- Кх-кхм… – прокашлялся мистер Берти, стоя на пороге гримерки. – Простите, что отрываю вас от столь увлекательного занятия, но до начала спектакля осталось всего десять минут…

- Простите, – смущенно пробормотала Белла, мгновенно отпрянув от Эдварда.

- Не стоит извиняться – за свое счастье не просят прощения, моя дорогая! – ласково улыбнулся преподаватель. – Но сейчас все же лучше сосредоточиться на спектакле. Знали бы вы, как я волнуюсь! Даже сильнее, чем в день собственной свадьбы! Но я уверен, что вы не подведете старика! А сейчас вдохните поглубже – и вперед, на сцену, покорять собравшуюся публику! С Богом, дети мои!

Мистер Берти развернулся и кинулся к выходу, но вдруг затормозил и, обернувшись, добавил:

- Изабелла, вы сегодня настоящая чаровница!

Преподаватель игриво подмигнул улыбающемуся Эдварду и скрылся из виду.

- Я боюсь… – закусив нижнюю губу, пробормотала Белла.

- Чего боишься? – снова подходя к ней, спросил Каллен.

- А вдруг я забуду слова или споткнусь? – голос девушки звенел от напряжения.

- Этого не случится, – твердо произнес Эдвард, беря ее лицо в свои ладони и заглядывая ей в глаза, – я же буду рядом с тобой!

- А тебе самому совсем не страшно?

- Нет, скорее странно и немного волнительно, но не страшно, – улыбнулся парень, нежно целую Беллу в кончик носа. – Ну, что? Ты готова?

- Нет, – покачала головой она.

- Тогда пойдем? – отстраняясь от нее и протягивая ей свою раскрытую ладонь, спросил Эдвард.

- Да, пора, – кивнула Белз, доверчиво вкладывая свою руку в руку Каллена.

С освещенной огнями сцены зрительный зал казался огромной черной дырой, но Белла каждой клеткой кожи чувствовала, что все взгляды устремлены на нее, они будто ощупывают, ловя каждый ее жест, каждое слово, взгляд... На какое-то мгновение от волнения в ушах девушки зазвенело, а горло словно стянуло тугой удавкой так, что потемнело в глазах. Белз на автомате произносила заученные фразы, не вдумываясь в их значение, ей хотелось лишь одного – чтобы спектакль поскорее закончился, и она смогла спрятаться подальше от любопытных, внимательных глаз.

Но все изменилось, когда на сцене появился Каллен, когда их взгляды пересеклись, а руки соприкоснулись. В это момент зрители в зале словно перестали существовать для них. Каждое слово Беллы, каждый жест, поворот головы, улыбка – все это предназначалось Эдварду и только Эдварду. Признания в любви сами слетали с ее губ – это была так естественно и понятно, ведь то, что чувствовала Джульетта к Ромео, было очень близко к чувствам самой Беллы.

Каллен же просто любовался ею, купаясь в мелодичности ее голоса, с придыханием произносящего слова Шекспировской трагедии. Здесь, на сцене, под лучами софитов, в окружении декораций Белла казалось такой хрупкой, по-детски трогательной, что ее нестерпимо хотелось оберегать, защищать, брать на руки и укачивать, как маленькую девочку. Эдвард сам не заметил, как полностью погрузился в действо, происходящее на сцене, попал в плен тех чувств, что испытывал Ромео… Нет, на самом деле, он попал в плен собственных чувств, что были значительно глубже и необъятнее, подобно бушующему теплому океану, разлившемуся в его душе.

Эдвард и Белла настолько увлеклись друг другом и всем происходящим, что не замечали, какая звенящая тишина воцарилась в зале, все зрители, окунувшись в ту непередаваемую атмосферу, созданную ими, с затаившимся дыханием наблюдали за историей любви, разворачивающейся на сцене.

Так же не могли видеть они и своих близких, пришедших поддержать их в ответственный день. Вот Чарли, снимающий все на камеру, с восхищением и легкой грустью отмечает про себя то, насколько же Белла похожа на Рене. В одном из первых рядов сидят Розали и Эммет, а рядом с ними – Джаспер и Элис. Головы девушек покоятся на плече их мужчин, а пальцы переплетаются с их пальцами. Тут же сидит и Карлайл Каллен со своей женой Эсми, он ободряюще улыбается ей и сжимает ее руку, когда видит, что по щеке любимой скатывается слезинка.

Эдвард и Белла также не замечают присутствия в зале единственного человека, смотрящего на сцену глазами, полными ненависти. На его скулах ходят желваки, а руки то и дело сжимаются в кулаки. Но этот человек еще не потерял надежды все исправить, ведь у него в рукаве есть козырной туз, который он вытащит сегодня же вечером, разрушив ту идиллию, что царит сейчас между Беллой и Калленом.

Эдвард сам не ожидал, что настолько вживется в образ персонажа, который никогда не вызывал у него симпатии. В какой-то момент парень перестал различать, где Ромео, а где он сам, перестал видеть в девушке рядом с собой даже тень Джульетты – это была именно Белла… столь любимая, желанная и жизненно необходимая для него Белла. Поэтому к финальной сцене Эдвард оказался совсем не готов.

Когда он увидел Беллу, лежащую на широкой скамье, покрытой белым саваном, им овладели странные чувства, уже испытанные им пару лет назад. Ему стало вдруг тесно в своем костюме, воротничок под горло стянул ему шею, подобно удавке, не позволяя сделать полноценный вдох, заунывная музыка, негромко звучащая на сцене, проходила сквозь Эдварда, отзываясь острой болью в его сердце.

Каллен рухнул на колени возле Беллы, напрочь забыв о том, что по сценарию ему надлежало опуститься плавно и грациозно.

- О ты, любовь моя, моя супруга?

Смерть выпила мед твоего дыханья,

Но красотой твоей не овладела.

Ты не побеждена. Еще румянец

Красой уста и щеки озаряет,

И смерти знамя бледное не веет, – Эдвард взял в свои руки ладонь Беллы и, преподнеся ее к губам, нежно поцеловал.

Из-за освещения на сцене девушка казалась неестественно бледной, а пальцы ее были совершенно ледяными, что только усиливало реалистичность всего происходящего.

Эдвард слишком хорошо знал, как это больно – терять любимых и близких людей. Ему было несложно представить, что бы он почувствовал, случись что-нибудь с Беллой: он просто не смог бы сохранять рассудок, как бы пафосно это не звучало. Даже подобные мысли, возникшие сейчас в голове парня под воздействием происходящего на сцене, заставляли его сердце сбиваться с правильного ритма, а руки дрожать; ему казалось, что он летит сейчас в бездонную пропасть, и ничто уже не сможет его спасти.

- Я больше не уйду; здесь, здесь останусь,

С могильными червями, что отныне —

Прислужники твои. О, здесь себе

Найду покой, навеки нерушимый;

Стряхну я иго несчастливых звезд

С моей усталой плоти! – Ну, взгляните —

В последний раз, глаза мои! Вы, руки,

В последний раз объятия раскройте!

А вы, мои уста, врата дыханья, —

Священным поцелуем закрепите

Союз бессрочный со скупою смертью!

Краем сознания Эдвард понимал, что должен говорить громко и пафосно, как и полагается истинному Ромео, но все происходящее стало для него настолько глубоко личным, что изображать из себя кого-то и лицедействовать было невозможно. Его дыхание стало прерывистым, а вдруг охрипший голос то и дело предательски срывался, так что Эдварду приходилось делать между словами небольшие паузы.

Но вот уже он лежит неподвижно, а Белла склоняется над ним.

- О жадный! Выпил все и не оставил

Ни капли милосердной мне на помощь!

Тебя я прямо в губы поцелую.

Быть может, яд на них еще остался, —

Он мне поможет умереть блаженно, – со слезами в голосе шепчет она и стремительно накрывает его губы своими губами, тем самым, сама того не зная, снова стягивая края раны на сердце Каллена, что снова разошлись под действием эмоций, только что испытанных им.

Последние минуты спектакля пролетают как одно мгновение, и в зале вспыхивает свет. Зрители громко аплодируют, а некоторые даже вскакивают со своих мест. На сцену выходят все участники спектакля, парни кланяются, девушки приседают в реверансах, на лице у каждого играет счастливая улыбка.

- Боже мой, мы сделали это! Даже не верится! – все еще прерывисто дыша, прошептала Белла, вглядываясь в лица зрителей.