Элли щелкнула пальцами и из её запястья вырос цветок. Его светло-серый бутон пышно возвышался, наполняя комнату приятным ароматом. Гладкие, ярко-зеленые листья торчали из стебля, обрамленного длинными шипами. Бутон волшебного цветка по цвету напоминал её волосы, а листья — глаза. Стебель рос будто из крупной вены, и на том месте немного чувствовалась небольшая боль и слабое жжение. Элли выдернула растение с руки и посадила в пустой горшок, стоящий на подоконнике.

— Я назову тебя Долерем. «Боль» на латинском похоже звучит. — улыбнувшись, она посмотрела на покрасневшее запястье.

Сон вновь навалился на девушку тяжелым грузом, и она упала на кровать, закрыв глаза. Ей снился июнь. Тот самый, что был четыре года назад. Легкая, высокая трава, шум деревьев, стрекотание насекомых, которых она вылавливала там, запах амброзии и полыни, звук мотора проезжающих по Восточной улице, машин. Она сидит на расстеленном на траве одеяле и что-то рисует. Кажется, её шестнадцать лет, как и в реальности. Вот только все было точь в точь, как тогда, в этот солнечный и тихий день. Последний, что она помнит перед тем, как оказалась мертва. Позади раздался голос мамы и Элли повернула голову, с надеждой в глазах устремившись вперед. Она вскочила и побежала к самому родному, что есть на всем белом свете, обняла маму и непрошеные слезы вырвались наружу.

— Элли, ты чего плачешь? — женщина подняла голову девушки и посмотрела на заплаканное лицо своей дочери. — Все в порядке, ты сыта, одета, есть чем заняться…не вижу повода для слез. — ласковый голос звучал успокаивающее, но она продолжала плакать.

— Я скучаю… — едва выдавила она.

— Не надо скучать…Лучше не думай обо мне и сосредоточься на настоящем, хорошо? Оно сейчас намного важнее, — теплые объятья захлестнули ведьму с головой.

Так прозвучали последние слова, которые услышала Элли и на этом моменте она проснулась, вскочив с кровати и крикнув в пустоту отчаянное «Не уходи!», пространство повторило протяжным эхом эти слова. Девушку пробила мелкая дрожь и она обняла себя за плечи, прикусив нижнюю губу.

— Интересно, как там мама? — снова прозвучал этот вопрос.

***

Тихое утро воскресного дня вроде бы не предвещало ничего неожиданного. Лишь только погода наладилась, а уже вовсю палило дневное солнце. За окном зияли голые кроны деревьев, полностью лишенные своего чудного одеяния и одиноко черневшие на фоне безоблачного неба. Звуки обрывистого, прохладного ветра вкупе с шорохом опавших листьев навевали осеннюю меланхолию. Лоренца уставилась равнодушно-спокойным взглядом в окно, застыв словно статуя, в красном бархатном кресле с мягкой спинкой. В руке она держала подвесной кулон с раскладывающимися створками, на стенках которых были портреты. По левую сторону была черно-белая фотография полной женщины, с слегка горбатым носом и прищуренными глазами. На первый взгляд симпатии такой внешний вид ни у кого не вызвал, разве что только у редких личностей со своими специфическими предпочтениями. А на другой стороне была будто полная противоположность — молоденькая девушка, с коротко обстриженными волосами, как под мальчика, и с необычайно серьезным для её возраста взглядом и выражением лица. Обеих женщина знала хорошо, а особенно ту, что была помоложе, ведь эта девочка — никто иная, как мисс Мазарини. Племянница потомка кардинала Джулио Мазарини, который жил в далеких восемнадцатых веках. Фамилия чудом сохранились до девятнадцатого века, но была на грани исчезновения, и как дьявол пошутил — последней носительницей была девушка, которой предстояло выйти замуж и сменить эту величественную фамилию на «прозвище», как выражалась её мачеха, своего будущего муженька. Саму дамочку не устраивала не только перспектива потери знатной фамилии, как священной реликвии семьи, но и замужество как таковое. Тем не менее постоянное откладывание свадьбы было еще хуже, поэтому волей-неволей девушку потащили под венец, несмотря на отчаянное сопротивление и слезы, скорбно молящие еще на немного продлить миг свободы от обязанностей жены и матери.

Беспощадно наступал день официального венчания, платье было готово, невеста тоже. Почти, потому что в душе она строила просто сумасшедшие планы побега, юное сердце все еще не готово было смириться с нежелательной участью.

Завтра наступит роковой день и она должна будет рискнуть. Ради себя. И своей свободы.

Девушку усадили в неудобный экипаж, от езды на котором болело все тело и оставались синяки на чувствительной нежной коже. Свадьба нагрянула. Все присутствующие сковали её мышцы, пристально смотря в душу, словно отрезая все возможные пути к бегству. Она не сделала ни один шаг, и лишь после того, как старый отец недовольно подтолкнул её, наконец зашагала. Единственным выходом казалось выпадение из реальности — что она и сделала. Обряд прошел, будто в тумане, она запомнила лишь прикосновение холодных, липких губ и отвратительный, сварливый голос священника, проводившего церемонию бракосочетания. Машинально отвечая на вопросы тщательно заученными фразами, она вздохнула, когда пришла в себя. На дворе уже было темно, а она сидела на краю кровати, облаченная лишь в легкую, белоснежную сорочку. Рядом стоял новоиспеченный муж, раздевающийся догола. Девушка не сразу поняла, что происходит.

«Ах, точно. Теперь самое страшное испытание…брачная ночь…» — с горечью подумала она

и стала снимать с себя остатки одежды, до этого будто защищавшей её тело от внешних угроз.

Чужие, жирные руки лапали её девственное тело, содрогавшееся от неприязни и отвращения, что сжигало внутри все остатки былых чувств и человечности. Она посмотрела вниз и увидела достоинство своего мучителя. Внутри что-то оборвалось, щелкнуло и первое, что пришло в голову — инстинктивно отвернуться и зажмуриться, лишь бы не видеть это. И не чувствовать. Только последнее было невозможно.

Лоренца Мазарини отныне стала официальной женой крупного землевладельца. Фамилия, как и прежняя личность этой души была утеряна быстро и безвозвратно.

Тяжелые воспоминания обрываются на этом моменте, а дальше темнота. Потом она помнит, как очутилась в незнакомом туманном лесу, густо заросшем деревьями и колючим шиповником. Тогда Адриан нашел её. Сломанную отчаянием и регулярными стрессами при жизни. Он привел её в порядок, выучил своему языку, научил адаптироваться в незнакомом мире. Душа почти не помнит того, что было при жизни, но зато тело — очень хорошо. Она все еще чувствует грязь в тех местах, куда дотянулись похотливые, жирные лапы.

— О чем задумалась, Лоренца?

— О былом, — отвечать поподробней вовсе не хотелось.

— Не надо об этом думать, ты сидишь, нахмурившись, на протяжении всего этого времени. Морщинки появятся, — ухмыльнулся мужчина и отпил из кубка немного белого вина.

— Боже, с каких пор ты шутить начал? Звучит очень странно, — она подняла брови вверх, выражая свое искреннее удивление.

— Даже не знаю. — улыбнувшись, ответил тот. У него определенно хорошее настроение.

— Иди ты, достал уже. Только глаза мозолишь своим присутствием. Я. Хочу. Побыть. Одна.

— Дорогая, ты настолько расстроилась из-за воспоминаний? Если хочешь, могу…

— Пошел вон! — сказала женщина злым не на шутку голосом. Голубые глаза потеряли свою нежную голубизну и смотрели упрямо, настойчиво, требуя уйти. — Ты постоянно выводишь меня из себя…ужасный человек. — без лишних слов Лоренца поднялась и собралась уйти прочь, но её цепко схватили за плечи, повернув к себе.

— Ты что-то новое вспомнила? — она предвидела этот вопрос. Как всегда, проницательный, настойчивый гад. Все заметит и скажет напрямую.

— Да. — она решила не лгать понапрасну. — Не самое приятное вспомнила. Брачная ночь.— Лоренца искренне надеялась, что это оттолкнет его и он замолчит. Адриан не любил такие подробности и еще больше не любил, когда кто-то рассказывал ему о своей тяжелой жизни. По его же словам, это совершенно неинтересно и скучно, к тому же слушать жалобы не каждому захочется. Но вероятней всего, он просто не умел выслушивать других. Лорен это поняла и пользовалась, как полноценной привилегией. В этот раз она не ошиблась снова. Мужчина замолчал и лишь понимающе кивнул.