Потом взял несколько подушек и положил их с краю. Он не знал, как сильно ворочается малец во сне, но, во избежание его падения, не помешало подстраховаться.
Лишь проделав эти не хитрые манипуляции, Захар обернулся.
Чтобы тотчас выругаться, благо про себя.
Он за год с небольшим приучился максимально тихо вести себя в детской. Ходить беззвучно. Говорить шепотом. Прислушиваться к дыханию сына. Смотреть часами, как он спит или играет, сам работая за ноутбуком.
Многое что в его жизни изменилось за прошедший год…
Дисциплина – она такая, въедается в него и дальше уже идет как по накатанной. Так и сейчас. Ругательство вышло грязным и откровенно неприличным.
Он увидел, как Руслана, делая осторожные, робкие шаги подходит к кроватке спящего сына. Как, фактически не дыша, заглядывает в неё. Как её накрывает, и она поспешно закрывает рот ладонью, чтобы заглушить рвущиеся наружу рыдания. Как её хрупкое тело начинает бить дрожь – плечи затряслись, спина сгорбилась.
Захар, повторно выругавшись, преодолел разделяющее их расстояние и взял девушку за плечи.
– Пойдем, – приглушенно сказал он.
Она быстро-быстро закачала головой, отчего её волосы коснулись его лица.
– Пошли, я сказал, – уже более жестко проговорил Захар, потянув девушку на себя.
Частично он понимал, что с ней происходит. Девочка в ступоре, в шоке. Он и сам ещё до конца не отошел от новости, не знал, что делать дальше. Да и не то время, чтобы думать и ломать голову.
Сначала экспертиза ДНК.
Несмотря на видимое сходство между ним и Богданом, ему нужны всё же факты.
Он снова посмотрел на мальца, спящего на большой кровати. Потом перевел взгляд на Лешика, что посапывал в детской, и у самого сердце сжали тисками.
Жесть.
И это было самое культурное определение ситуации, в которой они оказались.
Он, уже больше ничего не говоря, с силой потянул девушку на себя. Маленькая, ладная, с ней справиться физически не составило бы большого труда. Взял в подмышку и понёс.
Руслана по-прежнему зажимала рот, не в состоянии справиться с подступившей истерикой. Слезы уже градом катились из её глаз.
Волгарский, как и большинство мужчин, ненавидел женские слезы. Сразу становилось не по себе. Просыпался древний инстинкт защитника, и возникала потребность сделать всё, чтобы слезы прекратились. Правда, жизнь научила Захара более скептически относиться к девичьим слезам. Сейчас дамочки чуть что и сразу научились пускать слезу, считая, что подобным образом имеют право манипулировать мужчинами.
Слезы Русланы – другое.
Ему удалось увести её из спальни.
– В комнате стоит радионяня. Как только кто-то из них проснется, мы услышим.
Его слова, наконец, достигли сознания Русланы, и она подняла голову кверху, желая посмотреть на него.
Даааа бл… ть…
Её глаза – это нечто. Огромные. Чистые. И полные боли.
Волгарский никогда бы не достиг таких высот в отельном бизнесе на побережье, если бы не владел едва ли не звериным чутьем, понимая, когда человеку больно на самом деле, а когда наиграно. К сожалению, последнее встречалось всё чаще.
Но глаза у Русланы были шикарными. В них смотришься, как в прозрачное озеро. А слезы, эти капельки, трогали.
Если бы они были знакомы чуть дольше, Захар непременно бы размазал её слезы.
Лучше – слизнул…
Черт, снова не о том думает! Совсем башка не варит.
– Куда… – шумно сглотнула, пытаясь остановиться, – вы меня ведете? Я хочу остаться…
– Руслана! – он развернул её к себе лицом и не совсем тактично встряхнул. – Соберись. Повторяю, никто у тебя Богдана забирать не собирается. Пусть ребенок поспит. Лешу ты увидела. Увидишь и ещё.
– Сегодня?
Вторично – б… я…
– Да.
Девушка медленно кивнула и повела плечами, скидывая с них его руки.
– Пошли в кабинет.
Как только в его доме появился ребенок, Захар отдал распоряжение подготовить рабочий кабинет рядом с детской. Ночами очень удобно. Несмотря на круглосуточное присутствие няни в доме, Захар предпочитал принимать активное участие в жизни сына.
Руслана послушно кивнула.
Умная девочка.
Де-воч-ка…
Некстати вспомнилось, как Макар на неё смотрел. Жадно. Заинтересованно. Уже мысленно раскладывая её под собой.
Злость колыхнулась в груди Захара. Ему-то лично что? У него с этой лялей другие интересы, и сейчас думать о ней, как о сексуальном объекте – кощунственно. Не сегодня – так точно.
Чуть позже… Вечером.
Руслана продолжала молча плакать. Пыталась успокоиться, но у неё ничего не получалось. Женщины… Вечно у них проблемы с эмоциями и самоконтролем.
Они прошли в кабинет, и он рукой указал на кресло.
– Присаживайся.
Надо сбавить обороты, перестать на неё давить.
Если бы речь шла о бизнесе, а не о живых людях, детях, черт возьми, он бы, напротив, был бы доволен. Оппонент эмоционально нестабилен, такого прогнуть под себя – раз плюнуть. Особых усилий даже не потребуется. Тут поднажал, там привел некие доводы, и всё, он в выигрыше.
Пройдя к бару, Волгарский молча достал стаканы и плеснул коньяка. Он сегодня напьется. Всё к этому шло. Вроде бы для анализа ДНК алкоголь в крови – не обязательное условие? Да и анализ делают не только по крови.
Он выпил залпом, второй стакан взял и вернулся к Лане, которая обхватила себя руками и посмотрела вперед.
Маленькая… Беззащитная…
Невероятна открытая.
– Возьми.
Он голосом привлек на себя внимание.
Лана повернула голову к нему, посмотрела на протянутую руку со стаканом, нахмурилась.
– Что это?
– Коньяк.
– Я не буду, – для убедительности мотнула головой.
– Почему? Тебе надо успокоиться.
Щеки девушки побагровели, сменив бледность.
– Захар, вы же видели, я кормлю!
Волгарский недоуменно пожал плечами.
– И что?
Теперь она на него смотрела, как на дурака.
– Вы серьезно не понимаете?
– Нет.
Он начинал злиться.
Она вздохнула и сквозь сжатые губы сказала:
– При грудном кормлении алкоголь противопоказан. Через молоко он передается ребенку. Так понятнее?
Он – идиот. Клинический.
Покачав головой, отошёл от девушки, поставил нетронутый стакан в бар и занял место у окна, сложив руки за спиной.
– Итак, Руслана, что мы с вами имеем. Думаю, поспешных выводов делать не стоит. Макар договорится, и мы сегодня все четверо сдадим анализы на ДНК. Результат будет через пару дней, хотя я и постараюсь его ускорить.
Руслана ответила не сразу, он тоже не поворачивался. Наблюдал, как ветер гоняет снег за окном, раскачивая верхушки деревьев.
– Можно мне кофе.
– Да, сейчас приготовят.
Они, не сговариваясь, решили взять тайм-аут. После бурного знакомства и не менее бурного продолжения, им обоим необходима передышка. Захар связался с кухней и попросил приготовить два кофе.
– Сахар? Сливки?
– Черный.
– С пенкой?
– Если можно.
– Можно.
С его языка едва не сорвалось: «Тебе можно все». Откуда взялась столь странная фраза – не понятно.
Сегодня – всё не понятно, и ему в том числе.
Волгарский ненавидел подобные дни. Когда поступали новости, не вписывающиеся в его структурированную жизнь. И главное – он сам пока не понимал, как себя вести и что делать.
Два ребенка.
Два ЕГО ребенка.
И одна мама.
Чужая для него девушка.
А для малышей?
Проклятье!
Раздался знакомый рингтон, и Захар поспешил ответить:
– Говори.
– Мы со специалистом из медцентра подъедем минут через сорок, если не встрянем в пробки из-за непогоды. Многие на летней резине, а гололед наметился.
– Хорошо, жду.
В этом был весь Макар. Исполнительный и во многом куда жестче, чем он сам.
Кинув айфон на стол и засунув руку в карман, Захар снова посмотрел на Руслану, которая чрезмерно сосредоточенно пила кофе.
– Если присмотреться, то теперь понимаешь, что Леша похож на тебя.