росла высокая береза, метрах в сорока от того места, где стоял Джил, находился пластиковый навес — синий, с большей трещинной по левому краю, и повсюду, куда хватало глаз, вплоть до самого горизонта, тянулись взгорбленные низкими холмами поля, и растущий на них седой ковыль, колыхался под набегающим ветром, сказочными, шелковыми волнами.
Джил глянул в одну сторону, в другую.
Пусто.
По пыльной дороге слева, ветер гнал небольшой пыльный вихрь.
Судя по инструкции, которую Джил получил от посла Оода Клама, он должен был сесть на автобусной остановке в автобус номер семь и по асфальтной дороге доехать до поселка Каменный. Джил лично изучил карту местности, помнил обозначения дорог и маршрут пассажирского транспорта.
Дорог было две.
И они обе обозначались, как «с твердым покрытием» — асфальтированные. И еще два рейсовых автобуса, с номерами «семь» и «десять».
Он смотрел на пыльную, в ухабах дорогу, и вспоминал слова посла Оода Клама:
— Я, — говорил посол, и его лицо являло собой выражение наивысшей осведомленности о предмете обсуждения: — Хочу, чтобы все прошло с наименьшими неожиданностями. Поэтому, никакой самодеятельности — действуй строго по инструкции. Дело в принципе пустяковое — все разжевано до мелочей!
Джил оглянулся назад, посмотрел вверх на эстакаду со станцией. Снова на дорогу перед собой.
«Разжеваное до мелочей» дело оказалось с твердыми, хрустящими комочками и пустяковым уже не казалось.