Эдвард не чувствовал даже малейшего отголоска той боли, что всего несколько минут назад мучительно пульсировала в каждой клеточке его истерзанного тела, и оттого руки Джаспера, уверенно стянувшие Эдварда с переднего сиденья на землю, стали для него полной неожиданностью.
- Ты не сможешь вести машину! – голос друга звучал в голове Каллена искаженным эхом, не позволяя уловить смысла сказанного.
- Мы теряем время! – злобно огрызнулся Эдвард, вырываясь из цепких рук Джаспера, туго перевязывающего его плечо какой-то тряпкой.
- Очнись! Ты истекаешь кровью! – теряя терпение, в тон ему ответил Джас. – Если не перевязать, ты даже до больницы не дотянешь!
Только сейчас Каллен с удивлением заметил кривые струйки крови, быстро стекавшие по его руке, но боли он по-прежнему не чувствовал, словно это была чья-то чужая рука и чужая кровь.
- Я сяду за руль, я смогу, честно, – дрожащий шепот Розали, ворвавшийся в сознание Эдварда, мягко выдернул парня из густого тумана, куда он медленно погружался, сам того не осознавая.
Оказавшись на заднем сиденье автомобиля, Каллен прижал к себе Беллу. Он сжимал девушку в своих объятиях так сильно, словно действительно мог таким образом удержать ее рядом с собой, не дать ей ускользнуть, переступить черту невозврата.
Сколько раз Эдвард видел, как погибают люди, сколько раз они умирали на его руках… Их ранения далеко не всегда были смертельными, но Каллен видел, как с каждой каплей крови из них уходит жизнь, как самый бескомпромиссный враг – время – ведет свою коварную игру, лишая всякого шанса на спасение, и не имело смысла умолять его замедлить свой ход.
Постепенно способность мыслить и чувствовать снова возвращались к Эдварду. Страх ледяной волной прибоя накрывал его с головой, вонзая в сердце тысячи острых иголок и грозя утянуть за собой в темную пучину отчаяния, граничащего с безумием. Но Каллен лишь сильнее прижимал к себе Беллу, с ужасом чувствуя, как повязка на ране девушки с каждой минутой все больше и больше пропитывается кровью, чей терпкий аромат быстро заполнил собой салон автомобиля, и даже ветер, со свистом врывающийся в открытое окно, был не в силах вытиснуть этот удушливый липкий запах, алой лентой стягивающий горло каждого, кто находился в машине.
Вынужденное бездействие и осознание того, что он не в силах сделать хоть что-то, сводили Эдварда с ума. Ему казалось, будто они едут мучительно медленно, а порой и вовсе чудилось, что автомобиль стоит на месте.
- Быстрее, Роуз, быстрее! – Каллен не знал, произнес он эти слова вслух или же нет, но сестра услышала его мольбу.
- Эта машина не может ехать быстрее! – ответила она, стараясь перекричать свист ветра, нещадно трепавшего ее волосы. – Я уже давно утопила педаль газа в пол, и только каким-то чудом мы до сих пор не улетели в кювет!
Розали крепко сжимала в руках руль, боясь даже на секунду отвести свой взгляд от серой полосы дороги, метр за метром шуршащей под колесами их автомобиля.
Поначалу она поглядывала в зеркало заднего вида, ища там Элис и Джаспера, ехавших в своей машине следом за ними, но вскоре они остались далеко позади, превратившись в крошечную черную точку, а затем и вовсе скрылись из виду.
Боясь наткнуться взглядом на сидящего позади Эдварда, Роуз перестала смотреть в зеркало, сосредоточившись на линии горизонта. Вид мертвенно-бледного, перепачканного кровью брата, прижимавшего к себе Беллу, наводил на девушку ужас и скручивал приступом паники, делая ноги и руки Розали словно ватными, что было недопустимо в сложившейся ситуации: слишком много зависело от того, насколько быстро она доедет до клиники Карлайла.
В машине был еще один человек, полностью погруженный в самобичевание, буквально парализованный чувством вины перед Беллой, которую любил всем своим огромным сердцем, – Эммет.
Парень сидел рядом с Роуз, держа спину неестественно прямо и здоровой рукой вцепившись в переднюю панель автомобиля так, что пальцы свело от напряжения, но он не замечал этого. Ладонью поврежденной руки Эммет неловко зажимал рану на боку, из которой тоненькой струйкой сочилась кровь, но, как и Эдвард, он почти не чувствовал боли: страх за Беллу ледяной рукой сжимал его внутренности. По неведомой причине он боялся пошевелиться, боялся даже глубоко дышать, словно это могло каким-то непостижимым образом повредить его сестре.
Если бы только своим выстрелом Эммет не просто ранил, а убил того ублюдка, все было бы совсем иначе!
«И почему я не убедился в том, что тот действительно мертв, почему?!» – эта мысль серной кислотой растекалась в голове парня.
Но чувство вины, испытываемое Розали и Эмметом, было ничем по сравнению с тем чувством, что уже протягивало к Эдварду свои когтистые лапы.
Пока он сжимал в своих руках Беллу, пока мог в каком-то полубреду шептать ей, чтобы она не умирала, не бросала его одного, Каллен почти не испытывал этого едкого разрушительного чувства, выворачивающего душу буквально наизнанку и старой ржавой спицей мучительно медленно вонзающегося в сердце.
Все изменилось, когда парень на какое-то время остался один посреди длинного коридора клиники Карлайла. В голове все прояснилось и встало на свои места, Эдвард будто резко очнулся от кошмарного сновидения, вот только реальность оказалась куда ужаснее.
Как они подъехали к самой клинике, как оказались в этом коридоре, кто их встретил, и куда все подевались – воспоминания об этом походили на кадры испорченной кинопленки. Каллен просто вдруг перестал ощущать на своих руках столь необходимую ему тяжесть Беллы – суета вокруг, жуткий перестук больничной каталки и запредельная тишина.
Почему в какой-то момент Эдвард остался в одиночестве? Возможно, в спешке забирая у него раненую девушку, врачи не поняли, что на парне не только и не столько кровь Беллы, сколько его собственная? Каллен не задавался этим вопросом: ясное осознание собственной вины в том, что случилось, в раз подмяло его под себя.
По какой-то злой иронии сегодня судьба сняла с плеч Эдварда непосильный груз, с которым он прожил много лет, но тут же взвалила на него новую тяжесть вины и боли, справиться с которой ему было уже не под силу.
Всю свою сознательную жизнь Каллен до судорог в горле боялся полюбить, боялся подпустить к себе кого-то слишком близко, потому что боялся потерять, боялся, что кто-то снова отнимет у него самое дорогое, как когда-то родителей. Слишком ясно парень понимал, что это станет таким сокрушительным ударом, после которого ему уже никогда не встать, даже на колени.
Словно в страшном сне, заплетающимся шагом Эдвард двинулся по коридору, держась руками за стену, чтобы не соскользнуть на пол. Он не знал, куда и зачем идет, не понимая даже, сколько уже прошел: два метра или двадцать. Парень просто передвигал ноги, будто скользил по острию лезвия, до тех пор, пока не наткнулся не первую дверь, за которой оказалось просторное помещение туалета с раковиной и простенькой душевой кабиной.
Эдварду казалось, что пол горит под ним, и жадные языки пламени лижут его тело, медленно поднимаясь вверх.
- Белла, пожалуйста, Белла… – прислонившись лбом к холодной кафельной стене, со стоном выдохнул он.
То ли слезы душили его, то ли что-то еще, но каждый новый вдох давался Каллену все с большим трудом. Прижав к горлу руку, Эдвард прислонился спиной к стене и беспомощно огляделся по сторонам. Его взгляд зацепился за чье-то бледное, перекошенное страшной гримасой лицо, перемазанное красной краской. Парню потребовалось время, чтобы понять – это его собственное отражение в зеркале. Собрав остатки всех своих сил, Каллен подошел поближе.
- Это все из-за тебя, ничтожество! – размахнувшись, Эдвард ударил кулаком в зеркало.
Обжигающие искорки боли от впившихся в руку осколков словно тысячекратно усилили боль в кровоточащих ранах парня. Каллен рухнул на пол – будто провалился в черную дыру, куда его затягивало все сильнее и сильнее. Сопротивляться не было сил, веки сомкнулись сами собой, сердце лениво замедляло свой стук, с каждым новым неровным ударом укрощая боль, словно дикого зверя, делая ее далекой и эфемерной. В той темноте, что мягко обволакивала Эдварда, не было жизни, но там не было и боли, потерь, а лишь легкое покачивание на волнах покоя.