Никого и не к чему он приводить не собирался и желанием занять освободившийся «одичалый трон» не горел. Единственное, в чём он был уверен, так это в том, что он готов делать всё что угодно, лишь бы хоть что-то делать, а не сидеть на месте и не предаваться воспоминаниям и сводящим с ума размышлениям.

Наверное, Тайвин мог сказать точно, когда он впервые подумал о будущем. И позволил себе вспомнить о том, что осталось за Стеной. Это было в ту ночь, когда они вместе Арьей рассматривали ночное небо и спорили про звёзды. Тогда, на какое-то время, он почувствовал себя обычным человеком. Прежним. Таким, каким он был раньше. Подумал о том, что им предстоит как-то жить дальше.

Тайвин уже смирился с тем, что ему приходилось спать на соломе покрытой шкурой, есть из глиняной миски, а сегодня утром умыться в растрескавшемся деревянном корыте. Тем более, что и потребности у его нового странного тела стали гораздо скромнее — вкуса съеденного и выпитого он не ощущал. Того, чем пахло его новое жилище и люди вокруг него, к счастью, — не знал. Хотя воняли они, скорее всего — знатно. Да и не перепелов на вертеле ему подавали. Со всем этим можно было смириться — от этого никак не зависело их будущее. Но что ожидать от … людей, которые его окружали? Да и что они, эти … люди ждали от «Южного короля»?

Конечно, он блефовал, уверенно обещая им оружие. Но его слова были не на пустом месте — Чёрным Замком командовал Джон Сноу, который как раз придерживался именно этой идеи — совместного противостояния ходокам. Расчёт Тайвина строился на весьма эфемерных надеждах, что написанные им письма дойдут до адресатов, и всё случится именно так, как он задумал, и Ночной Дозор получит обсидиан. Но вот только когда он его получит? Да и получат ли он его вообще? Слишком многое могло случиться, начиная от гибели птицы с письмом и, заканчивая, кораблекрушением.

Сейчас, обозревая раскинувшуюся перед ним пойму реки Молочной, озеро и его берега, он видел скопище дикарей, говорящих на незнакомом ему языке. Дикарей, готовых в любой момент сцепиться между собой и перезать глотки чужакам. И чем больше он смотрел на них, тем большей глупостью казалось ему то, что они явились сюда. То, что Арья ждала от него каких-то подвигов, а он, понимая все трудности, позволил ей думать, что у них что-то получится. Чтобы дать отпор врагу — любому врагу, они должны стать единой силой. Они должны понимать, что от них требуется, и он сам должен их понимать. Но как это сделать? И как вообще с ними говорить, если они даже считать не умеют? Он привык пользоваться картами и донесениями, написанными на бумаге. Отдавать приказы командирам и знаменосцам. Он знал, как командовать армией. Но он не знал, как повелевать ордой. Да и кто сказал, что они будут ему подчиняться? Их, пока что, просто не убили и позволили говорить. Они для них странные пришельцы из чужого мира, обещавшие чудо-оружие. Вожди, за которыми должна прийти их собственная армия. При первом подозрении, что одичалые ничего этого не получат, их всех кинут в костёр.

Продолжая изучать скалы, где, как ему сообщили скрывался Горячая Голова, Тайвин спросил у Тормунда:

— Почему Гривс ушёл?

— Он хотел занять место Манса. Говорил, что знает, что надо делать, но ему никто не верил, вот он и ушёл, — вместо Тормунда ответила Лайелла.

Рассматривая сверху реку, озеро и место нового обитания ушедших одичалых, Тайвин уже неплохо ориентировался в том, что видел. Как он понял, ходоки концентрировались севернее. Как и живые люди, они в первую очередь передвигались по земле, но с лёгкостью брали любое препятствие. Только вода была для них преградой и то, пока не замёрзнет. Если они пойдут на них, то, скорее всего, появятся через ущелье, в котором засел Гривс. И он будет первым, с кем столкнётся Король Ночи, и ряды мертвяков пополнятся. Вряд ли у Горячей Головы есть, что им противопоставить. А место, которое занял дикарь — хорошо́…

Ещё раз присмотревшись, Тайвин отметил высоты и уступы, на которых можно было разместить дозорных. Площадки, которые могли бы подойти для оповестительных огней и сужающееся озеро, подобно клину, вгрызающееся в нависшие скалы.

Покосившись на Бена Старка, он увидел, что тот тоже изучает гряду напротив. Повернувшись, бывший разведчик озвучил его мысли:

— Хорошее место для контроля ущелья. Кто-то пытался выбить от туда Гривса?

— Пытались. Но он крепко засел, — ответил Йорик.

— Готовые кости для ходоков, — мрачно констатировал Бен Старк. — Если он будет сидеть там и дальше, то станет одним из мертвяков.

— Сам он оттуда не уйдёт, — усмехнулся Кирк.

— С ним нужно разбираться, пока он ещё жив, — проворчал Тормунд. — Не к чему нам самим же плодить новых ходоков. Мы должны совершить вылазку. Вы с нами? — обратился он к Бену Старку и Тайвину.

— Да, — ответил Бенджен за них обоих.

— Ты хорошо знаешь эти места? — поинтересовался Тайвин у аборигенки Лайеллы.

— Я родилась на том берегу.

— Что там, дальше?

— Озеро и скалы, высокие и крутые.

— А точнее? — видя непонимание в глазах женщины, Тайвин присел, достав кинжал. Начертив ленту Молочный и вытянутую каплю озера с горами, протянувшимися вдоль западного побережья с севера на юг, он повторил вопрос:

— Вот озеро, оно заходит в горы. А дальше что?

— Здесь и здесь, — тоже достав кинжал, одичалая провела две линии, — Ручьи, что впадают в реку. Тут — водопад.

— Насколько широки берега и глубоко озеро?

— Если нырнуть, то дна не достанешь. Здесь можно проехать табуну лошадей, а здесь — и пеший не пройдёт, — женщина продолжала рисовать линии на снегу.

Замерев над самой странной в его жизни картой, Тайвин размышлял. Им нужен этот пятачок. И эти скалы. И совершенно не нужен дурак, засевший на них — потенциальное убойное мясо для ходоков. Опустившийся рядом с ним на корточки Бен Старк, молча изучал линии на снегу. Подтянувшиеся к ним Йорик и Кирк, с любопытством наблюдали за ними.

По пути назад, Тайвин порасспросил Тормунда о том, что его немало удивило утром — о Сумеречном Льве и Звезде Севера. Неожиданно смутившись, бородач проворчал что-то невнятное «про болтунов что хуже женщин и которым надо б языки поотрезать. Стоило им увидеть, как сестра Джона Сноу, облачённая в белые одежды, подобно легендарной древней воительнице Саароне, убила под сердцедревом мужчину, так и понеслось... А про песню и Звезду Севера — так он не при чём, это всё приятель Джона, что распевал её много лун назад...».

Кровавая пелена застила глаза Тайвина, на миг окрасив и снег, и небо в багряный цвет: «Рамси!!! Арья… А если бы ты не смогла, если бы этот мерзавец выжил?! Тогда б… ты… с ним…». С трудом переведя дыхание, он уже спокойнее переспросил:

— Так, что там со … Львом?

И услышал удивительное продолжение сказки, которую ему поведал покрасневший до ушей верзила-одичалый — о Южной Королеве, такой же вольной духом, как и Вольный народ, и верной лишь своему Королю — Льву.

Тайвину казалось, что уже ничто не в состоянии удивить его. Но он в очередной раз пребывал в растерянности. Его разум отказывался принимать то, что он слышал. Арья… Его воспитанница, его пленница в Красном Замке. Он хотел, чтобы она видела в нём наставника, отца и всё делал для этого. Оружие, охота, учителя, наряды, книги, украшения — ему казалось, что он понимает её и знает, что ей нужно. И он никогда не задумывался, что за мысли крутятся у неё в голове и чем она живёт. Его самого интересовало лишь одно — чтобы она поверила ему и в дело его наследия. О том, что случилось в Кастерли Рок, он запретил себе думать. Тогда он много выпил. Да что там греха таить — он был пьян! Пьян, со смертельной усталостью, накопившейся за битву и долгий переход, да ещё и эта его рана. Он помнил, как Арья пришла справиться о его здоровье, а что случилось потом, превратилось в один сплошной калейдоскоп. Он не мог точно сказать, кто именно сделал первый шаг. Порой, ему казалось, что это была она, а порой — наоборот — он. И её ответная страсть, была ни чем иным, как слабостью юной, неопытной плоти. Окажись на его месте кто другой, возможно, Арья, выпив столько вина, реагировала бы точно так же. А сейчас, он в очередной раз услышал опровержение всем своим рассуждениям. Ему сразу же вспомнилась их встреча в Зачарованном лесу и как она бросилась к нему. От всех этих мыслей и воспоминаний, где-то внутри, где положено быть сердцу, что-то заныло, наполняя его всего удивительным ощущением тепла…