Вакханалия была в самом разгаре, когда снаружи раздался цокот подков, голоса, и почти сразу в комнату вошли ещё четверо дотракийцев. Тут же раздались приветственные возгласы:

— … … кхалл Хорро!

Так вот кто пожаловал! Их «лорд». Санса не знала, хорошо это или плохо.

Встав в углу, вновь прибывшие принялись стаскивать свою одежду, делавшую их похожими на снопы на поле после жатвы. Раздевшись, они остались в одних штанах и тонких кожаных жилетах.

Хорро был крепким мужчиной, возраста сира Джейме и с него же ростом. На его оголённых руках перекатывались мускулы, а едва прикрытый жилетом живот был испещрён шрамами. Коса у кхалла была почти до пояса, в то время, как у остальных только до плеч. Санса вспомнила, как Херес рассказывала, что длина волос определяет силу воина — стоит хоть раз проиграть в бою и её отрезали. Как долго этот дотракиец никому не проигрывал, раз его волосы смогли стать такими же длинными, как у самой Сансы? Наверное, лет десять, не меньше.

— … … — что-то прокаркал «лорд», и прошёл к подушкам. Усевшись и скрестив перед собой ноги, он принялся что-то обсуждать с «хозяевами дома».

То и дело вбегавшая в комнату девочка, подносила новые кувшины взамен опустевших. Постепенно речь дотракийцев становилась развязней, громче звучал смех. Только кхалл Хорро, один из его спутников и Корго — «хозяин» дома, тихо спорили о чём-то, ни разу не прикоснувшись к вину.

Покончив с разговорами, Хорро потянулся к кубку и впервые посмотрел на женщин. Склонившись к своему собеседнику, он что-то сказал, указав на Сансу и Люсинду. Тот, соглашаясь, закивал. Не успев опомниться, Санса почувствовала, как её подняли и подвели к дотракийцам. Кто-то, дышавший ей в затылок, с силой надавил на плечи, из-за чего ноги её подкосились, и она оказалась сидящей на корточках прямо перед Хорро и его людьми. Рядом таким же образом усадили Люсинду.

Взгляд кхалла обжёг Сансу словно огнём. Чувствуя, что краснеет, она опустила глаза долу, в очередной раз порадовавшись, что одета, как мужчина. Под её мешковатыми штанами, камзолом и нательной рубашкой сложно было разглядеть то, что так хорошо, угадывалось под зелёным платьем Люсинды.

Хорро, мгновенно оценив женские прелести Люсинды, взял её за подбородок, поворачивая лицо так и эдак, словно изучая товар. Накрутил на палец кончик косы, рассматривая цвет волос. Ощупал грудь. А потом, сдавив горло, заставил открыть рот и пересчитал зубы. Довольно улыбнувшись, он что-то прокаркал. Санса разобрала только имя — «Дик Риверс». Ей оно ни о чём не говорило, а вот Люсинда, похоже, знала о ком речь. Вздрогнув, словно её кто-то ударил, она побледнела и произнесла:

— Кхалл продаёт нас?

— Женщин говорит? — Хорро был явно удивлён. — Говорит с кхалл?

Один из дотракйцев, уже схватившийся было за кнут, был остановлен «лордом». Подавшись вперёд, тот с любопытством изучал сидевших напротив него Люсинду и Сансу. Наконец, усмехнувшись, словно в жизни не видел ничего забавнее «говорящей женщины», Хорро всё-таки ответил:

— Быть покрытой жеребцом — великая честь, женщин!

— Но Риверс — не жеребец! Он работорговец! — голос Люсинды едва заметно подрагивал. Пальцы, сцепленные на коленях, побелели от напряжения.

«Работорговец! — пронеслось в голове у Сансы. — Нас, что — продадут?!» Подняв глаза, она уставилась на Хорро, тут же забыв, как дышать — жёсткие, словно каменные черты на бронзовом от загара лице пугали. Как и их обманчивая ленивая расслабленность. Гулявшая по губам усмешка не предвещала ничего хорошего — кхалл развлекался.

— Ты! Ты хочешь сказать? — ткнул он пальцем в Сансу. От того, как он её рассматривал, обшаривая взглядом шею, грудь, скрытую плотно запахнутой нательной рубашкой и камзолом, как задержался на сведённых ногах в видавших виды штанах, Санса поняла, что ещё немного, и произойдёт то, ради чего её и привели сюда. А потом их с Люсиндой продадут…

Страх превратиться сначала в утеху дикарей, а после в товар, придал ей смелости. Подняв глаза, она обратилась к кхаллу:

— Разве королева Дейенерис не запретила рабство? — её слабый голос был похож, должно быть, на крысиный писк, но дотракиец его услышал. Услышал и пришёл в ярость:

— Она сказать — нет трёх кровных всадников, есть все вы! Вы плыть со мной на деревянных лошадях по солёный вода? Вы убивать моих врагов, одетый в железо? Вы разрушать их каменный дома? Она сказать, и мы ответить — да! Да! Да! Мы делать всё, как сказать! И вот — мы здесь! Но нам не сказать — холод! Мы гибнуть — но нет драконов! Мы знать — кто виноват! Бес! Получеловек — лжив! Он — враг! Овца в шкуре коня!

Слова Сансы о том, что «её муж — один из верных людей королевы Дейенерис», застыли у неё в горле. Яростная вспышка Хорро закончилась внезапно — как летняя гроза. Подхватив прядь её волос, он приблизил к ней своё лицо:

— Ты — солнце. Ты — жар огня. Тебя — не продавать... Пока, не продовать.., — тихо пообещал он ей и, оттолкнув её от себя, поднялся с подушек, на которых сидел…

Санса почти не помнила, как она вернулась обратно, туда, где их держали. Как рухнула на тюфяк и провалилась в сон.

Прошло семь дней, а Сансу всё ещё колотило от воспоминаний о кхалле Хорро. И об его словах…

Люсинду она больше не видела. Ни в этот день, ни в последующие. Из «старых» остались только Херес из Эссоса и девочка по имени Пэт. Зато появилось шесть новеньких, двое из которых, однажды уйдя, уже не вернулись. Оставшиеся четверо были из самых низов. Одна из них сразу сообщила, что «лес и поле — её дом родной, и зовут её саму Гринея, а здесь, коль кормят, так и славно, а что ноги перед кем раздвинуть — так чё ж такого?»

Переговариваясь между собой, вновь прибывшие делились воспоминаниями. Сансе хотелось заткнуть уши, чтобы ничего этого слышать. Она никогда не подозревала, что бывает — так. Что можно жить, скитаясь по лесам, убивая и грабя, как это было Зэтой — худенькой, черноволосой девушкой. Или, подобно пухленькой белокурой Энни, отравить хозяйку за то, что та «придиралась вечно — всё не так, да не этак.» А когда высокая и порывистая Чича рассказывала о том, как она, родившись в Кротовом городке близ Стены, стала шлюхой сразу, как только нашёлся первый желающий, Сансе хотелось вскочить и сказать, что всё это — ложь. Что братья Ночного Дозора отважные воины, и они не могут быть такими, как она говорит. Что Джон и дядя Бен не могут быть такими. Но она промолчала.

Как только стало ясно, что по какой-то причине Сансу не трогают, «подруги по несчастью» сразу же невзлюбили её. От их недвусмысленных фраз и откровенных угроз ей становилось не по себе. Однажды, споткнувшись, одна из новеньких, пролила кипяток, едва не ошпарив Сансу. Ещё чуть-чуть и вода попала бы ей в лицо. Как-то проснувшись, она долго не могла найти свои сапоги, а когда нашла, увидела, что они все изрезаны, и почти ни на что не годны. Камзол, таинственным образом лишившийся застёжек, и огромная дыра на плаще уже не могли защитить её от холода так, как раньше…

Очередная трапеза закончилась, и мальчик унёс опустевший котелок. На этот раз была каша из овса. После того, как она съела всё, что полагалось на её долю, Санса от чего-то вспомнила слова Пса — о том, что её лошадь кормят лучше, чем бедняков из Блошиного конца. Теперь она ела хуже любого из бедняков. Но не это было самым страшным. Самое страшное ждало её впереди.

Стараясь не обращать ни на кого внимания, Санса, забившись в свой угол, пыталась распутать волосы. Слипшиеся и грязные, они были ужасно непослушны.

— Олейна, тебе помочь? — подала голос Пэт.

— Что, наша «м’леди» без прислуги ничего сделать не может? — Гринея, вытянувшись на тюфяке, с любопытством посматривала на Сансу. — Энни, а, может, ты ей поможешь, а? Ты ж вроде умеешь?

— Ага, она-то поможет! Она умеет прислуживать бабёнкам, а потом травить их! — хохотнула Чича.

— «М’леди», а ты теперича к кхаллу пойдёшь, а?

— Хорошо ей! Один, а не десять за раз!

— А вдруг он опосля ещё и покормит, а? — мечтательно произнесла пухляшка Энни.