Догорела, вздохнув, свеча,
И приблизилась тьма несмело...
Ты одета лишь в лунный свет
И в атласность упругой кожи...
В ласках рук я ищу ответ...
Он приходит волною дрожи...
Растворяясь в тебе, лечу!
Ты богиня и совершенство!
Я бессвязно ” люблю ” кричу,
Погружаясь во тьму блаженства...
А потом, не достигнув дна,
Возвращаюсь на Землю вновь...
Чёрно – белый квадрат окна
И в знакомых глазах любовь...
Полумрак гостиничного номера освещал мягкий свет уличных фонарей, отблески которых бессовестно проникали в каждый потаённый угол и мерцали, создавая причудливую игру теней, закрадывались в складки тяжёлых сдвинутых в одну сторону портьер, позволявших открыть огромные, на всю высоту стен окна и впустить внутрь тёплый, влажный воздух, паривший в ночи. Изящная кованая решетка отделяла внешний мир от уединения гостиничного номера, в котором было место только для них – двух влюбленных.
Точёная девичья фигурка царила на пересечении двух миров, она скользила по витиеватому кованому узору, и казалось, будто сама девушка была воплощением причудливой фантазии мастера – так гармонично ее очертания вплетались в каждый изгиб, каждый завиток решетки.
Из темноты ночи в их замкнутый мир вкрадывались звуки босанова (босано́ва (также бо́сса-но́ва, порт. bossa nova) — стиль бразильской музыки, представляющий своеобразную смесь кул-джаза с различными местными ритмами, среди которых — байау и, в первую очередь, самба, – прим. автора), лившейся гармоничным потоком, понимая – они фон для танцующей Серены.
Белла двигалась плавно, грациозно и немного надменно, осознавая силу своей власти над мужчиной, который завороженно наблюдал за ней из дальнего угла, не смея приблизиться, боясь спугнуть волшебный миг, пропитанный чистой первородной страстью, спутанной в клубок любви, обожания, восхищения и понимания. Он чувствовал, что даже спустя века ему никогда не понять загадку этой женщины – она всегда будет для него китайской шкатулкой с секретом, который не дано узнать.
Каждое движение Беллы было отточенным, манящим, обещающим неземное блаженство только от возможности быть причастным к увиденному. Жадный взор влюблённого мучительно медленно очерчивал изгибы точеной фигурки, задерживаясь там, где она хотела, чтобы он задержался. Изящное движение руки – и тонкий пальчик поддел край шелковой юбки, струящейся вдоль восхитительно бесконечных ног, подчеркнутых элегантной шпилькой. Пальчик манил к себе, удерживая шелковый край, поднимая его ровно настолько, чтобы Эдвард увидел кокетливое кружево чулка, крошечный бантик подвязки и кусочек сливочной кожи, бархатистой, как персик. Шаловливый пальчик дразнил мужчину, то поднимая шелковый край, то отпуская его и пряча красоту своей хозяйки, умело обольщавшей единственного зрителя перфоманса ночи.
В глазах Каллена, потемневших от страсти, плясали чертики и единственное, о чем он мог думать сейчас – схватить возлюбленную в объятья и зацеловать до потери сознания, до замирания пульса, так, чтобы сбилось дыхание, а сердце запело. Эдвард не мог отвести взгляд от Беллы, будучи околдованным ею, просто не смея сдвинуться ни на дюйм.
Любимая знала, что делает с ним, с его телом и сознанием, знала – он весь без остатка в ее руках, и каждый удар его сердца, каждый вздох, взгляд безраздельно, всецело в ее власти. Каждый поворот тела девушки был изысканным, сводящим с ума. Мгновение – и глазам Каллена открылась изумительная в своем совершенстве картина: струящийся шелк цвета бургунди обвивал ноги Беллы, устремляясь вверх к обнаженной сливочной коже, открывающейся в глубоком вырезе платья на спине девушки, где под лопаткой покоился небольшой ярко-розовый шрам, буквально кричащий о ее хрупкости, ранимости и уязвимости. У него были рваные края и бугристая поверхность – это пятно на коже Белз стало наказанием Эдварда.
Но сейчас он не видел ничего, кроме обворожительно-элегантной полуобнажённой спины с маленькими бусинами позвонков, нить которых извивалась в такт движений хозяйки. Тонкие руки скользили по шелку, играя с ним, как кошка играет с мышкой, ведя просчитанную до малейшего маневра тактику, зная наперед все ходы – у Каллена не осталось ни единого шанса, он был покорен, ослеплен, он был у ее ног, признавая свое поражение.
В тесноте комнаты, опутанный тонкой паутиной аромата, дыхания и сердцебиения Изабеллы, оттененного ритмом музыки, под которую она извивалась в ореоле темного окна, Эдвард чётко осознавал: вокруг и в душе царила только она — его Белла.
Изящный поворот головы, взмах ресниц, легкая полуулыбка, замершая в уголках карминовых губ, маленькое движение пальчика, которым коварная обольстительница поманила его к себе… Им не нужны были ни слова, ни намеки, ни ужимки.
Каллен приближался к ней с грацией гепарда, готовящегося к решающему броску. Он неторопливо расстегивал пуговицы на рубашке, давая любимой понять, что принимает ее игру. Одно движение руки, ловкий маневр – и хрупкая щиколотка ножки девушки уже в кольце его ладони, большой палец томяще поглаживает нежную косточку, задевая тончайший шелк чулка, отодвигает ремешок туфельки, отдавая дань красоте стопы, медленно поглаживает ее, аккуратно освобождая от оков обуви, целует элегантный свод, дразня пальчики. Ублажив одну ножку, Эдвард переключился на вторую, лаская ее не меньше, но и не больше.
Посмотрев вверх, Каллен был поражен открывшейся перед ним картиной: в полутьме каштановые кудри Беллы приобрели необыкновенный трюфельный оттенок и таинственно мерцали золотистыми искрами, а сама она была словно распята на замысловатом узоре решетки. Руки девушки судорожно цеплялись за кованые цветы, напоминая извитые стебли цветочного узора, глаза полуприкрыты, белоснежная шея слегка откинута, открывая простор сливочно-кремового горла с дрожащей синевой вен. Взор Эдварда приковала закушенная нижняя губка Беллы, через которую пробивалось прерывистое дыхание, грудь бурно вздымалась, а по атласной коже пробегали россыпи мурашек – любимая была возбуждена.
Руки Каллена взметнулись вверх, обхватив округлость бедер, гладя и сжимая их, пальцы обхватывали упругие мышцы, чувствовали кружевной край чулок и тесьму подвязок, но ему было мало ощущений, он хотел видеть ее всю, без остатка! Сильные руки сомкнулись на талии Беллы – это смотрелось трогательно, ведь сожми Эдвард свои пальцы чуть сильнее, и они сомкнулись бы, образовав своеобразный пояс.
- Белла… – хрипло прошептал Каллен.
Девушка взглянула на него немного удивленным взглядом из-под полукружий черных изогнутых ресниц и медленно положила ладони на плечи любимого, позволяя взять ее на руки, отдавая ему власть, проигрывая.
Ощутив тело Изабеллы в своих объятиях, Эдвард на мгновение замер, вдыхая аромат ее волос, целуя локоны, обхватывая их кончики губами и наслаждаясь живой тяжелой волной, каскадом укрывающей хрупкие плечи.
Белла сцепила руки за шеей Каллена, давая понять, что ее можно поставить на пол. Он расцепил руки, но придерживал ее, помня, что она едва достает кончиками пальцев до пола. Обнимая талию девушки, Эдвард вслушивался в искрящиеся переливы её смеха, когда она повисла на нем, слегка болтая ножками. Не сдержавшись, он легонечко пощекотал Белз, срывая с ее губ новую порцию смешинок.
Внезапно их взгляды встретились – места для смеха и шуток больше не было, теперь ими правила обжигающая лавина желания, страсти, любви и потребности друг в друге.
Эдвард подхватил Беллу под ягодицы, сажая на подоконник, падая перед ней на колени. Его руки требовательно пробежались по ее ногам, чувствуя каждый сантиметр, изгиб, округлость мышц, угловатость косточек и пухлость пальчиков, которые он не забывал ласкать, шелк ее платья безжалостно сминался под напором сильных мужских рук, отодвигаясь все выше и выше, обнажая хрупкую девушку перед ним. Влажные поцелуи прокладывали тропинку вдоль кружевного шитья чулок, кончик языка обводил линию подвязок, зубы задевали край маленьких трусиков, оттягивая их и раскрывая намерения, давая понять, что в следующую секунду он снимет их. Эдвард с силой сжал бедра Беллы, погладил выступ тонких тазовых костей, подцепил ленточки, что удерживали ее белье, и подхватил край одной зубами, развязывая их. Одно ловкое движение, и дорогой аксессуар потерялся в темноте комнаты.
