Я замешкался, растерялся, во рту стало сухо. «Говорите!» – в голосе появилась требовательность, он уже не напоминал детский. «Оксана, это Марк, извините, я вот подумал, вы хотите со мной пообщаться». – Я понимал, что ни сегодня, ни на выходных мы вряд ли встретимся: серьезная девушка не побежит сразу же на свидание. А на выходных она с мужем.
В трубке послышалось: «Простите, не могла быстро ответить, убиралась в квартире», и я подумал, что мне такая милая непосредственность, пожалуй, нравится. Оксана игриво продолжила: «Да, у меня возникли такие мысли!»
Я чуть было не ляпнул: «Какие мысли?», но вовремя спохватился, что она отвечает на мой вопрос. Решил брать быка за рога: «Давайте в понедельник пообедаем!» – «Не могу обедать (ну вот и все, решил я), можем пополдничать». В моей голове зазвенели колокольчики. – «Давайте в 17.00 в ресторане гостиницы «Днепр». – «Договорились». И положила трубку.
Гостиницу выбрал неспроста. С бурных аспирантских времен я приятельствовал с Милой, директрисой «Днепра», даже пробовал создать с ее мужем крупный бизнес, но не заладилось. Зато скидки на номера и отельный ресторан у меня были внушительные. Для свидания с Оксаной я забронировал большой двухкомнатный «люкс» и столик в ресторане. Как всегда, порадовался скидкам. Усмехнулся: значит, ты еще не совсем потерял голову, если думаешь о скидках. И понял, что хочу эту женщину. Хочу, несмотря на то, что у меня есть красивая и умная жена, есть молодые-развеселые приятельницы.
«Зачем тебе это, Марк?» – спросил сам себя, когда возбуждение от звонка улеглось. Я только сейчас ощутил, в каком напряжении прожил эту неделю, представлял разговор, обдумывал разные варианты своих реплик, ее реплик. И вот все складывается наилучшим образом. Она согласилась. И снова, как тогда, слушая долгие гудки, я испытал смешанное чувство удовлетворения и опустошения. Зачем мне это?
Зачем? Как у Высоцкого: очень хочется.
Пунктуальность – мой пунктик. Я всегда прихожу вовремя, оказалось, и Оксана тоже. Даже не выждала кокетливых дамских 15 минут: не успел я снять верхнюю одежду, как в дверях ресторана появилась она. Длинное зеленое пальто, кашемировый берет, на плече маленькая сумочка.
Сердце пропустило удар и быстро заколотилось. Радуюсь и волнуюсь одновременно. Но, слава богу, не чувствуется никакой неловкости, нет натянутости, двусмысленности – мы оба заулыбались, как старые знакомые. Целовать ее я не решился, приобнял, помог снять пальто.
С моего любимого столика у окна открывался чудесный вид на Европейскую площадь, Крещатик, Дом профсоюзов. Еще не прокатились по этим мирным местам майданы и пожары, еще не пролилась людская кровь. Революции, как говорил Дантон, еще не пожирали своих детей.
Мы сели, посмотрели друг на друга, и в воздухе словно задрожали невидимые паутинки, задетые то ли ветром, то ли неосторожной рукой. Появилась скованность, разговор не клеился. Мы с преувеличенным интересом изучали меню, затем как по команде подняли головы и сказали хором: «Я буду теплый салат!» Рассмеялись – и скованность ушла, я пошутил: «Да мы с вами просто совпадаем во всем – и в пунктуальности, и во вкусах! Ну, если вы еще и сыр любите, я тогда не знаю…» – «Не могу жить без сыра!» – подхватила тональность Оксана, и мы заказали еще по бокалу шабли и сырную тарелку.
Потягивая вино, рассматривали темнеющую площадь за окном. Там внизу плыли огни автомобилей, тянулись ручейки прохожих. Я взял руки Оксаны и слегка погладил. Длинные тонкие пальцы, красивые розовые ногти (не дешевый поросячий цвет, который любят стеснительные малоопытные женщины, а благородный оттенок розы). Она не отдернула руки, не высвободила их, даже ответила ласковым движением, прихватив мой мизинец. Наши руки целовались. Мы замерли.
Я, как ни удивительно, чувствовал не возбуждение, а умиротворение. Было как-то уютно, душевно и спокойно. Руки наши нежили друг дружку, но в моей голове вдруг заворочалось сомнение: понимает ли Оксана мои намерения? Идти ли мне дальше? И вообще – зачем ей эта история? Почему она сейчас здесь со мной ужинает, почему ее руки откликаются на ласку?
Вспомнилась тибетская мудрость: лучше спроси, если хочешь знать ответ. Посмотрел на наши сплетенные руки, потом – в ее глаза: «Оксана… Почему вы дали мне номер телефона?» Ответила не жеманясь: «Мужчины, когда меня видят, с ходу принимаются ухаживать, а вы совершенно не реагировали. На меня это произвело приятное впечатление! Плюс Надя рассказывала о ваших дамских победах в салоне». Ответ мне понравился, несмотря на полное отсутствие логики и объяснения, почему же она все-таки дала мне телефон. Ладно, может, ей стало просто любопытно – как будет себя вести мужчина с репутацией сердцееда.
Не собираясь развивать тему номера телефона, Оксана как-то незаметно и ловко вывернула разговор на обсуждение возможных общих знакомых и пикантные светские сплетни. Оказалось, она все светские новости черпала из глянца и соответствующих телепередач. С живым интересом рассуждала о столичной жизни, у нее горели глаза. Было немного забавно: мы болтали как две подружки. Что, в общем, понятно: Оксана ведь только недавно перебралась в Киев, подруги остались в Днепропетровске, поговорить не с кем. Да и подруг, как она призналась, всего две – верных, любимых. При воспоминании о подружках, оставленных дома, глаза Оксаны затуманились, и я решил пойти ва-банк.
«Смотрите, зал заполняется, можно кого-нибудь из знакомых встретить, давайте в номер перейдем, туда кофе закажем». – Я понизил голос, превратив нас в заговорщиков. «Ну что ж, пойдемте». – Оксана кивнула, и я снова засомневался: понимает ли она, что у нас свидание, или действительно приняла за чистую монету мой аргумент и думает, что я пекусь о реноме – ее и своем?
С пальто в руках мы по лестнице поднялись на два этажа.
Зашли. Снова замерли – как тогда, когда наши руки целовались. Я медлил, не включая свет. Мы потянулись друг к другу как по сигналу.
Я обцеловывал нежную шею, маленькие ушки, душистые волосы; губы она сначала держала крепко сжатыми, но потом поддалась, раскрыла. Они были тепло-влажными, наши языки стали кружить по ртам. Мы плавно опустились на диван гостиной, я вспомнил, что не запер дверь, вскочил, быстро повернул ключ на один оборот. Вернулся, встал на колени и начал неловко стягивать со стройных ног сапоги-чулки, покрывая поцелуями бедра и колени. От тепла молодого тела совершенно опьянел.
Блузку с принтом – тигром на груди Оксана мне снимать не позволила, сама стянула быстро и решительно, при этом аккуратно повесила на спинку стула у большого стола. Я восхитился – на ней не было лифчика! Юбку-шотландку и колготки не позволила мне снимать, надела гостиничные разовые тапочки и спросила, где душ. А попасть в душ можно было из спальни. Не разрешает раздевать – не хочет, чтобы прокладку было видно. Я удивился своей циничности, однако кто-то трезвый и рассудочный во мне не терял головы, отмечая подробности, которые в пылу страсти не замечаешь.
Оксана вышла из душа в белом халатике. В нетерпеливом ожидании я замерз – пока ее не было, я разделся, а в номере было свежо. Чувствуется, что скоро зима, – снова проснулся во мне трезвый циник. Чуть вслух не сказал, но спохватился, крепко прижал к себе хрупкое тело, поцеловал в макушку и проскочил в душ. В голове был полный кавардак.
Стоял голый под струями горячей воды и не верил своему счастью. Мозг превратился в детский калейдоскоп с яркими мозаиками. Бордовые трусики, оставленные Оксаной на полотенцесушителе, заворожили меня, я не мог оторвать взгляда от лоскутка дорогой материи.
От созерцания трусиков моментально отвлекла мощная эрекция. Не вытершись насухо, я отшвырнул полотенце и вбежал в спальню. Оксана лежала, укрывшись по шею (скоро зима, снова некстати напомнил внутренний циник), и я подлез к ней.
Мы целовались, гладили друг друга, как вдруг Оксана отбросила одеяло, встала на колени и начала языком ласкать мой налитый кровью пенис. Через несколько секунд я почувствовал приближение «фейерверка», ласково перевернул ее на спину и вошел в нее. Она закинула ноги за голову и стала пальчиками покручивать мои соски. Глаза Оксаны были закрыты, она то постанывала, то вскрикивала, тем самым подстегивая меня еще больше.