Судорожно сглотнув, Санса отказывалась верить в то, что слышала. Но зачем Люсинде врать ей?!

— И Пэт — тоже..? — зачем-то уточнила она про девочку и так зная ответ.

— Пэт совсем большая… Таких и наши мужчины не прочь.., — начала Люсинда и скривилась, оборвав себя на полуслове.

— … А что бывает с теми, кто не возвращается? — помолчав, спросила Санса снова.

— Их увозят.

— Увозят?! Зачем?!

— Чтобы продать.

— Но ведь Дейенерис Таргариен отменила рабство?! Как же так?!

— Они дети Великого Травяного Моря, — неожиданно подала голос Херес. — Они всегда так делали и будут делать! Мы для них всего лишь товар!

— Херес из Эссоса. И многое повидала, — пояснила Люсинда

— Но, как такое возможно?! Кому они здесь продадут людей? В Семи Королевствах нет рабства! — Санса никак не могла принять то, что ей говорили.

— На дурное дело охотники всегда сыщутся! Особенно, когда за это они сохранят свои мерзкие шкуры!

— Да и чё хитрого? — подала голос Нэт.— Делов-то — посадить на баржу и проплыть по Черноводной! Ещё со времён короля Роберта люди по ночам по всякой нужде плавали, так, чтоб стража не заприметила. А сейчас им бояться нечаво!

Раздавленная услышанным, Санса склонила голову. Ей вдруг вспомнился когда-то подслушанный случайно разговор отца с Касселем: «Как он смеет торговать людьми!» «Смеет, милорд, смеет…». И ей стало страшно. Боги, если даже в мирное время на Севере творилось такое, что говорить о том, что могло быть здесь и сейчас?!

Из тех, кого увели, ни одна из женщин не вернулась.

День сменила ночь, а потом вновь наступил день. Опять приходил мальчик. Принёс еду, воду. Забрал отхожее ведро и поставил пустое. И ушёл. Разбредясь по своим тюфякам, женщины коротали время как могли. Херес развлекала всех историями про Эссос. Пэт — про Короля-Льва, но её, по обыкновению, никто не слушал. По разговорам Санса поняла, что их комната была не единственным местом, где держали пленниц, но толком никто ничего не знал. Постепенно за единственным окном стемнело, и наступила ночь. Не заметив как, Санса уснула. Проснулась она уже под утро. Оглядевшись и поняв, что все на месте и в этот раз никого не забрали, она облегчённо выдохнула.

Незаметно подкравшийся день был похож на предыдущий. Как и следующий. Силы постепенно возвращались к Сансе. По мере того, как лихорадка отступала, ей всё больше и больше хотелось есть. От голода сосало под ложечкой и темнело в глазах. На третий день, взяв протянутую миску, она с трудом сделала пару глотков отвратительной, склизкой каши. Прихлёбывая через край, она давилась, проталкивая её внутрь и боялась, как бы всё это не запросилось наружу.

Отдав Пэт то, что осталось, она вытерла рот и подбородок. Как хорошо, что её никто не видит! Когда-то она думала, что самое ужасное, что могло с ней произойти, уже случилось. Но нет, похоже, боги решили насладиться её мучениями. Она уже перестала мечтать о том, чтобы помыться, о том, чтобы поесть нормальной еды, чтобы выспаться на мягкой постели. Всё о чём она могла сейчас думать, это о том, чтобы остаться одной. Одной, чтобы перестать всегда быть настороже и не сказать чего-нибудь лишнего. Одной, чтобы не слышать постоянных ссор и препирательств, которые затевали между собой женщины. Одной, чтобы не краснеть и не смущаться, направляясь к единственному ведру на всех и пытаться уловить момент, когда можно приспустить штаны. Одной, чтобы не слушать скабрезные подробности того, что и как делали дотракийцы с пленницами и, как при этом лучше встать, чтобы не было больно. Для себя она решила, что лучше умрёт, чем позволит совершить надругательство над собой. Всякий раз, когда открывалась дверь, и на пороге появлялся один из тюремщиков, Санса замерала под одеялом, стараясь выглядеть больной. Но однажды она не успела дойти до своего тюфяка.

— … … … — что-то прокаркал дотракиец, шагнув к ней и подняв подбородок кнутом: — Корошо. Идти, — повернувшись, он ткнул в сторону Херес, Люсинды и двух девушек, доставленных накануне: — Ты, ты, ты и ты! Идти! — заметив, что Санса не двигается, мужчина покачал головой: — Глупа. Нэ понимать, — и, подхватив её за локоть, выволок наружу.

На улице было свежо. От холодного воздуха, попавшего ей в горло и в грудь, Санса раскашлялась и продолжала кашлять всю дорогу, пока они шли через двор.

Дом, куда их привели, был большим и, должно быть, уютным. Когда-то был уютным. Сейчас же, порубленная на куски мебель лежала рядом с камином, в котором полыхал огонь. Огонь был так же и в жаровнях, расставленных вдоль стен. Повсюду валялась битая посуда, остатки обивки стульев и кресел, листки, разодранных книг, сваленных в кучу рядом с остальными «дровами».

Новые хозяева дома расположились прямо на ковре, покрытым слоем грязи. Сиденьями им служили подушки и сбившаяся перина. Всего их было человек десять. Без плащей и дублетов, они почти ничем не отличались от тех дотракийцев, которых Санса видела в Королевской Гавани. Всё те же засаленные длинные волосы, заплетённые в косы, смуглая кожа, резкие, чужие, словно высеченные из камня черты лица.

Сновавшая по комнате девочка лет восьми, разносила еду на больших серебряных блюдах и разливала вино в бокалы. Всё это ставилось прямо на пол перед мужчинами, сидевшими полукругом. Зарываясь пальцами в мясо, они выбирали куски посочнее, а глазами ощупывали женщины, выстроившихся перед ними.

Уставившись на свои сапоги, Санса держалась из последних сил — от накатившего ужаса тело её обмякло, в ушах стоял звон. Краем глаза она подмечала, как мужчина, сидевший по центру, переводил взгляд с одной пленницы на другую. Оценив всех, он гортанно рассмеялся и что-то сказал остальным, хлопнув соседа по плечу. Тот, кивнув, поднялся и подошёл к девушке, которую доставили только утром. Схватив её за волосы, он повернул её к себе спиной. Санса даже не успела понять, что происходит, как несчастная уже стояла, склонившись вперёд, с задранными юбками, а дикарь, пристроившись к ней сзади, извлёк из штанов свой отвратительный орган. От ужаса и комка подкатившего к горлу, Санса едва не лишилась чувств. Каким-то чудом, устояв на ногах, она отвернулась с единственным желанием ничего не видеть и не слышать.

Остальные дотракийцы, как в ни в чём ни бывало, продолжали есть. Вот один из них, поднявшись, подошёл к Херес и, схватив её за руку, потянул за собой. Когда следующий мужчина, направился к Сансе, в голове у неё зашумело, и пол стал уходить из-под ног. Но, посмотрев на её раскрасневшееся от надсадного кашля лицо и хлюпающий нос, дотракиец, скривившись, что-то, пробормотал и прошёл мимо. Едва устояв на ногах, Санса привалилась спиной к стене. Сердце её бешено колотилось, а в ушах всё ещё стоял звон.

Тягостные мгновения растянулись в вечность. Херес и остальные уже успели вернуться, а Санса так и стояла никем не тронутая. Похоже, её нездоровый вид был единственным, что пока что спасало её от надругательства — поглядывая на неё, дотракийцы брезгливо морщились и принимались за остальных.

От всего происходящего Сансу мутило. Едким дымом чадили жаровни. По комнате витал дух десятка немытых тел, грязной, мокрой одежды, жареного мяса и чего-то ещё, что она не могла определить. Вокруг неё звучала чужая речь, раздавались стоны, всхлипы и мерзкие звуки, природа которых не вызывала сомнений. Люди, сидевшие на полу, поедали бараньи и куриные ножки, хватая их прямо руками с огромного блюда и запивая вином из стеклянных бокалов, крайне нелепых в своём изяществе здесь и сейчас.

Всё это было похоже на кошмарный сон. Но время шло, а Санса не просыпалась. Вжавшись в стену, она сидела рядом с Люсиндой, уже трижды побывавшей утехой дикарям, а сейчас получившей передышку.

То и дело накатывавший приступ кашля, рвал Сансе горло. Сдерживаясь изо всех сил, она чувствовала, как на висках выступает пот и по телу разливается жар, возвещая о возвращении болезни. С каждым мгновением остатки сил, покидавшие её, превращали Сансу в безвольную, тряпичную куклу.