Но Арью всё это интересовало мало. Она боролась с тошнотой, головной болью, дурным настроением и дурными мыслями. Как-то неожиданно она поняла, что она здесь лишняя. Мать и дядя Бен обсуждали Винтерфелл и дела Севера. Тайвин и сир Давос — дела Семи Королевств. Джон тихонько сместился в сторону сира Арно и выяснял что-то насчёт поселения одичалых, которое они основали с его подачи близ Кротового городка. А Ширен, едва ли не раскрыв рот, слушала истории Брана и Миры Рид. Только Арье не о чем и не с кем было поговорить за этим «семейным» столом.
Потом, когда завтрак закончился, Тайвин, Джон, дядя Бен, сир Давос и сир Арно удалились, обсуждая события, происходящие на юге. «Опять война», — лениво подумала Арья. Ей, наверное, следовало бы присоединиться к ним — ведь, несмотря на возвращение Брана, никто не сказал, что она перестала быть Хранителем Севера, но на деле выходило, что именно так всё и случилось. Про неё никто и не вспомнил. А сама она напрашиваться не стала.
Мать и Ширен, оставшись вместе с Арьей в чертоге Винтерфелла, продолжили планировать обустройство оранжереи. Попивая чай леди Старк и леди Баратеон были увлечены рассуждениями о том, на какой урожай они могли бы рассчитывать. Потом они переключились на то, что случилось на скотном дворе и на жеребёнке, появившимся вчера на свет. Раньше Арья непременно поучаствовала бы в беседе, стала задавать вопросы, интересоваться жизнью Винтерфелла. Но сейчас у неё появилось ощущение, что они жили каждый своей собственной жизнью — она и Винтерфелл. Она здесь была лишней, как и там, где Тайвин и остальные обсуждали войну, что вновь разгоралась в Семи Королевствах.
Весь вчерашний день остался у неё в памяти, как нечто бесконечно тоскливое. Сегодняшний обещал стать таким же. Все были чем-то заняты, кроме неё. А она чувствовала себя гостьей в собственном доме. Былые заботы её не касались, проблемы замка обсуждались с матерью, да она о многом уже и не знала. А то, что было связано с гарнизоном тут же было взято под свой контроль Тайвином. Ей же оставалось только бродить по Винтерфеллу, улыбаться знакомым и малознакомым людям, да с тоской вспоминать те времена, когда их с Тайвином жизнь была су́жена до тесноты маленького шатра, и все печали и радости они делили на двоих. Когда между ними не было коридоров, великих чертогов и высоких каменных стен. Когда каждый из них не был обременён личными покоями. Когда между ними не стояло столько людей и условностей. Когда всё было просто, ясно и понятно…
— Думаю, достаточно, — слова матери выдернули Арью из воспоминаний, вернув обратно в оранжерею.
— Да, наверное, — вяло ответила она. Леди Кейтилин искоса посмотрела на неё странным взглядом и кивнула, соглашаясь то ли сама с собой, то ли с ней.
— Унна, можешь отнести это на кухню, — скомандовала она, забрав корзинку из рук Арьи и передав её служанке: — Ты ещё не видела, как мы решили рассадить розы, — подхватив Арью под руку, мать увлекла её дальше по дорожке.
Плетясь вслед за матерью, Арья старалась слушать то, что она говорила и не обращать внимания на «дятла», проснувшегося в её голове и упорно долбившего в висок. От влажного воздуха мутило ещё сильнее, а солнечные лучи были беспощадны, слепя её и заставляя ненавидеть весь мир. Единственное, чего ей хотелось — уединения, темноты и тишины. Но мать этого не видела и не замечала. Вдобавок ко всему, Арья всё-таки решила надеть штаны, а не вышагивать по Винтерфеллу в юбках, которые вечно за что-то цеплялись. И это было её ошибкой — то ли она выросла за год, то ли беременность на неё повлияла, хоть внешне никаких признаков она пока не замечала, но бриджи были ей откровенно малы. Арья чувствовала себя хуже, чем в корсете. Перетянутый живот начал ныть и болеть, а шагать было жутко неудобно.
Когда они всё-таки дошли до места, где суждено было быть новому розарию, леди Кейтилин остановилась.
— Вот, всё что мы смогли спасти и то, что удалось воссоздать заново, — присев, она теребила сухонькие веточки и тоненькие листочки, проклюнувшиеся из почек. — Война уничтожает всё на своем пути. Не щадит никого… Но иногда на пепелище что-то остаётся… И начинается новая жизнь. Новая… Старой уже не будет… Новые ростки… Новые розы… Новая жизнь взамен старой…
— Мама.., — прошептала Арья, вглядываясь в лицо леди Кейтилин. Мать сидела к ней полубоком, не шевелясь. Двигались только её пальцы, едва касаясь черенка, готового пустить новый побег. Казалось, что она ничего не видит и не слышит. И что мысли её вовсе не о розах…
Наконец, леди Кейтилин поднялась. Посмотрев на Арью сверху вниз, она каким-то чужим голосом произнесла:
— Лорд Тайвин Ланнистер просит твоей руки. Свадьба состоится сегодня вечером в септе Винтерфелла…
… Кэт выговаривала эти слова, а ей казалось, что их произносит кто-то другой. Да и не их с Эддардом Арья стоит сейчас перед ней, а чужая молодая женщина, которая каким-то образом завладела лицом, столь похожим на лицо их девочки.
«Просит твоей руки» … Нет, Тайвин Ланнистер ни о чём таком не просил Кейтилин. Он поставил её в известность о том, что намерен сделать Арью своей женой перед людьми. Почему-то её резануло это его «перед людьми». Значит, всевидящие боги уже и так всё знали. Ну, конечно, знали.
Вчера, ближе к вечеру, в Великом Чертоге Винтерфелла были она, Бен, Джон, сир Арно и сир Давос. Ну и, конечно же, Тайвин Ланнистер. Обсуждали планы на будущее. В том, что следует идти войной на юг, на помощь тем, кто сражался в Речных Землях, никто не сомневался. Решено было созвать знамёна Севера и призвать лордов Долины.
От Эдмура и дяди Бриндена Кэт знала, что пришедшие с Дейенерис Таргариен дикари и наёмники сражаются отчаянно, убивая всех, кто оказывает им сопротивление. И пользуются тем, что добывают в бою. «… Дотракийцы принесли с собой дикие бесчинства. Не менее дикие, чем творил когда-то Гора. Они бьются за добычу и считают, что имеют право на всё — женщин, детей, добро. Их некому сдерживать. Их командиры, такие же дикие, как и они сами, привыкли превращать пленных в рабов. И ещё неизвестно, что будет, когда сама Дейенерис Таргариен прилетит на своих драконах…» — письма из Риверрана пугали Кэт. Пугали и порождали возмущение, что нашлись такие, кто захотел встать на сторону дочери Безумца. И, по мнению Кэт, она сама была столь же безумной, как и её отец — разве можно было отдать на растерзание чужакам земли, которыми она собиралась править!
Кэт знала почти всех, кого Эдмур упомянул, как предателей. Она хорошо помнила Роланда Гудбрука. Как он бывал в Риверране, обедал с ними за одним столом, а потом, оставшись верным Таргариенам, оказался врагом. Встав на сторону Роберта, отец сжёг земли Гудбруков. А много после сын Роланда — Лаймонд поддержал Робба и сражался с ним до последнего дня и был одним из тех, кто пошёл вместе с северянами на запад и штурмовал Утёс Кастерли, и позже присутствовал при подписании мирного договора. А сейчас Лаймонд Гудбрук вспомнил про верность своего Дома Дому Драконов и обратил свои войска против Талли. И таких, как он, было ни мало.
У Кейтилин сжимались кулаки, когда она вспоминала лица тех, кого помнила с детства. Все они принесили клятву верности Дому Талли, а сейчас отвернулись от них. Разумом она понимала, что всю их семью держит вовсе не преданность «детям» Роберта. Что не будь Санса и Робин в Утёсе Кастерли, Тайвин Ланнистер ни за что не смог бы повелевать Севером, Долиной Аррен и Речными Землями. Но руки Старков, Талли и лордов Долины были связаны договором, подписанным в Кастерли Рок, и все они вынуждены были подчиняться львам. А у других был выбор. И они его сделали, и винить их за это Кэт была не в праве. Да, она всё это понимала. Но от этого возмущение в её душе не стихало. Слишком пугающи были письма дяди и брата. Слишком хорошо она помнила, что заставило Роберта поднять восстание, а остальным присоединиться к нему. И от того боялась, что дочь повторит путь своего отца — Безумного короля.
А когда стало ясно, что враги Старков забрали всех её детей, ещё больший страх поселился в её душе. Санса была заложницей Ланнистеров, Рикон — Дейенерис. И как ей было поступить?! Какое принять решение?! Перейти на сторону Таргариен, надеясь на то, что Дейнерис завладеет Утёсом Кастерли и вернёт ей её старшую дочь? Или сделать вид, что она не верит в то, что Рикон жив и однажды получить известие о том, что он окончательно расстался с жизнью там, же где и его отец — в Королевской Гавани?!
