Воспользовавшись тем, что грузный носильщик с чемоданом на плече на миг загородил троицу, Стас быстро вытащил парабеллум и сунул его в карман пальто. Вот чем хорош люгер, так это тем, что механизм затвора у него рычаговый. Если карман просторный, вполне можно стрелять, не вынимая руки, прямо сквозь подклад. С рамным затвором такой фокус небезопасен.

Попутно Стас быстро прикинул – а не метнуться ли к поезду? Проскочив под вагонами, можно сильно осложнить задачу этим мокрушникам. Однако не стал. И не из глупой гордости, а просто потому, что мог не успеть. Сделав окончательный выбор, Стас пошел прямо на «клетчатого». Но тот неожиданно сделал шаг навстречу и, вежливо коснувшись пальцами края котелка, тихо сказал: «Штаб-ротмистр Судеев, прислан Петром Аркадьевичем…»

– Сзади вас два террориста, – быстро, сквозь зубы, сказал Стас. – Осторожно…

И, не успев договорить, увидел, как молодой, выхватив пистолет, поднимает его на уровень глаз. Между ними были люди, и стрелять сквозь карман было рискованно. С силой оттолкнув Судеева в сторону, опер присел, уходя с линии огня, и в этот момент загремели выстрелы. Возле уха противно свистнула пуля, пронзительно закричала женщина. Вскинув пистолет, Стас выстрелил и увидел, как молодой, пошатнувшись, схватился за грудь и стал заваливаться на стену, оставляя на ней размазанную полосу крови. В ту же секунду голова террористки дернулась, и ее затылок словно взорвался, выплеснув на стену темно-красный сгусток.

«Ротмистр попал, – машинально отметил Стас, чувствуя, что все эти „гонки” начинают ему надоедать. – Нет, точно пора сваливать. До бесконечности везти никому не может. Не в этот раз, так в следующий укокошат. Настырные ребята…»

– Цел? – коротко спросил штаб-ротмистр.

Стас машинально кивнул, неотрывно глядя на лицо террористки. Большие глаза, не мигая, смотрели в серое небо, и только ровная дырочка во лбу говорила о том, что они уже ничего не видят.

«Молодая красивая девка, – с какой-то обидой подумал опер. – И какого рожна тебе было в этих революциях? Влюблялась бы, детей бы рожала… дура, мать твою…».

– Клавдия Кислякова, белошвейка, – негромко сказал появившийся неизвестно откуда городовой.

– Знали ее? – повернулся к нему Судеев.

– С полгода уже в розыске висит… висела… Что прикажете, Кирилл Степанович?

– Оформляй все, как положено, – устало сказал тот. – Рапорт через пару часов пришлю. Поехали, господин Сизов, Петр Аркадьевич ждет.

…На столе горела лампа под конусным абажуром из ткани, хотя на улице было уже светло.

– Проходите, Станислав, присаживайтесь. Вы сами-то православный?

– Да, – рассеянно ответил Стас, поудобнее устраиваясь в кожаном кресле. – А что, разве я на русского не похож?

– Имя у вас польское. А они в основном латинисты. Ну да Бог с ними. Пригласил я вас вот по какому поводу. Во-первых, согласны ли вы принять мое предложение? То, что я сделал в Киеве?

– Предложение, чего греха таить, заманчивое, – серьезно ответил Стас. – Однако бесплатных пирожных не бывает. Для начала объясните, хотя бы в общих чертах, что будет входить в мои обязанности? Я пределы своих возможностей знаю и деньги зазря получать не приучен.

Столыпин усмехнулся. Усмешка получилась какая-то коварная и одновременно грустная.

– Собственно, ответ – это плавный переход ко второму вопросу.

Он бросил на Стаса испытующий взгляд, но тот никак не прореагировал, просто сидел и ждал. Одно из «золотых правил» опера – если собеседник хочет что-то сказать, не мешай, дай ему высказаться.

– Наши полицейские специалисты изучили ваши документы и пистолет и в один голос утверждают, что и то и другое изготовлено фабричным способом. Причем технологии довольно сильно отличаются от ныне существующих. Не то чтобы они совсем неизвестные, но другие. В общем, либо вы действительно гость из грядущего, либо мы все сошли с ума. А если присовокупить сюда мое неожиданное спасение, то лично у меня сомнений не остается.

Стас вежливо наклонил голову.

– Теперь о ваших обязанностях. Советник. Тайный, если угодно. Вы знаете наше будущее. Кстати, теперь это и ваше будущее тоже.

– Я понимаю, – криво улыбнулся Стас.

Уж что-что, а это-то он и впрямь понимал. Как и серьезность той задачи, которую премьер эдак ненавязчиво пытается на него повесить.

– Мне вот, простите великодушно, одно непонятно, – продолжил Столыпин. – Государство у вас, как я понял, социалистическое. С какой тогда, спрашивается, стати, вы кровавого царского сатрапа спасать кинулись? Не вяжется как-то, согласитесь.

Министр смотрел пристально.

«Гляди, гляди, – ухмыльнулся про себя опер. – Сколько на меня уже глядели, ты бы знал… Привык, знаешь ли…»

– Ну, государство наше уже месяцев пять как не социалистическое. Говоря коротко, тот эксперимент, который сейчас начали большевики, признан неудачным. Хотя, конечно, это не может служить вам утешением. Не уверен, что мы можем изменить все, но кое-что можно попробовать. С вашей помощью, естественно.

– Не хочется мне верить в то, что вы говорите, – медленно сказал премьер. – Но факты, как говорят англичане, самая упрямая вещь. Так помогите! Если мы с вами на одной стороне.

«А вот это не факт, – подумал Стас. – Мне теперь окончательно ясно, что монархия, по крайней мере, в том виде, как здесь, свое отжила и подняться ей не дадут, скорее всего… Зря, что ли, у меня три курса истфака за плечами? Но как мне в этом убедить правоверного монархиста? Задачка, блин…. Этот государь император мне, говоря откровенно, доверия не внушает».

– Вот что, ваше высокопревосходительство, – решительно сказал Стас. – Давайте-ка я вам расскажу все по порядку. А потом скажу, что, на мой взгляд, нужно делать. И тогда уже вы решите, стоит мне предлагать работу или лучше в «столыпинский галстук» меня засунуть.

– Зовите меня Петр Аркадьевич, – коротко ответил премьер. – И не надо из меня чудовище делать. Я слушаю вас очень внимательно.

… – Ну-с, чем порадуете?

– Вот! – Стас положил перед премьером бювар и потер пальцами красные глаза.

– Садитесь, Станислав, – кивнул Столыпин. – Я вижу, что вы не выспались, но не отпущу пока, простите великодушно. Возникшие вопросы лучше разрешать сразу.

– Да, конечно, – кивнул Стас, присаживаясь.

Спать хотелось смертельно. Настолько, что немело лицо и не слушались пальцы. Чтобы отвлечься, он незаметно, как ему казалось, стал рассматривать Столыпина. Он уже знал, что они с Курловым провели блестящую операцию по обезглавливанию масонских лож. Сейчас уже в прессе стоял такой визг, что закладывало уши.

Еще бы! Черный реакционер Столыпин и жандарм Курлов подняли свои кровавые руки на цвет русского общества. Вот интересно, врачи, инженеры, учителя – не цвет, а эти бездельники, истово ненавидящие собственную Родину, с потрохами готовые ее сожрать – цвет. Чудны дела твои, Господи…

Премьер поморщился, задев раненой рукой край стола. И об этом Стас уже знал. При аресте прибывшей из Франции разведчицы масонов Архангельской-Авчинниковой некий отставной гвардии полковник Козлянинов, выхватив револьвер, успел два раза выстрелить, прежде чем его скрутили. Жандармский офицер, заслонивший собой премьера, был убит наповал, но вторая пуля попала Столыпину в руку.

«Хорошая примета, – подумал опер. – Если бы ты был не жилец, рукой бы не отделался».

Правда, такого «гнойника», который они вскрыли, не ожидали даже сами жандармы. Но очень быстро сверху пришло высочайшее повеление – аресты прекратить! Ну, и за трое суток Столыпин с Курловым успели немало. Но все хорошее кончается, закончилось и это. Выйдя от императора, Курлов отдал приказ: хватит! Документируйте тех, кто уже есть. Поотсекали часть щупальцев, и на том спасибо. А до головы не добраться. Пока не добраться, поскольку она за границей. Тем не менее российскому масонству был нанесен жестокий удар, от которого оно, будем надеяться, оправится нескоро.