Сейчас от прежнего Хейла остались лишь руины, присыпанные кокаиновой пылью, и если бы не она, Виктория, он давно потерял бы все и сдох в вонючей тюремной камере или в какой-нибудь грязной канаве.
Презирая Джеймса, Вик все же не могла избавиться от въедливой мысли, что если бы не он, она закончила бы свою жизнь еще много лет назад примерно так же, как эта блондинка, что сейчас лежала перед ней на диване. Эта мысль вместе с неизменно сопутствовавшей ей чувством благодарности и были той нерушимой преградой, которая не позволяла Виктории оборвать никчемную жизнь Джеймса. Единственное, что девушка себе позволяла – это мечтать о том, что однажды, придя к Хейлу, она обнаружит его умершим от передоза, но раз за разом ее ждало горькое разочарование.
- Боюсь, что ты убиваешь не тех, кого в действительности хочешь убить, в этом все дело, – Вик приблизилась к Джеймсу и провела рукой по его спутанным волосам, словно мать, желавшая утешить своего ребенка. – Нужно, наконец, разрубить этот узел.
Хейл знал, что она права: все дело в Розали. Каждый раз, произнося это имя вслух, он непроизвольно морщился, словно откусил невозможно кислое яблоко, – оно набивало такую же оскомину, мерзко скрипело на зубах, как речной песок.
Прошло уже больше двух лет, а Джеймс все равно продолжал думать о Роуз, правда, со временем ему становилось все сложнее различать истинные обрывки воспоминаний и иллюзорные картинки, созданные его одурманенным наркотиками подсознанием.
Хейл до сих пор помнил ее запах, гладкую кожу под своими пальцами, зеленые, как у кошки, глаза, в которых плескалась необузданная страсть. Иногда в полубреду Джеймсу казалось, что он слышит охрипший от желания голос Роуз, нашептывающей ему на ухо непристойные глупости, от этого щекочущего тепла губ девушки все его тело покрывалось мурашками, а мышцы напрягались и звенели, словно натянутые стальные канаты.
Если бы Хейл умел любить, то непременно полюбил бы Розали, хотя то чувство, что он испытывал к ней, и так оказалось слишком сильным, почти неуправляемым. Ему хотелось властвовать над ней, подчинять, покорять, испить ее всю по капли, без остатка.
Джеймс испытывал почти физическое удовольствие, просто наблюдая за Роуз, когда та грациозно двигалась по квартире, делая уборку, при этом плавно покачивая бедрами, пританцовывая и напевая себе под нос какую-ту итальянскую песенку. В такие моменты по телу Хейла разливалось искрящееся тепло, как от самого дорого и чистого героина, которым он в те времена еще только начинал «баловаться».
Прежде ни одна женщина не задерживалась возле него дольше, чем на полгода – вполне достаточный срок, чтобы пусть даже и сверх сексуальное тело пресытилось. С Розали Джеймс был почти четыре года, но она так и осталась для него неутоленной жаждой путника, бредущего по раскаленной пустыне. Это было много больше, чем просто страсть – он вожделел Роуз, был одержим ею.
А затем она предала Хейла, решила бросить – еще никто и никогда не бросал его! – и сбежать вместе со своим братцем. Когда Джеймс узнал об этом, он возненавидел ее с той же силой, с какой до этого вожделел.
И все же эта сука имела над ним какую-то особую власть, которой Хейл был не в силах сопротивляться. При всем своем огромном желание убить Розали, он не мог сделать этого сам, невозможно было даже вообразить, что именно его руки, знающие каждый изгиб тела Роуз, остановят в нем жизнь. От одной только мысли об этом Джемса начинало мутить.
Отдать девушку в качестве трофея в карточной игре показалось ему идеальным решением, потому что люди, с которыми он играл, были достаточно умны и влиятельны для того, чтобы вдоволь насладившись, сохранить ей жизнь. Одним выстрелом Хейл убивал сразу двух зайцев: во-первых, это была идеальная месть Розали, а во-вторых, он мог доставить удовольствие своим партнерам «по бизнесу», что непременно зачлось бы ему в будущем.
Но в какой-то момент все пошло не так. Джеймс не смог уехать, оставив ее там, что-то внутри него яростно противилось этому, заставляя его вернуться и забрать Роуз. Это не было раскаянием или хотя бы жалким его отголоском. То, что испытывал тогда Хейл, было схоже с чувствами ребенка, который в каком-то необъяснимом порыве отдал любимую игрушку своему другу по песочнице, и когда тот ушел, унося ее с собой, вдруг понял, насколько та была хороша и необходима ему самому.
К счастью для Розали и к несчастью для самого Джеймса, его способность рационально мыслить и здраво оценивать ситуацию к тому моменту почти сравнялась с нулевой отметкой, в противном случае, он оставил бы девушку там, дабы не нажить себе смертельных врагов в лице далеко не последних людей преступного Чикаго.
Эта глупость стала для Хейла роковой, ознаменовав собой начало конца. С того самого дня, та империя, что создавлась им и Викторией не один год, стала безудержно рушиться: продажные копы отказались от дальнейшего сотрудничества ровно так же, как и подавляющее большинство поставщиков «товара»; их с Вик людей принялись поголовно истреблять, словно дичь в охотничий сезон. В довершение ко всему Джеймса и Викторию объявили в федеральный розыск, заставляя их поспешно бежать из Чикаго, насегда прощаясь с прежней жизнью.
Но в одном Хейлу тогда все же повезло: когда случилась вся эта история с Розали и Эдвардом, Вик не было в городе, так что ему удалось скрыть от нее истинную причину той войны, что объявили им их недавнии партнеры. Если бы та узнала правду, то, не задумываясь, убила бы Джеймса, из-за какой-то блондинитсой сучки разом перечеркнувшего все, на что было потрачено столько сил. Но Хейлу удалось внушить Вик, будто Эдвард и Джаспер прежде чем сбежать, доложили «кому надо» о тех махинациях, что Джеймс и Виктория совершали за спиной у своих влиятельных друзей.
Хейл опасливо покосился на Вик, будто опасаясь, что она сейчас сможет прочесть его мысли и узнать правду, но та отвернулась от него, разговаривая по телефону с Лораном – единственным, кто остался верен им, не смотря ни на что.
- Он сейчас приедет и избавит нас от этой мертвой шлюшки, – нажав кнопку отбоя, Виктория снова повернулась к Джеймсу и выжидающе посмотрела на него. – Ну, так что?
- Что? – переспросил тот. Вынырнув из пучины воспоминаний, он уже не мог припомнить, о чем его спрашивала Вик всего несколько минут назад.
- Каллены, сладкая месть…уже давно пора, тебе не кажется? – от ее взгляда внутренности Хейла болезненно сжались.
- Да-да, – поспешно кивнул он, – но их еще нужно как-то найти.
Хищная улыбка заиграла на губах девушки, вмиг обезобразив ее красивое лицо.
- Роуз говорила, что у них есть дядя по имени Карлайл, помнишь? – спросила она, приблизившись к Джеймсу вплотную.
Конечно же, он не помнил. Воспоминания, словно видения, настигали его внезапно, заставая врасплох, но стоило ему попытаться вспомнить что-то намеренно, как те разлетались в сторону, будто стая пугливых птиц. Хуже всего дела обстояли с именами и цифрами, порой Хейл не мог вспомнить даже дату своего рождения и имена ближайших родственников, которые, впрочем, тоже предпочли забыть о его существовании.
Джеймс сомтрел на Викторию, продолжающую что-то говорить, но не мог уловить смысл ее слов, полностью сосредоточившись на борьбе с рвотными позывами, спровоцированными приторностью духов девушки, нависшей над ним, – испоганить светло-зеленый костюм Вик было бы большой ошибкой с его стороны.
- …спасибо благословенному интернету! – закончила свой монолог Виктория, наконец, покинув личное пространство Хейла. – Кстати, там так же упоминалось о скорой свадьбе единственной племянницы Карлайла Каллена и сына шефа местной полиции. Розали выходит замуж! Как тебе это?
Джеймс не сразу понял, что это значит, каждое слово по отдельности было вполне понятно ему, но вместе они казались совершенной бессмыслицей, бредом обдолбанного наркомана.
Осознание пришло внезапно вместе с горячей, удушливой волной ярости – Роуз не просто сбежала от него, разрушив его жизнь, она посмела быть СЧАСТЛИВОЙ! Хейл отдал бы сейчас все наркотики мира за то, чтобы сомкнуть свои руки на ее шее и душить, душить, душить. От ярко вспыхнувшей в голове картинки Джеймс почувствовал, как его тело охватывает сексуальное возбуждение, присущее слетевшим с катушек маньякам.
