- Останавливаемся, - сказал брат, соскакивая с коня. – Рэма Энроста – на носилки. Потом продолжим путь.

Энрост внимательно посмотрел на младшего, после чего молча, без возражений (сам ведь обещал) спешился и, дождавшись, когда подбегут ребята с носилками, лег.

- Валька, - тихо сказал он. – Ты хоть понимаешь, к чему это приведет?

- К чему? – спросил брат спокойным голосом. Только вот кулаки у него непроизвольно сжались.

Энрост помолчал. В конце концов… всю эту кашу заварил не он. Может, так оно и правильно, а? И он сказал лишь:

- Въезжая в замок вот так… ты берешь всю ответственность на себя. Я помню, что ты готов отвечать за то, что считаешь своей виной. Но… за меня тоже?

- За то, что из-за меня ты ранен? Да. Если бы ты не отправился вдогонку… Наверное, мы бы могли там полечь. Все. И это я тоже понимаю, - тихо ответил брат.

- Ты упрямо видишь только одну сторону своих решений, - огорченно отозвался Энрост. – Ладно. Не будем дергаться раньше времени. Может, все пройдет как обычно. Он на меня нарычит за то, что я дал себя подстрелить, и лишит сладкого на неделю. В любом случае… я прошу тебя молчать и не спорить с отцом, вот и все.

Брат тяжело вздохнул.

- Я постараюсь, - тихо сказал он, наблюдая за тем, как привязывают к лошадям носилки, и держа ладонь на плече Энроста. – Обещаю… что постараюсь. Ведь я же сказал, что буду тебя слушаться!

Он старательно улыбнулся.

- Но только не тогда, когда тебя несправедливо обвиняют… Впрочем, я надеюсь, что отец поймет всё правильно. Очень надеюсь! – воинственно закончил Валька.

Энрост понимал, что большего от брата все равно не добиться. Хорошо, что хотя бы так. Но если они с отцом поссорятся только потому, что Вальке вдруг обвинение несправедливым покажется… ох!

«Прямо хоть на меч бросайся…»

Он лежал на покачивающихся носилках, и над ним плыли редкие облака. Смотреть в небо ему надоело еще раньше, но приходилось терпеть. Впрочем, терпеть он умел – даже отец это всегда признавал и отдавал должное. Вон и боль тоже… разве же он кричал? Нет. Многие кричат, когда больно, особенно когда больно каждый день. А он умудрился не орать…

Энрост криво усмехнулся своему самоутешению. Нашел тоже, чем гордиться. Лучше бы вспомнил, как просил Вальку бросить его по дороге… оставить его сначала там, в долине, потом в пещере. Стыдно ведь? Стыдно. Мало того, что эдакую неприличную слабость явил, так еще и брата огорчил. Так-то. А то ишь… гордиться он вздумал. Было б чем!

Замок приближался, и он все сильнее чувствовал себя симулянтом. Ведь он может в седле сидеть! Никогда он не возвращался домой вот так – лежа на носилках, будучи в состоянии сидеть в седле. Носилки – это полная беспомощность! Знак поражения. Именно так отец это и воспримет. В тот раз, когда Энроста привезли домой раненым, барон Хорна старался сына не навещать, пока тот не встал на ноги – не любит он беспомощных. Кстати, из этого следует, что Вальку отец беспомощным никогда не считал!

«И сейчас не посчитает. Валька в седле. С победой. Со спасенными людьми. И его ждут там… дома… Так! Я что, завидую, что ли? Я – младшему?!»

Энрост зажмурился, плотно закрыл глаза, лишь бы Валька не увидел их мокрыми.

«Идиот! Кретин! Дурак великовозрастный! Нашел себе занятие! Дрянь!..»

Он со свистом выдохнул и угрюмо подумал:

«Стоило выйти живым из этой передряги, чтобы понять, чего я на самом деле стою. Завидовать брату и его победе… Как же низко я пал. А он-то хочет под моим началом ходить! Спас мне жизнь, показал, как выглядит настоящая храбрость – и будет мне подчиняться? Человеку, который при первой же его победе чуть на зависть не изошел?»

Энрост открыл глаза и уставился в небо.

«Это… непристойно!»

Он приподнял голову, извернулся и посмотрел на замок. Ворота были открыты – их ждали. Уже отсюда угадывалась встречающая толпа. Наверняка и отец с мачехой там же – стоят, смотрят на приближающийся отряд.

Лошади волновались, чуяли близость родных конюшен и отдых. Однако ход их оставался ровным – ни лишней тряски, ни даже просто ускорения шага. Встречающие видят, что отряд на торопится. И наверняка делают выводы. Ну, по крайней мере, Вальку уже видят, наверное. Баронесса успокоится насчет сына.

Он вспомнил, как пообещал ей, что вернет Вальку домой. Кто кого вернул еще… ну да ладно. По крайней мере, младший жив и практически здоров. И он, Энрост, очень этому рад, несмотря даже на свою столь некстати вылезшую гнилую зависть.

Как же долго! Год они, что ли, ехать будут?!

А вот и ворота… плывут над головой камни арочного свода, и нестройный гул людских голосов впереди давно уже шумит в ушах.

«Вот мы и вернулись. Здравствуй, Хорна!»

- Валенька! – придушенный женский голос чуть всхлипнул. Куда девалась аристократическая сдержанность баронессы Алмераны? Всю изъязвила тревога за сына, нашедшая наконец-то выход…

Валька спрыгнул с коня, отошел… Наверное, к матери, Энросту не видно с этих носилок ничего. Подошел отец, посмотрел сверху оценивающе.

- Куда прилетело? – суховато спросил он старшего сына, пряча в этой неприветливой сухости тревогу.

- В бок, под печень, - Энрост спокойно показал, куда.

- Как жив остался?

- Валька… Энвальт спас. Нашел свой Ключ и подлатал, - Энрост говорил коротко, не зная, как реагировать на такую отцовскую сдержанность. – Знатный целитель, цены нет.

- Магом, значит, стал. Что ж, отлично! А ты… ладно, потом. Не к спеху.

- Отец, там…

- Не к спеху, я сказал! – рявкнул Энокерт. – После расскажешь, как ты так умудрился. Неопытный мальчишка младше тебя цел и невредим, людей спас, тебя привез, а ты… тьфу. Так отца опозорить – еще постараться надо! Эй, кто там… а, Жеарт… отнесите рэма Энроста в его покои. Я потом зайду, попозже.

- Нет, сейчас! Это важно! – Энрост с трудом приподнялся на локте (в носилках это вдвойне сложнее).

- Ладно, говори. Смотрю, ты и сидеть можешь, и в седле я тебя со стены видел, - барон презрительно скривился, - а носить себя заставляешь. Ратники – не прислуга тебе! Ну, что у тебя?

«Не скажешь же, что Валька велел лежать… эх…»

- Шургинский самострел… у ч-ра. Работать с ним еще не умеют, к тому же удалось уничтожить, но кто знает, сколько их у горцев. Нужна глубокая разведка, отец.

- Шургинцы продали ч-ра свои самострелы? – барон приподнял бровь. – Не верю!

- Может, не продавали. Может, ч-ра его выкрали. Это и нужно понять. Вдруг они могут теперь делать оружие самостоятельно?

- Хм… Ладно, я понял, ступай себе… Тьфу, ты же дырявый!

Барон махнул рукой, велев отнести носилки с наследником в дом. Отмахнулся, по сути, обратив внимание на младшего. Ну и ладно. Странно только, что орать не стал. Или… уже не считает нужным?

Энрост слушал отца, довольного младшим сыном именно так, как он и предполагал. Его торопливо уносили со двора, давая хозяину простор для изъявления своей радости. Уже у самых дверей до него донеслись слова, от которых дыхание перехватило и в глазах потемнело:

- … ей-ей, старшим тебя сделаю! И наследником достоин стать! Радуйся, Алмерана, славного сына мне воспитала!

«Вот как… вот, значит, как… К этому все и шло, выходит?»

- Стойте! Жеарт, стой! – услышал вдруг Энрост крик брата, в котором забавно сочетались приказная твердость и почти мальчишеский «петух». Было бы забавно, да. В другое время – не сейчас…

Сарвера послушно остановился. К носилкам подбежал Валька – раскрасневшийся, с шальными глазами, растрепанными волосами – видно, Алмерана затискала – и странной решимостью на лице.

- Брат… - выдохнул он. И вдруг стал на одно колено перед носилками – примерно так же, как молодые ратники перед принесением клятвы сюзерену. И заговорил четко и громко, явно для того, чтобы его слышали сейчас те, кто был рядом:

- Я благодарен вам за всё, отец и матушка… за уроки и советы ваши… но в этом походе я понял, на кого я всегда хотел быть похожим! На своего старшего брата. На Энроста Хорна!