Неох вступал в Университет богатым, несмотря на то, что часов с пять тому назад вышел из него бедным. Счастие является и в ослиную голову, да иногда еще и скорее, так это не удивительно, что оно встретилось с Неохом, да удивительно то, что с разумным человеком; такого достоинства люди, мне кажется, при рождении получают это право, чтоб весь свой век называться бедными и не иметь участия в редких и блестящих металлах. Как скоро пришел он домой, то высыпал на стол деньги и поставил табакерку, призвал своих товарищей и говорил им: «Друзья мои! Я теперь богат; когда прохаживался по городу, то встретился со мною бог богатства и подарил мне это сокровище». Все начали его поздравлять, и казалось, как будто бы предприяли уже его и почитать. Чего деньги не сделают! Неох изволил тут обмануться и наполнился великою радостию; того ради послал за хорошим вином, в одну минуту комната его наполнилась бутылками, а немного погодя все студенты и ученики наполнились хмелем; тут ничего больше не слышно было, как только: друг и приятель. Препроводили они всю ночь в сем веселом упражнении; сон позабыл совсем эту веселую компанию и не входил к ним в комнату. Во время всего празднества деньги и табакерка лежали на столе; иной правдивый и постоянный человек подходил к ним и брал их, почитая Неоха должником своим прежде; другие брали их на собственные свои нужды, обещался после возвратить, а некоторые, имев к тому время и место, пробовали себя, могут ли они искусным образом украсть; и так к утру не осталось ни одной копейки. Золотая табакерка во все это время переходила из рук в руки; иной хвалил ее самое, другой выхвалял искусство мастера, третий благодарил того, кто ее подарил Неоху, и так далее. Наконец замешалась она во множестве пальцев и от потных рук так много потускла, что после ее уже и увидеть было невозможно. Таким образом окончила она пребывание свое у Неоха.
Поутру, когда проснулся тороватый студент, то увидел, что он столько же богат, как был и прежде, следовательно, не имел и того, чем бы утолить пары, которые поднимались в его голове от вчерашней пирушки. Страсть скупых людей и соболезнование о деньгах в одну минуту родились в его сердце; он проклинал себя, укорял безумием и неосторожностию, однако угомонившись несколько, ибо он еще не совсем был из числа нетороватых, предприял поступать вперед повоздержнее; но со всем тем препроводил весь день в превеликом сетовании, так как самый исправный мот или страстный картежный игрок. Когда же настало ему назначенное время, то поспешил он на то место с нетерпеливым желанием; по счастию его там уже его дожидались и с таким же обрядом, как и прежде, привезли в тот дом.
С четверть часа сидел он один в той комнате и беспокоился весьма много как воображениями, так и головою, которые делали его совсем неспособным к изъяснению мыслей. Вошла наконец к нему женщина в маске, однако это была не вчерашняя его благодетельница; прелести ее проникали и сквозь безобразное прикрытие. Она была столь складна станом, что Неох не видал во всем городе так прекрасного положения тела. Руки, которые он мог беспрепятственно видеть, довольно удобны были и одни тронуть еще не страстное Неохово сердце; платье на ней было преизрядное, да и такое, как будто бы сама любовь старалася оное украсить, и сами Грации шили его своими руками, и представилась она ему не инаковой, как все нежности и приятности служили сей земной богине. Похмельный студент как скоро ее увидел, то, не ожидав такого предмета, остолбенел и помешался несколько в разуме; он сам не чувствовал, что глаза его прикованы к красавице, а он к тому стулу, на котором сидел. Сия прелестница должна была ему напомнить, чтобы он сделал ей учтивость. Неох, услышав сие, как будто бы от крепкого сна пробудился, в одну минуту пропало его смущение и беспокойство; он пришел в некоторую стыдливую робость, принялся за учтивые слова и за модные поклоны, искал оправдаться острыми выдумками и отборными сочинениями речей и, словом, старался всем, чтобы исправить свою непростительную погрешность.
«Государыня моя! Такой худой поступок мой ничем иным извинен быть не может, как врожденным снисхождением вашему полу; я не сомневаюсь, что сколько вы прелестны, то столько сердце ваше нежно и снисходительно; припишет его, сударыня, моему удивлению, а не незнаемой мною неучтивости. Я как скоро вас увидел, то сделался неподвижен; ежели бы вы не столько были прелестны, то первое сие свидание не сделало бы так великой во мне перемены. Признаюсь вам, что красота ваша и мое удивление сделали меня бессловесным».
Известно, что такие приветствия женщины принимают с превеликим удовольствием и радостию и что они для них приятнее, нежели тот, который их выговаривает. Кто в нынешнем веке имеет этот дар, чтоб угодить модной щеголихе, тому без сомнения отворены все бесчисленные двери Венерина храма, и он всякое в свете благополучие получить может, чему ясное доказательство увидим мы и в Неоховом похождении. Владимира, так называлась пришедшая госпожа, слушая его слова, позабыла совсем маленькое неудовольствие, оказанное ей Неохом, и при сем первом случае оказала ему столь великую благосклонность, которая ни с чем сравниться не может. В чем же оная состояла, то сие ведаю я один; да сочинитель, и не только всем, но и вам того не откроет, ибо его дело не богатое, так живучи в свете, надобно быть сколько-нибудь поскромнее. Что ж Владимира поступила так ретиво в любовных упражнениях, то это произошло от того, что она была девушка светская и знала больше, нежели бы ей надобно было; читала романы и из них научилась презирать людей и передо всеми гордиться, узнала почитать за безделицу нужные вещи и пользоваться тем, что запрещает стыд и благопристойность, уразумела, как пересмехать своих сестер, да только тех, которые ее умнее, поняла, каким образом презирать свою веру и отечество, а любить чужестранных обманщиков и, словом, все то, что принадлежит до развратной щеголихи. Сверх же того Неох был как разумом, так и лицом недурен, а против такого предмета нынешняя женская добродетель, как малая трость против ветра, шатается. Много бы мы теряли, ежели бы все девушки и женщины были так застенчивы, как бывали они в старину. Стыд и благопристойность, сии два несносные варвара, хотя не всеми, однако многими совсем уже истреблены, и мы уже ныне редко имеем это несчастие, чтоб увидеть у девушки в лице краску в то время, когда мужчина изъявляет ей свое желание. Кажется мне, что природа по временам переменяется, это тягостное бремя ложится на нас потому, что мы начинаем быть стыдливее женщин. Знакомство у ретивой в любви девушки с отважным студентом в одну минуту взошло на высокую степень, и начали они столь дружно друг друга осязать, как будто бы старинный супруг с древнею сожительницею; а нынешние люди, которые обязуются браком совсем не с теми мыслями, гораздо к тому не способны и для того примером я их здесь не поставил. Что ж они в сие время говорили, того поставить здесь не рассудилось мне за благо; это бы одно составило ужасной величины книгу, которую бы за огромностию, я чаю, никто читать не стал. Сверх же того любовницы в таком случае говорят коротко, но приятно; смутно, но чувствительно; тихо, но голос сих Сирен[111] проходит во внутренность нашу и касается сердца; непонятно, но разум наш скорее всего понимает их загадки; они речей не начинают и о конце оных никогда не думают, а мы догадываемся, начинаем и оканчиваем и с таким успехом, что всегда попадаем на их мысли, чему в доказательство служит это, что между множества наук не видим мы науки любовных дел, но в оных учитель наш — сама природа, разум — переводчик сердца нашего, а глаза — истолкователи нашего желания. Следовательно, описание их разговора мало бы принесло увеселения, а может быть, подало бы случай к соблазну, чего весьма опасаюсь; оставляю оное без всякого изъяснения.
Потом вошла к ним Навера, надзирательница Владимирина, и сказала ей, что отец ее спит уже в свою волю. «Ну, так мы теперь безопасны, — говорила Владимира, — и можем целую ночь наслаждаться приятностями без всякого помешательства. Время уже нам уведомить Неоха, — продолжала она. Потом, оборотившись к нему, говорила: — Я дочь первосвященника Чернобогова, и это его дом, в котором ты находишься теперь». Сие говорила она уже без маски, а когда ее скинула, того я не видал, ибо не все в свете усмотреть можно. Неох, услышав ее слова, задрожал, сердце его окаменело, кровь застыла, и он не знал, что и отвечать. Ибо первосвященник был в то время страшнее и самого ужасного тирана; и ежели, не льстя жрецам, выговорить самую правду, то они так и поступали с народом для того, что правление оным было в руках первосвященника, который всегда казался благополучным и набожным, однако проливал столько человеческой крови, сколько Волхов приносит прибыли в то место, в которое он впадает, и можно было примолвить тут пословицу: «в тихом омуте больше черти ведутся». Владимира, приметив необычайную перемену в Неохе, узнала тотчас, сколько отец ее мил и приятен народу, и для того старалася как возможно ободрить унылого любовника. Она изъявляла то знаками, что сердечное чувствовала отвращение к своему отцу и желала, чтоб освободиться от него каким- нибудь легким и неподозрительным случаем. Она уже начинала презирать его и искала всегда своей воли, а чтоб сделаться госпожою над своими поступками, то готова была на все согласиться; ибо нет ничего приятнее женщине, как господствовать над другими, а самой ни от кого не зависеть, и от сего произошло, что «у бабы волос долог, да ум короток». В нынешнем веке нередко видим мы такие примеры; итак, вы, слушатели, должны освободиться от удивления, ежели вы до него охотники. Неох, уразумев ее желание, в пущее пришел от того помешательство; такое усердие к родителю вселило в него совсем противные прежним мысли, а Владимира подумала, что сие его смущение значит согласие, обрадовалась весьма тому и предлагала все свои сокровища ко услугам своего заблуждения; а как дело пришло к тому, чтоб принимать ему довольно оных из рук Владимириных, тогда уже находился он в полном и совершенном разуме, чему в доказательство служит это, что он не ошибся и положил их в тот карман, который свободен, был от книг и от бумаги. Первое сие свидание имело у них двойной успех: возвысили они свою любовь до такого градуса, что застенчивые и робкие любовники не могли бы и в три года сего исполнить. Другое — что сделали некоторый изрядный заговор, о котором я умолчу, чтоб не осрамить жадного к деньгам студента и малоумную красавицу. В сем согласии надзирательница была главною особою, и она давала все потребные к тому наставления двум нашим глупым любовникам, и все сие предприятие делалося по ее научению. Наконец начал уже показываться день и прекратил их увеселение и согласие. Время перестало плакать над сими неистовыми воздыхателями, и Неоха отвезли домой по обыкновению, а Владимира и Навера заплатили поутру, чем должны были они ночи.
