– В личной кладовой Байрела, – показал Клоксу ключ Дойтен. – Что еще?

– Будь осторожен, – попросил Клокс. – Мадр осматривал труп того парня сегодня. Ну, который повесился в голубятне. Вестник из острога. Он не повесился.

– Утопился, что ли? – спрятал мешок за пазуху Дойтен.

– Его повесили, – ответил Клокс. – Придавили пальцами горло, гортань переломили. Судя по всему, железными пальцами. Два из них так и отпечатались. И уже мертвого повесили.

– Зачем же? – остолбенел Дойтен.

– Не знаю, – пробормотал Клокс. – Я вот думаю, а может, это все не охота, а забава такая? Игра?

«Забава такая…» – подумал Дойтен, разминая данный ему Клоксом мешок на северном берегу Дрохайта, стоя между двумя черными башнями, и вдруг замер. Ну точно же! Умар же об этом мешке говорил. Дно в два слоя, шов изнутри обметан суконной восковой ниткой. По канту – витой шнур. Но скотник же не брал в руки мешок. Что он мог увидеть снаружи? Только край шнура, да и то вряд ли? Или он видел другой мешок? Где его скотный двор? Близ островного мыса? Дилб же еще с утра кричал на площади у трактира, что обойдется этот скотник без пакли, если навоз убирать не станет. Воняет, как на Вонючем островке. Туда и переберется, если что, благо всего-то треть лиги. И будет помои в лодке возить. На северном берегу скотного двора нет, значит, он на западном. И недалеко. А что если он спрятал труп и забрал мешок?

Тяжелый удар колокола разорвал озерную тишину и даже как будто подернул рябью черное зеркало. Дойтен вздрогнул и нашел взглядом круглую башню на соседнем мысу. Кажется, и всего ничего высоты в ней, притулилась на каменном огрызке у самой воды, а загудела так, что голова готова расколоться. Если это и есть дом звонарки, ничего удивительного, что, как передал Клокс слова Байрела, ей голову перекосило. Только не в прошлом, а в настоящем.

– У меня бы глаза лопнули от такого звона, – вдруг услышал незнакомый голос Дойтен, обернулся и увидел странного человека с мешком под мышкой, который не менял осанку носильщика, а значит был набит чем-то легким. Человек показался на первый взгляд ни низким, ни высоким, лишь чуть-чуть пониже самого Дойтена. И одет был и не бедно, и не богато, а скорее удобно, да так, что не определишь, откуда он прибыл – и не из Тэра, и не из Сиуина, и не из Блатаны, и одновременно из любого места из перечисленных. И выглядел он как-то неприметно, хотя глаза сияли радостью, на губах играла улыбка, короткие волосы торчали во все стороны как у какого-нибудь рыночного добряка. И даже короткий меч на его поясе казался каким-то шутейным. Может быть, из-за ножен, украшенных шнурками и кистями?

– Неудивительно, что про эту звонарку говорят, будто ей голову перекосило, – радушно улыбнулся незнакомец, перебрасывая и в самом деле легкий мешок под другую руку. – Хорошо хоть, что звонит ее колокольчик всего лишь пару раз в год. Другой вопрос, где она его прячет? Вроде, нет звонницы на башне? А то, что есть, звенеть не может. Впрочем, какая разница? Теперь начнется. Этот звон означает, что в ночь ударит мороз, и озеро встанет. Сейчас вся местная братия помчится готовиться к путине. Места на бережку столбить. Повылезают из каменных нор, не протолкнешься на улице. А уж когда еще раз ударит колокол, думаю, при хорошем морозе через пару дней это может случиться, тогда уж ринутся в дело, – словно сам себе рассказывал незнакомец, пока не уперся взглядом в глаза Дойтену. – Не пойму, что за нож у тебя на поясе? Вроде диргский, а ковка сиуинская. Железо хоть хорошее?

– Не жалуюсь, – сдвинул к животу нож Дойтен.

– Забавная вещица, – кивнул незнакомец. – Пожалуй, получше диргского будет. Рукоять так уж точно. Это ты хорошо придумал, усмиритель, что зубила на скобе разместил. Очень хорошо. И по зубам можно съездить, и чужой клинок поймать. Не съедет. Только зря ты так его повесил, народ в городе ушлый, кошель могут и из-под исподнего вырезать, а уж нож-то и делать нечего. А что без ружья?

«Так надо», – подумал Дойтен, но ничего не сказал, потому как холодом обдало его, но не снаружи, а изнутри, да так, что заледенела и спина, и живот, и плечи, и чресла. А ноги он словно вовсе чувствовать перестал.

– Это слайбские ножны, – поймал незнакомец взгляд Дойтена. – Ты же с той стороны вроде, должен знать. Я тоже из тех краев. Потому и о диргах все знаю. Можно сказать, что из черных егерей.

– Поди у тебя и тэрский запяст есть? – неуверенно выговорил Дойтен.

– Да выдали побрякушку, – рассмеялся незнакомец и, тряхнув рукой, сдвинул из-под рукава серебряный браслет к тяжелой ладони. – Только это все обманка. Я из настоящих егерей. Не тех, что прикормлены Тэром, а из тех, что несут службу на западной стороне Черной гряды. Которые сами по себе.

– Я мало знаю про тех егерей, – сказал Дойтен. – Я и с этими, считай, не сталкивался, но те, к которым ты себя причисляешь, в наших краях слыли разбойниками похуже диргов.

– Ну, я представляю, какими разбойниками в рассказах диргов предстают арды из Нечи, – погрозил Дойтену пальцем незнакомец. – Ты ведь Дойтен? Да? А я Дейк. Уверен, что Сничта говорила про меня, хотя мне-то с ней особо поговорить не дали. Осерчал местный бургомистр, что я поклониться его женушке решил. Все-таки великая редкость – майстра. В поколении одна-две бывает на всю Ардану. А то и не одной. Ох, обломится ему еще его неучтивость… Говорила? Нет? Но если она не удостоила тебя разговором, тогда мой здешний приятель Фуар. Или Дилб. Кто-то непременно должен был сказать. Я, конечно, не такой болтун, как Дилб, но слова сплетать люблю. У нас за горами все как-то проще. А тут кругом особые порядки. Иноземцу, который приехал окунуться в черную воду, полазить по топи за кислой ягодой, полюбоваться зимней рыбалкой, когда на лед вытаскивается стеклянная рыба и нарезается тонкой стружкой, что тает во рту, трудно привыкнуть. Но привыкаю понемногу. А вообще городок хороший. Пожить можно. Но скучно! Я здесь уже месяца два. Имею последнюю задачу – дождаться путины и не сдохнуть от тоски. Хотя, думаю напоследок позабавиться как-нибудь. От всего сердца.

– У тебя столичный говор, – заметил Дойтен.

– Не сразу добрался, пришлось задержаться в Тэре, – улыбнулся Дейк, пустив во взгляд холодные искры. – Я быстро учусь. К тому же очень любопытен. Ты, кажется, тоже? Здесь ведь где-то был убит тот несчастный с мешком? Да, и лодочник, кажется, тоже где-то здесь пропал? В трактирах Дрохайта только об этом и говорят. А ты знаешь, как эти дрохайтцы хоронят мертвых? Смех да и только. Они привязывают им на ноги камень. Но веревка должна быть длиной в четыре локтя. И опускают на глубину. Стеклянная рыбица живет в придонном слое, но не на дне. Чуть повыше! Для нее это лучший прикорм. Так что, и лодочник, и этот несчастный – вполне возможно где-то там… Через неделю и косточек не останется. Там ведь перерывов не бывает. Это здесь зима, а в озере что зимой, что летом – вода одинаково холодна. И мы будем строгать ледяную рыбу, в которой плоть этого мешочника. Представляешь?

Дейк посмотрел на черную воду. И Дойтен посмотрел на черную воду, затем развернулся и пошел прочь, бросив через плечо:

– Пора мне.

За его спиной раздался смех:

– Если по нужде спешишь, то я могу и отвернуться. Мало ли, вдруг ты не тот, за кого себя выдаешь? Доброго здоровья тебе, господин усмиритель. Мое пожелание дорогого стоит, уверяю тебя! А нож у тебя хороший, точно тебе говорю! Я бы не отказался от такого ножа! У Фуара нож похуже будет, хотя он и с историей, и сила в нем немалая! Смотри, не потеряй!

Дойтен вышел по узкой улице прямо к скотному двору через несколько минут. Ошибиться было трудно. На камнях то и дело попадались блестки жира, раздавленные ободами колес. Затем пахнуло навозом.

Приземистое здание у самой воды не оставляло сомнений в своих обитателях, вряд ли свиньи могли жить где-то еще, хотя стоило задуматься, чем они заслужили внимание, которое Дойтен немедленно обнаружил. Сначала навстречу Дойтену попалась Алаин со спутниками. Он ясно разглядел ее только теперь, но спутать кого-то другого с ней было невозможно. Она шла молча, смотря точно перед собой, сияя голубым взглядом, и ее светлые, почти белые волосы развевались на морозном ветру как диргские флажки на разбойничьих шлемах, когда их конница пускается в галоп. Алаин прошла мимо Дойтена как мимо фонарного столба, но ненависть, которая ползла за ней шлейфом, усмиритель почувствовал сразу. Частью этой ненависти были двое – одутловатый тип с клыком и черномастный раздосадованный толстяк со шрамом. Клыкастый подмигнул Дойтену и оскалился в улыбке. Толстяк не удостоил Дойтена взглядом. Затем появились еще трое. Мадр, высокий светловолосый громила средних лет и Дилб. К удивлению Дойтена Дилб сокрушенно молчал, а что-то говорил, размахивая руками, незнакомец. Мадр направился к Дойтену, а Дилб и незнакомец проследовали в сторону трактира.