Дойтен взял в руки бутыль и окинул взглядом стол в поисках подходящей емкости. Откуда не возьмись подлетела Дора, поставила чистый кубок, смахнула тряпкой в ладонь крошки, прихватила пустое блюдо Клокса и исчезла, оставив все тот же медовый запах.

– Не девчонка а… золото, – опустилась на место судьи, судя по силуэту, чуть полноватая женщина, закутанная в темный плащ с капюшоном. – Давай, двигай сюда кубок. Хорошим вином в нашем трактире угощают храмовых старателей, и самой не в обиду будет пригубить.

Дойтен подвинул кубок и наклонился, пытаясь разглядеть лицо хозяйки. В полумраке на фоне белого, почти идеального овала блеснули черные глаза недавней красавицы.

– Осторожней, воин, – добавила смешок в голос женщина. – Не утони, глядючи. Что? Думаешь, чего это жена хозяина заведения таится в собственном доме? В какие игры играет? Переговорить мне с тобой надо. Голос твой услышать. Да и тебе не помешает ко мне прислушаться.

– Почему со мной? – хрипло спросил Дойтен. – Старший у нас – судья Клокс. Дознание ведет обычно защитник Мадр. А я так… Заткнуть, где дует. Подвязать, где рвется. Подай-принеси.

– Я их уже видела, – ответила женщина. – Дважды. Они заслуживают доверия. Но они напуганы. Давно напуганы, но напуганы навсегда. Были напуганы в прошлом, и страх их никуда не делся. Уж не знаю, что в их жизни приключилось однажды, но ты – не такой.

– Не пойму я что-то тебя, – выпрямился Дойтен, потому что черный взгляд постепенно словно прожег дыры в его глазах. – Не боится ничего только дурак.

– Поймешь со временем, – ответила женщина. – Тем более, что на первый взгляд ты не похож на дурака. Ну или не очень похож. Да и лечится дурость-то. Не досадуй, таиться от твоих напарников я тебя не прошу. Хотя, об их страхе разговор с ними не заводи. Страх от разговоров растет, как капуста от полива. Помощь мне твоя нужна. Только такая, о которой ни муж мой ни узнает, ни Клокс с Мадром. Сразу скажу, беспокоиться тебе нечего, предавать никого не придется, чужую постель греть тоже. Всего лишь сделать доброе дело надо.

– А добрые дела тоже тайком делаются? – спросил Дойтен, не в силах разобраться, то ли хмель ему ударил в ноги и голову, то ли голос незнакомки вытаскивает из него душу и наматывает ее на тонкие, но крепкие пальцы, и стал вспоминать лицо, силуэт, запах молочницы из Граброка, чтобы не утонуть в запретном.

– Бывает, что и тайком, – кивнула женщина. – Когда дело требует. Человека одного спасти надо будет. Опасность над ним нависла, да такая, что раздавить может. Не бойся, надрываться не придется. Обнять, да к себе прижать – и довольно. Из виду не упускать. Беспокоиться не о чем, ни прирастет – ни прилипнет. Да и поперек естества ничего делать не придется. Ни сраму, ни бесчестья. Только не жди подробностей пока. Просьбе моей еще время должно подойти. Кто знает, может, и не понадобится твоя помощь. А чтобы тебя это не сильно тянуло, я предупредить тебя хочу. Остеречь. И тебе польза, и мне спокойнее выйдет.

– О чем же? – спросил Дойтен, досадливо поморщившись. Лупоглазый незнакомец с клыком все так же не сводил с него взгляда.

– Странные дела творятся в нашем городке, странные, – сверкнула глазами женщина. – Он ведь уютный и милый, хотя и подземелья под каждым домом, какие водой залиты, а какие и уходят в черную глубину так далеко, что никто их не проходил до конца. Но не в них дело, мы ведь тут много лет горя не знали. Не заплыли жиром, но и ребра друг у друга не пересчитывали. А теперь словно почуяли что-то. Ужас ползет по улицам Дрохайта. И раздается что-то… словно поступь огромного зверя.

– Но вы же у себя дома… – заметил Дойтен. – На острове. Да и стены у вас, что твоя крепость.

– Это так, – согласилась Сничта. – Но это ведь как в лесу. Глубока нора у барсука, не всякий зверь ее сможет отвоевать. Но если медведь провалится в эту нору, в тот же миг не он у барсука в гостях будет, а барсук у него. Понимаешь?

– Пытаюсь, – кивнул Дойтен.

– Вот и ладно, разговор наш недолгим выходит, я еще подойду к тебе, хотя, может быть, не сегодня, – словно сама себе кивнула Сничта. – Через пять минут, как раз наша медовая девчонка придет с подносом собирать блюда с вашего стола, вставай и иди вдоль стойки к лестнице на второй этаж. Но не поднимайся. У ее начала дверь. Не стучи. Толкай и входи. Попадешь в коридор. За ним два воина, они там для того, чтобы за тобой никто не сунулся. Пройдешь по коридору пару десятков шагов до следующей двери. За ней тебя будет ждать Лэн. Там с ним и переговоришь, а потом или я, или Дора, или тот же Лэн проводят тебя в вашу комнату. Другим коридором. И Лэна им же выведут. Или вынесут, если напьется. А теперь… – Она как будто задумалась. – Скажи, откуда в тебе стойкость? По виду-то ни одну юбку не пропустишь. Тебя-то ведь Дойтеном кличут?

Дойтен кивнул, плеснул в рот вина, на мгновение закрыв глаза, не находя в себе никакой стойкости, и тут же понял, что не только глаза или голос женщины вызывали в нем дрожь. Еще сильнее заставляло его замирать что-то другое. То ли едва уловимый запах непреодолимой похоти, то ли гудение натянувшейся между ним и нею струны. И снова оставленная недавно подруга встала у него перед глазами. Голос вот только ее словно выветрился из ушей. Хотя, она-то как раз больше молчала. Или всхлипывала от счастья или от окончания беспросветного горя, разве теперь поймешь?

– Крепкий ты воин, как я посмотрю, – улыбнулась Сничта. – Держишься. Похоже, есть соломинка, на которой можно повиснуть. А вот муж мой – Байрел, однажды не устоял. Не перед кем-то. Передо мной. И не жалеет об этом. Двое сыновей у нас, да хранят их боги. Муж мой уже прибыл, кстати. Облился водой, плеснул вина в глотку, сменил платье. Так что сейчас будет говорить с Клоксом. Не тяни шею, Казур уже отозвал старика. Ничего хорошего Байрел судье не скажет, но кое-чем поделится. Плохие новости он привез в город, так что вся надежда на вас. Даже если вся помощь в вашем свидетельстве будет. Но об этом тоже потом. Сейчас я уйду, а пока запомни. Тот лупоглазый, что клыком сверкает и гримасу у тебя на лице лепит, что-то вроде вашего Мадра. Только от Храма Присутствия. Он с этой Алаин. Ее в зале нет. Она опаснее змеи в темной комнате, но и он не подарок, как мне кажется. Его зовут Дуруп. Еще в их компании есть толстяк. Увидишь шрам на правой скуле у чернявого пухлого молодца, которому хочется с разворота нос в лицо вбить, не сомневайся – он самый это и есть. И он, кажется мне, опаснее Дурупа. Его зовут Гирек. Но оба они самой Алаин и в подметки не годятся. Знаешь, чем они заняты в Дрохайте? Обходят город дом за домом, ищут подростков мужского пола, просят показать левую руку. Кому и монету бросают. Но обычно не приходится, этой Алаин… трудно отказать.

– Выходит, – прошептал Дойтен, – что этот нюхач их?

– Не знаю, – покачала головой Сничта. – Еще одного страшного человека хотела показать тебе, но не вижу его. Впрочем, он в трактире и не появляется. Он как бы ни опаснее Алаин и даже всей ее троицы, и, вроде бы не с ними, так как сторонится их, но как будто такой же. Его зовут Дейк. В Дрохайте он уже месяца два, знакомы с ним многие, но никто к нему приглядеться так и не смог, и где остановился – до сих пор неизвестно. Больше о нем ничего не скажу, сам все увидишь и все поймешь.

– Как я его узнаю? – спросил Дойтен.

– Никак, – ответила женщина, поднимаясь. – Он сам к тебе подойдет. Думаю, уже завтра. Знакомиться. Берегись его. Кажется, он ведет какую-то игру. Очень опасную.

– А может я тоже опасный? – ухмыльнулся Дойтен.

– Не думаю, – вздохнула женщина и добавила. – Дурак, все таки, но с этим у вас у всех беда. Даже у этого Дейка. Еще вот что имей в виду… – она как будто задумалась, говорить Дойтену или нет. – Магии в Дрохайте нет, но для того, чтобы лишить человека разума, многого не надо. Можно и без магии обойтись. Кому-то и слова хватит.

«А кому-то и твоего силуэта», – подумал Дойтен.

– Будь осторожнее, – понизила она голос. – И с Алаин, и с ее спутниками, и с этим Дейком, и, кстати, с Фуаром. С ним всегда настороже стоило быть, а в последние недели что-то у него не то в глазах появилось… Муть какая-то. Впрочем, может быть, мне это кажется. Он всегда был неравнодушен ко мне, но скрывал это, а теперь словно от оси оторвался…