Другого варианта просто нет. Сейчас главное дотянуть до сна, до наступления ночи. Утро, говорят, мудрее. А если утром проснусь и нет рядом никакой Евы?

Все, хватит, надо взять себя в руки. Будет Ева рядом утром, будет! Надо только в это верить. А сейчас довольно уже этого душа. Надо вытираться и одеваться. По привычке протягиваю руку туда, где обычно висит полотенце. Оно на месте. И не какое-нибудь, а мое, родное. И халат рядом мой, привычный. Значит, не все так плохо на белом свете, как кажется.

Растершись полотенцем докрасна, чтобы дополнительно взбодриться, одеваюсь и выхожу наружу. Из кухни идет манящий запах хорошо прожаренных котлет. По-моему, с капустой на гарнир. Так, в этом доме и с этой Евой я с голоду умереть не должен – и котлеты, и прочее мясо, и капусту тушеную я люблю.

– Андрей, мой руки и за стол! Мы уже заждались, – в голосе, доносящемся с кухни, слышны командные нотки. – Да, ты же только из душа. Так что насчет рук я погорячилась.

– Да, да, сейчас приду. Одну секундочку, – я отправляюсь к коридорной вешалке, чтобы успеть посмотреть свой паспорт.

Черт, темно совсем стало, придется свет зажигать. Свои паспортные данные я знаю наизусть, слишком много всяких анкет приходится заполнять. Руки от волнения снова начинают дрожать, странички паспорта никак не хотят открываться, словно слиплись, хотя у меня на каждую страничку отдельный файлик прозрачный надет. Наконец удается раскрыть нужный разворот.

Так, читаем. Пимушев Андрей Николаевич. ФИО совпадает целиком и полностью. Родился в Москве 12 апреля 1960 года. И тут все верно. То, что я родился в День космонавтики, меня всю жизнь сопровождает. Кто узнает об этом, сразу начинает спрашивать, почему меня Андреем назвали, а не Юрием. Почему-то на дату обращают внимание, а год упускают из виду. А я хоть и родился в День космонавтики, но за год до того, как этот самый день появился. Впрочем, родись я на год позже, думаю, что меня все равно родители Андреем бы назвали. Традиция такая по отцовской линии: дед у меня тоже был Андрей Николаевич, отец Николай Андреевич, я снова Андрей Николаевич. Стоп, как же сразу в голову не пришло. Коля, который сын мой вроде как, он же в таком случае Николай Андреевич будет. Полный тезка своего деда! Значит, традиция сохраняется.

Серия и номер, дата выдачи и кем выдан паспорт, код подразделения – все мои. Ну что, надо вдохнуть в себя побольше воздуха и перелистнуть на страничку, где сведения о браке размещаются. В моем паспорте эта страничка всегда была девственно чистой. А тут? А тут штамп стоит. Точнее – даже не штамп, а на компьютере впечатано. Видимо, когда паспорт менялся в 2005-м в связи с 45-летием. Таким-то отделом ЗАГС города Москвы 17 сентября 1988 года зарегистрирован брак с гражданкой Селезневой Евой Александровной, 1960 года рождения.

Боже мой, разве не о такой записи я мечтал всю свою жизнь? Ну не всю, конечно, если быть точным, но три десятка лет заведомо. Глаза начинают мутнеть от набегающих слезинок. Мысли в голове беспорядочно толкают друг дружку, но постепенно выстраиваются хоть в какую-то последовательность. А почему Селезнева? Она что, девичью фамилию себе оставила? Не захотела Пимушевой быть? А может, так и надо в паспорте писать? Ведь замуж она Селезневой выходила. Жаль, что я не юрист, ни черта не разбираюсь. В понедельник на работе надо будет проконсультироваться с нашими ребятами из юротдела. Да нет, это бред – ждать до понедельника. Достаточно паспорт самой Евы посмотреть. Только аккуратно, чтобы подозрений не вызвать. Сколько я вообще смогу продержаться, чтобы она ни о чем не догадалась? День, два? Не знаю. Вообще не представляю, как сказать, что я – это не я, а точнее – не совсем я. Сюжет для психушки. А может, я просто сошел с ума? Это было бы самое простое объяснение. Но как-то не хочется о таком варианте думать.

Ну а что у меня на 17-й страничке? Кстати, интересно, что страницы со сведениями о детях в паспорте не пронумерованы. Раньше вообще этого не замечал. Зачем мне, они же пустые были. Есть! Пимушев Николай Андреевич, дата рождения – 03.07.1992. Значит, Коле ровно двадцать. Два месяца назад юбилей был. Справляли, наверное. А я, интересно, чем в этот день занимался.

– Андрей, это уже невыносимо! – увлекшись паспортом, я не заметил, как подошла Ева. – Мы же тебя ждем, все стынет, а он тут паспорт свой разглядывает. И зачем, скажи, ты вообще это делаешь? Ты же наизусть все данные своих документов знаешь!

Ева смотрит на меня с недоумением. А я не могу сдержать улыбки – значит, и в этой жизни я такой же, все номера и прочие реквизиты запоминаю.

– Ну вот чему ты улыбаешься? – вопрошает Ева.

– У нас же послезавтра годовщина свадьбы! – медленно и с удовольствием произношу я, совершенно не понимая, как эта мысль появилась в голове.

– Вспомнил! В отличие от номера паспорта ты это далеко не всегда помнишь, – выговаривает Ева, но чувствуется, что ей приятно от моих слов. – Да, двадцать четвертая уже. Вот так жизнь и пролетает. Ладно, пошли за стол.

Вслед за Евой перемещаюсь на кухню. Здесь я еще не бывал. По сравнению с моей привычной кухней куча изменений. Мойка другая, плита новенькая, всяческие шкафчики, стол разделочный, или как его там правильно назвать. Не очень я в этом разбираюсь. У меня-то ничего такого нет. Чтобы бутерброд сделать или кашу «Быстров» – все это не нужно. Недаром Юля говорит, что моя кухня производит на нее наиболее тоскливое впечатление во всем доме. Пожалуй, единственное, что привычно для меня, – это круглый обеденный стол. Но он тут старожил, еще мои родители покупали до моего появления на свет. Только у меня стол сдвинут в угол, а тут он расположился чуть ли не центре, благо кухня большая по метражу, места хватает.

Лицом к двери сидит Коля и машинально поглощает вилкой содержимое своей тарелки, не отрываясь от экрана мобильного телефона. Наверное, в «Фейсбуке» или в «Твиттере» каком-нибудь завис.

– Николай, вообще-то мог бы и родителей дождаться! Ну куда ты так торопишься? – не выдерживает Ева.

– Да сейчас все молодые люди в соцсетях висят постоянно, – осторожно пробую вставить я свои «пять копеек».

– Вот, мама, отец меня всегда понимает! – с удовольствием говорит Коля, подмигивая мне правым глазом.

Я в ответ тоже подмигиваю. На душе становится заметно легче. Первый блин не вышел комом. Видимо, другой Андрей примерно такие же слова говорит. А чему я вообще удивляюсь? Другой Андрей – это же как-никак я сам! Хотя и не я вроде. Молнией приходит новая мысль: другой Андрей – это я, но только в иных обстоятельствах. Блестяще! Пожалуй, самое разумное объяснение. Вот только проблема в том, что обстоятельств этих я не знаю, жизни, которую прожил, но одновременно не прожил. Точнее – прожил, но не я. А еще точнее – не совсем я. Стоп, чем дальше в философские дебри, тем хуже. Надо остановиться, дальше сплошной мрак начинается. А вот мысль про себя, но в других обстоятельствах – очень толковая на самом деле. Ее и надо держаться.

– Совсем забыла! – Ева пальцем постукивает себя по лбу. – Салат же еще в холодильнике стоит. Овощной. Коля, достань!

Я поднимаю глаза и украдкой стараюсь внимательно разглядеть лицо сидящей слева от меня Евы. Да, седина в волосах есть. Но она ее не закрашивает. Видимо, специально. И правильно делает. Во-первых, от природы она не брюнетка, а шатенка, пусть и темная. А во-вторых, проблески седины придают ее лицу благородную строгость, подчеркивая уже не юный, но еще далекий от старости возраст. Волосы стали короче, чем когда-то, но все равно спускаются до плеч. А сейчас, когда они распущены, легко можно представить себе, что рядом сидит совсем юная девушка. Вот у той, другой Евы, точнее, первой, которую я знаю, сейчас волосы, по слухам, чуть ли не до пояса стали и чернильно-черные. Но это она какими-то индийскими красками пользуется. Может, хочет очередному гуру понравиться. А что еще делать, если жизнь некий мерзавец Пимушев сломал? Все, хватит, и так тошно уже стало. Лучше я продолжу новую Еву разглядывать.