Господин директор высоко ценил зоркого ювелира и закрывал глаза на многое – на женский пол, статус матери-одиночки, сомнительное происхождение и скверный нрав. Гисла была лучшей и брала за работу вполовину меньше, чем взял бы мужчина. Поэтому делала все, что хотела. Почти все. Ей хватало на квартирку, обставленную по последнему слову техники, на элитную школу и дорогие игрушки для сына, на бесценную игрушку для себя. За рулем летуна Гисла чувствовала себя свободной и совершенно счастливой. Порой она срывалась за город посреди ночи – нарезать круги над полями, в опьяняющей темноте, смотреть на звезды, подставлять ветру пылающее лицо и ни о чем не думать. Но минуты полета выдавались все реже.

На приборной доске красовалась голограмма. Упрямое лицо сына не удалось приукрасить, ребенок смотрел хмуро и пристально, сжимал тонкие губы, черные волосы в беспорядке спадали на лоб. Умный мальчик – преподаватели льют елей, восхищаясь его смекалкой, математическими способностями, изысканным ходом мыслей… А потом вызов в школу, унижение, подарки, угрозы – и поиск нового места. Ильмарин дрался редко, но не знал ни пощады, ни мальчишеских правил. В первом классе сосед обозвал его ублюдком, сын недолго думая достал циркуль и приколотил руку обидчика к парте. В третьем за украденные часы – дедовы, дорогие, с чеканным черным узором – сбросил воришку с лестницы и наступил на пальцы. Был бы отец… но отца у мальчика не было.

Приборная карта мигнула – цель найдена. Гисла виртуозно посадила летуна на площадку высотки и спустилась на пятый этаж в прозрачном, светящемся лифте. Магазин «Бродячая Искра» еще работал. Куклы, похожие на живых младенцев, моргали, хихикали и наперебой звали мам. Чудовища качали длинными шеями, разевали зубастые рты и шипели – Гисла всегда опасливо обходила этот отдел. Ей нужна была головоломка, лабиринт Мирте – точная копия подземного лабиринта, много веков назад построенного великим зодчим. Он выглядел совсем настоящим – с ловушками и подвесными молотами, с ножами, вылетающими из стен, с клубами дыма и хищными поползнями, с огненной змеей в середине. Голографический человечек, повинуясь безмолвным приказам игрока, должен был пробиться в центр, сразить чудище, забрать приз – копию древней короны императоров Мирте – и вернуться назад другим путем. Игрушка стоила много, Гисла считала ее чересчур дорогой для десятилетнего мальчика. Но она уже не первую неделю задерживалась на работе, пропустила субботний обед и воскресную прогулку… Порадую сына хоть так!

Продавец, зевая, упаковал подарок. Гисла смотрела, как сонно движутся толстые пальцы, покрытые белесыми волосками, как скользит между ними голубая бечевка, и злилась, злилась. Надо успеть прикупить свежих фруктов для Фуксы, пушистой носухи, уже пять лет делившей с ними жилье. Гисла не любила животных, но Ильмарин так просил… и теперь неуклюжая, пахнущая гнилыми яблоками, полная бездумной радости зверушка носилась по дому, подворачиваясь под ноги в самый неподходящий момент. И мальчик играл с ней, учил подавать лапу и приносить тапочки, разрешал спать в его постели и совать длинный нос в его завтрак. Иногда чудилось, что носуху сын любит больше, чем маму.

Пакеты с покупками полетели на заднее сиденье. Гисла нажала педаль и с места поднялась вверх. Десятый час, а в десять сын уже должен лечь – так прописали врачи. Приборная карта замерцала, прокладывая маршрут, до дома оставалось уже недолго. Сияющий мириадами огней вечерний город раскинулся далеко, тысячи летунов пересекали небо, огромные воздухолеты, полные пассажиров, неторопливо ползли сквозь легкие облака. Пешеходы оставались внизу.

Когда Гисла вошла в квартиру, мальчик еще не спал. Но встречать маму не вышел – в детской еле слышно играла музыка, раздавался грохот, треск и азартные выклики – опять воюет. И носуха тоже не показалась – опять дремлет где-то в шкафу с бельем или греется у сушилки. Лентяйка Фукса! Первым делом – снять каблуки, всунуть усталые ноги в мягкие тапочки. Затем пройтись по квартире – посуда в мойке – значит поел, грязная форма на полу в ванной – по крайней мере донес. Клетчатая рубашка едва ощутимо пахла молодым потом – взрослеет парень. Щелкнув пультом, Гисла сделала себе горячего молока с пряностями и медленно выпила, чувствуя, как с каждым глотком прибывает сил. Сполоснула миску, положила носухе порезанный апельсин. Теперь можно и к сыну!

На стук двери Ильмарин едва повернул голову:

–;Мааа?

Какой бледный! И под глазами круги. Обязательно надо в выходные выбраться в парк или на побережье – весна все-таки. А вот целовать в теплую макушку уже нельзя и обнимать костлявое горячее тело тоже – сын давно избегал ласки.

– Как дела в школе, Иль? Все в порядке?

– Блестяще по навигации, блестяще по математике, примерно по плаванью, ни с кем не дрался, обедал, был вежлив. Что еще ты хочешь знать, ма?

«Что ты думаешь. Что ты чувствуешь. Что скучал без меня». Гисла старательно улыбнулась.

– Посмотри, что я тебе привезла. Сюрприз!

Голубые глаза сына блеснули, губы дрогнули в нервной гримасе. Удивление? Любопытство? Усталая Гисла ждала радости и не сумела скрыть этого.

– Тебе не нравится, милый?

– Все в порядке, ма. Я давно мечтал о лабиринте Мирте. Можно поиграть?

– Нет. Сегодня уже поздно, завтра вернешься из школы и играй сколько захочешь. Что нужно сказать маме?

– Спасибо.

Сын поднялся со стула, подошел и привстал на цыпочки. Ритуальный поцелуй в щеку оказался холодным. Ну и ладно. Утро вечера мудренее. Прикрыв дверь в детскую, Гисла отправилась в спальню, аккуратно повесила на плечики рабочий костюм, закапала глаза, надела ночную маску и провалилась в сон, едва опустившись на простыню.

Будильник выдернул ее из кошмара – привычного, липкого, повторяющегося почти еженощно. Ледяное болото засасывало Гислу – по колени, по пояс, до самого сердца. Проворные черви ползали под одеждой, забивались в глаза и ноздри, мешая дышать. Тьма окутывала, зрение отказывалось служить, горло стискивала петля. А Рейберт, ее муж, ее возлюбленный, ее жизнь, уходил, не оборачиваясь, двигался к горизонту, туда, где мерцал и таял безразличный свет луны. Возьми, что мне дорого. Дорого. Мне. Возьми…

Холодный душ кое-как смыл дурной сон. Детская звукалка уже играла дурацкие песенки – Гислу от них тошнило, но Ильмарин просыпался лучше и собирался без ссор, если из пестрого ящика верещало про колеса, кораблики и веселых парней. Завтрак красовался на столике – две яичницы с зеленью, два тоста с горячим сыром, два стакана сквашенной с вечера простокваши. И не надо больше стоять у плиты – достаточно нажать кнопку.

Подбирая поджаристой корочкой последние капли желтка, Гисла оглядела кухню – миска Фуксы по-прежнему полна. Странно, у носухи всегда прекрасный аппетит!

– Шух-шух-шух! Хулиганка, куда ты спряталась? Шух-шух-шух!

Всматриваясь во все углы, Гисла прошлась по квартире. В шкафу с бельем пусто. В кладовой пусто. В ванной пусто. В прихожей сиротливо валяется старая тапочка – любимая игрушка носухи. На балкон убежала? Выпала из окна?

Сонный Ильмарин вышел из детской с полотенцем через плечо. Пижама уже коротковата ему, тощие щиколотки торчат.

– Милый, ты не видел, где Фукса? Не пойму, куда она спряталась.

– Я отдал ее Медному королю, – сказал Ильмарин.

– Что. Ты. Сделал, – медленно спросила Гисла.

– Отдал ее Медному королю. Понимаешь, ма, я очень хотел лабиринт. Ты давно обещала и не покупала, то времени нет, то денег. А Медный король всегда помогает. Помнишь, я побил Кучерявку, а директор выставил его виноватым – обижает талантливого ребенка. Медный король взял часы – и меня даже не наказали. Что сегодня на завтрак?

…Ладонью по мягкой щеке. И еще раз. И еще – до красных пятен на коже, до слез и визга! Чтобы почувствовал, сволочь, что натворил, чтобы ему стало больно – так же как мне сейчас!!!

– Яичница. Тосты. Ступай умывайся, милый, покушай и одевайся. В школу сегодня можешь не ходить.