– Значит, ради этого я старательно смыкала свои веки? Поцелуй, кстати, совершенно школьный. Класса для девятого сошел бы.

– Так это самый первый, романтический!

– А, ну раз самый первый, то тогда простительно, – смеется Ева. – Но мы же с тобой в разных школах учились, даже в разных городах. Так что это ты какую-то другую девушку сейчас вспоминал! Давай признавайся! Вдруг что-нибудь новое узнаю.

– Ева, а как насчет моего предложения?

– Которое четвертое?

– Нет, насчет того, чтобы ты рассказала мне о нашей жизни. Ну, не о всей, конечно, а о наиболее запомнившихся тебе событиях. А я в ответ могу начать тебе рассказывать историю нашего знакомства, когда мы еще не были женаты.

– Странное предложение. Тут какой-то подвох я чую.

– Совсем нет, мне просто интересно еще раз прожить нашу жизнь, но уже твоими глазами, понять, что ты чувствовала, ощущала. Знаешь, есть такой американский фильм, где муж в старости пересказывает жене всю их жизнь. У нее плохо с памятью, и он старается таким образом сделать, чтобы она вспомнила.

– Угу, «Дневник памяти»[7] называется. Мы же вместе с тобой его по телевизору смотрели.

Ответ Евы повергает меня в легкий шок. Все-таки я прокололся и на ровном месте. Надо выкручиваться.

– А ты что, к болезни Альцгеймера начинаешь готовиться? – насмешливо продолжает Ева, но тут же становится серьезной. – А знаешь, в твоем предложении что-то есть. Посмотреть на нашу жизнь глазами другого человека. Действительно интересно может получиться. Но ты хитрый слишком! Почему только я должна рассказывать?

– Так я же сказал, что тоже буду, но с другой стороны, начиная со знакомства на первом курсе. И будем двигаться навстречу друг другу.

– Все равно как-то несимметрично получается, – морщится Ева.

– Так мы потом можем поменяться местами.

– Ладно, сыграем в твою игру, – соглашается Ева. – Это действительно необычно, а у нас сегодня романтический вечер. Только за один вечер я не уложусь.

– А не надо за один. Сегодня только начнем.

– Что же я теперь год буду тебе о своих воспоминаниях рассказывать?

– Ну почему обязательно год. Как пойдет… пока тебе не надоест, – я готов сейчас обещать что угодно, лишь бы Ева не передумала.

– Какой красивый цвет вина! – неожиданно меняет она тему. – Точно как гранат… или рубин.

– Нет, не рубин, – сам того не ожидая, уверенно заявляю я. – Это пироп.

– Что-что? – переспрашивает Ева.

– Пироп. Минерал такой есть. Спутник алмаза. Если где-то попадается пироп, то, скорей всего, рядом есть и алмазы.

Мой экскурс в тонкости геологии прерывается приходом Коли. Увидев нас за празднично накрытым столом, сын застывает в недоумении:

– А чего это вы не на кухне ужинаете? И нарядные такие!

– Во-первых, привет! А во-вторых, ты полагаешь, что родители вне кухни уже и поесть не могут? – задаю я полуриторический вопрос.

– Привет, ма, привет, па! Это я на всякий случай спросил. Получается как будто праздник.

– А у нас и есть сегодня праздник, – я продолжаю гнуть обозначенную линию.

– А какой? – Коля сейчас сама душевная простота.

– Как какой? – не выдерживает Ева. – А если подумать и получше?

– Мы же вроде при тебе вчера обсуждали, – добавляю я.

– Не помню я, – по лицу сына пробегает тень досады. – Правда не помню. Мама, у тебя какое-то событие?

Взгляд Коли устремлен на алые розы, занявшие почетное место в вазе.

– Да, у меня событие, – с удовольствием растягивает слова Ева. – И у отца тоже.

– Ой, простите меня, – Коля размашисто бьет себя по лбу, словно там сидит изрядно полакомившийся кровью комар. – Сегодня же день вашей свадьбы. Я совсем забыл. Но вы же его только по круглым датам отмечали раньше. Помню, когда 20-летие было, тогда и гости здесь сидели.

– Ладно, Коля, не переживай, все нормально, – успокаиваю я сына. – Мы просто решили начать новую традицию. Дата, как ты правильно подсчитал, не круглая, поэтому мы скромненько, без гостей, в камерной обстановке.

– А мне и подарить вам нечего, – голос сына явно показывает, что он ждет нашего отказа от подарка.

– Как это нечего? Помнится, кое-кто обещал подборку ссылок на популярные статьи о параллельных мирах.

Ева с удивлением бросает на меня взгляд. Дескать, дались ему эти параллельные миры, совсем зациклился на старости лет.

– А мне подари просто внимание, – просит она Колю. – И еще. Когда у тебя собственная жена появится, постарайся не забывать о дне вашей свадьбы, сколько бы лет ни прошло.

– Тогда я с вами посижу. Наверное, так можно уделить внимание? – Николай смотрит на мать и тут же переводит взгляд на меня. – Извини, я немножко забыл, дел много. Сегодня попробую список ссылок тебе прислать.

– Мой руки, – чувствуется, как Ева входит в привычную роль. – И присоединяйся. На кухне фужер себе достань, только не забудь его сполоснуть!

Коля отправляется умываться, а я тихонько говорю Еве:

– Все-таки неплохой у нас сын!

– Не просто неплохой, а хороший, – глаза моей жены выражают тихую радость, в которую она добавляет озорную перчинку. – Был бы еще лучше, если бы отец больше внимания воспитанию уделял и поменьше времени в одиночных пеших турах по Москве проводил!

Я молчу. Пока не всегда могу уловить грань, где у Евы заканчивается легкая ирония и начинается нечто более серьезное. Надо привыкнуть, набраться опыта общения. Опыт этот, правда, всегда приходит вместе с набиванием шишек. Вот чего не хотелось бы! Неужели Ева и впрямь не догадывается, что перед ней сидит Андрей, который совсем ничего не знает о большей части ее жизни? Такая вот привычная внешняя оболочка, внутри которой совсем другое наполнение. Какой же шок для нее будет, когда мне придется открыться! Или все-таки о чем-то начинает догадываться, только молчит? Ведь есть прославленная женская интуиция, она должна работать. Нет, похоже, пока действительно ни о чем не догадывается.

Коля осторожно вносит впереди себя фужер и усаживается за стол. Кстати, почему фужер, а не бокал? Честно говоря, я не знаю, в чем разница. Но раз Ева назвала фужером, то пусть будет фужер.

Коля разливает «Каберне» и под мелодию тройственного хрустального перезвона неожиданно, по крайней мере для меня, провозглашает:

– Горько!

Мое лицо моментально покрывается пунцовой краской. Словно новогоднюю маску кто-то на меня нацепил. Пальцы, напротив, холодеют и ослабевают. Только бы успеть поставить этот несчастный фужер на стол, не разбить, не расплескать. Кажется, удалось. У меня даже получается направить взгляд на Еву. Значит, мышцы лица еще работают, хоть что-то не отказало мне. Ева тоже сидит крайне смущенная. Даже не знаю, кто из нас покраснел больше. Зеркала рядом нет, поэтому себя не вижу. Может, это и к лучшему. Я медленно начинаю подниматься.

– Андрей, перестань, мальчик пошутил, – голос Евы выражает сопротивление, но весьма слабое.

– Ничего я не пошутил, – обиженные нотки Коли, словно спусковой крючок, стряхивают с меня оцепенение.

Я подаю Еве руку. Опираясь на нее, моя жена поднимается, машинально поправляя на себе жакет. Ее лицо, раскрасневшееся и манящее, уже совсем близко. Я закрываю глаза и наощупь, одними губами, ловлю ее губы. Какое блаженство! Весь мир куда-то проваливается, есть только Ева. Больше нет ничего, даже времени.

– …Двадцать семь! Двадцать восемь! – откуда-то издалека ко мне начинают прорываться звуки Колиного голоса. – Двадцать девять! Тридцать!!!

Я отпускаю губы Евы в свободное плавание и наконец открываю глаза. Передо мной плывут цветные пятна, за которыми улавливается силуэт Коли.

– Ну вы даете! – с восхищением произносит сын.

Я сижу, уставившись в тарелку с каким-то удивительно вкусным салатом. В обычных обстоятельствах такая вкуснота непременно уже перекочевала бы внутрь меня, но сейчас оценившие творение Евы вкусовые рецепторы никак не могут достучаться до мозгового центра. И неудивительно! Всего за каких-то минут 15–20 я проделал путь от первого робкого поцелуя, охарактеризованного Евой как уровень девятиклассника, до подхватившего меня, словно щепку, и бросившего в пучину неукротимой страсти Колиного «Горько!» Наконец у меня появляются силы поднять глаза и взглянуть на Еву.