Каждый день, просыпаясь и засыпая, я, словно мазохист, вглядывалась в фотографию, осторожно очерчивая указательным пальцем родные черты лица, которые знала наизусть. Я больше не плакала: слез давно не осталось, только черная пустота внутри, в которой растворились боль, отчаяние и безнадега.

В каждом случайном мальчике на улице я видела ЕГО, в каждом детском смехе мне слышался ЕГО смех, я знала, что медленно схожу с ума, но ничего не могла с собой поделать.

- Сыночек, - пробормотала я, прижимаясь губами к улыбающейся детской мордашке, изображенной на фотографии.

========== Глава 2. Если очень ждешь, что-то обязательно случится ==========

Тихо бьется в мои стекла дождь -

Серая, измученная птица…

… говорят, что, если очень ждешь,

Что-то обязательно случится -

Принесут нежданное письмо,

Зазвенит звонок в притихшем доме…

…теплый ветер за моим окном

Ловит дождь в раскрытые ладони…

Ловит капли - а потом опять

Разбросает по дорожкам, крышам…

…говорят, что, если очень звать,

Это обязательно услышат…

POV Эдвард

Переступив порог своей квартиры, в которой царил абсолютный хаос, старательно создаваемый мною вот уже полгода, я осторожно спустил малыша с рук, решая, что необходимо сделать в первую очередь.

- Нужно тебя искупать и растереть махровым полотенцем. Что скажешь? – спросил я, уже размашистым шагом направляясь в сторону ванной комнаты.

Я включил душ, по привычке пустив воду погорячее, но вовремя одумался: маленький мальчик вряд ли по достоинству оценит мой порыв согреть его таким образом. Кажется, ребенка купают в не слишком теплой воде… или это условие необходимо только младенцам? Да, я совсем не разбирался в детях, и даже наличие двух племянников не добавляло мне опыта в этом вопросе.

Определившись, наконец, с температурой воды в душе, я кинулся в спальню, прикидывая в уме, во что бы одеть ребенка до тех пор, пока его вещи будут стираться и сохнуть. Достав из шкафа свою футболку с идиотским рисунком в виде жирафов (только жене Эммета – Розали, – могла прийти в голову «гениальная» идея подарить мне ее на Новый год), я очень кстати подумал о том, что малыша еще нужно накормить. Рванув в кухню, по дороге я споткнулся о пустую бутылку из-под Кока-Колы и едва не растянулся на полу во весь рост.

Мальчик, все это время стоявший на том самом месте, где я его оставил, и с интересом наблюдавший за моей суетливой беготней по квартире, тихонечко рассмеялся, но, заметив на себе мой взгляд, тут же стер с лица улыбку и опустил голову вниз.

Снова подхватив ребенка на руки, я направился вместе с ним в ванную и, стянув с малыша мокрую, грязную одежду, поставил его под душ.

Мальчик не сопротивлялся и не капризничал, даже когда ему в глаза попадала пена от моего геля для душа, имеющего тяжелый древесно-мускусный аромат (кажется, очередной подарок Роуз).

Ребенок вел себя на удивление спокойно и послушно, если не сказать покорно, лишь иногда забавно фыркая и закрываясь ладошкой от льющей в лицо воды.

Глядя на него, я невольно начал улыбаться, и эта беспричинная улыбка не сходила с моих губ до того момента, пока я, растирая худенькое тело малыша махровым полотенцем, не увидел гематомы на его спине и ногах. Синяков и ссадин было не так много, но их внушительные размеры и очертания, слишком похожие на следы от пряжки ремня, заставили меня в ужасе содрогнуться. Некоторые из жутких отметин на теле ребенка были уже едва заметны, другие же, напротив, совсем свежими. Все это говорило, нет, даже кричало о том, что малыша били часто и продуманно, нанося удары по ногам значительно выше колен и спине – там, где их никто не увидит под одеждой.

Такое зверство над беззащитным ребенком никак не могло уложиться в моей голове, заставляя все внутри меня клокотать от бессильной ярости.

- Твою мать… - сжав в кулаке полотенце, выругался я сквозь стиснутые зубы чуть громче, чем следовало.

Мальчик испуганно вздрогнул и, весь сжавшись, втянул голову в плечи, словно в ожидании удара.

- Нет-нет, что ты! Не бойся! – как можно мягче проговорил я, выдавив из себя улыбку. – Я никогда не обижу тебя!

Малыш несмело взглянул на меня – в его глазах цвета молочного шоколада явственно читались тревога и недоверие, но все же он заметно расслабился и выпрямил худенькие плечи.

Я надел на мальчика свою футболку, достававшую ему до самых пят, и, поддавшись необъяснимому порыву, крепко прижал его к себе. С каждой секундой во мне нарастало и крепло желание защитить этого мальчика, сделать все от меня зависящее, чтобы больше никто и никогда не посмел дотронуться до него даже пальцем.

- Не бойся, малыш, теперь тебя никто не обидит: я сделаю для этого все! – зашептал я, поглаживая ребенка по спине. – Ты мне веришь?

- Да, - после небольшой паузы ответил он.

- Вот и молодец! – потрепав ребенка по влажным темно-русым волосам, улыбнулся я. – Слушай, а может быть, мы с тобой не случайного сегодня встретились? Возможно, это должно было произойти, как думаешь, приятель?

Малыш робко улыбнулся мне в ответ и неуверенно пожал плечами.

Вероятно, я сейчас пытался сам себя обмануть, цепляясь за что-то эфемерное. Судьба, предопределение – я всегда относился к ним с большим скептицизмом. Но в эту минуту мне, как никогда, хотелось поверить в то, что сегодняшняя встреча с этим малышом была послана мне кем-то свыше. Она - именно то, чего я так ждал, блуждая по бесконечным лабиринтам оглушительного одиночества и удушливого отчаяния.

Громкое урчание в животе ребенка выдернуло меня из зыбучих песков размышлений и вернуло к действительности.

- Давай-ка мы с тобой поедим, а потом немного поболтаем, идет? – почему-то мне казалось важным спрашивать на все согласие малыша, чтобы дать понять: я не собираюсь командовать им или давить на него.

- Идет, - голосок ребенка звучал уже громче и увереннее.

Я разогрел в микроволновке готовые сэндвичи (не самая подходящая еда для маленького мальчика, но ничего другого у меня попросту не было), налил сладкий чай и, поставив все это перед малышом, сел напротив него.

- Как тебя зовут? – задал я свой первый вопрос, когда ребенок неторопливо дожевал первый бутерброд.

- Блендан, - сделав глоток чая, ответил он.

- А фамилия? Ты знаешь свою фамилию? – малыш на минуту задумался, а затем отрицательно покачал головой.

- Ты живешь с мамой? – продолжал я расспросы.

- Неть, у меня неть мамы, - уверенно ответил Брендан, берясь за второй сэндвич.

- А папа?

Малыш положил бутерброд обратно на тарелку, нервно заерзал на стуле и, наконец, отведя взгляд в сторону, невнятно пробормотал:

- И папы неть…

Было совершенно очевидно, что сейчас Брендан врет, потому что делал он это не слишком умело и убедительно.

- А с кем ты тогда живешь? – задал я ему резонный вопрос.

- Одинь, - ничуть не растерявшись, ответил ребенок, правда, глаз на меня так и не поднял.

Из нашего небольшого диалога я сделал следующий вывод: скорее всего, Брендан живет с отцом, постоянно распускающим руки, так что ребенок, не раздумывая, лжет, будто у него нет папы. Возможно даже, что мальчик сам сбежал сегодня из дома после очередных «воспитательных мер».

Если моя версия подтвердится, смогу ли я вернуть ребенка обратно этому извергу, который лишь по недоразумению называется отцом? Вот в чем был главный вопрос, над которым мне необходимо было задуматься в первую очередь. Хотя, в глубине души, я уже заранее знал на него ответ.

- Я усталь, - вздохнул Брендан, сладко зевнув.

Я уложил малыша в свою кровать, а сам устроился на диване в гостиной, но не прошло и десяти минут, как тот, звонко шлепая по полу босыми ногами, прибежал ко мне.

- Я боюсь темноты, - дрожащим голосом пожаловался он, накручивая на палец край футболки.

- Включить тебе свет?

Мальчик отрицательно покачал головой.

- Хочешь, чтобы я лег с тобой? – догадался я.