Супруг как-то странно замер, осмотрел Николку с головы до ног и сказал медленно:
— Не думал, что вы можете так рассуждать. А относительно любви не волнуйтесь — все ваше.
Николка, раскрасневшийся и недовольный, как всякий невыслушанный до конца спорщик, заходил по комнате. Я невольно улыбнулась: выправка и юношеские жесты делали Николку милым и забавным.
— Ах ты, негодник! — зашептала я, вонзаясь в руку Николке острыми ногтями. — Пойди-ка в мою комнату, мне надо с тобой поговорить!
— Это еще зачем? — упрямился тот.
— Затем, что ты вдруг стал слишком разговорчивым! Наболтать Александру Михайловичу такого!..
— Что? — закричал Николка. — Ты подслушивала?
Я впилась в его руку еще сильнее.
— Выбирай выражения! — потребовала я. — Я случайно услышала: вы же для своих тайных бесед даже не удосужились прикрыть дверь! Что мне оставалось — заткнуть уши и выйти в сад?
Николка сначала покраснел, потом краска сошла с его лица.
— Я все равно не буду перед тобой оправдываться, — заявил он. — И от своих слов не откажусь.
Я, не выпуская из своей руки Николкину руку, пошла наверх.
— Эй! — пытался сопротивляться брат. — Что еще за безобразие! Я буду звать на помощь! Отпусти меня! Что тебе нужно?
Я захлопнула в спальне дверь.
— Вот теперь будем говорить!
— Не буду я с тобой разговаривать! — заявил Николка. — Ты ведешь себя как… распоследний римский император. Приказываешь, руку мне исцарапала…
— Ты в самом деле считаешь, что я живу только ради того, чтобы понравится Александру Михайловичу?
— Ну, не живешь… Но большая часть твоих поступков слишком прозрачна. Ты влюблена в собственного мужа, как гимназистка! — бросил Николка.
Я резко повернулась к зеркалу, успела отметить неровные ярко-алые пятна на своих скулах.
— Хорошо! Я скажу тебе, — решилась я. — Меня не интересует Александр Михайлович. Ты ошибся. Я люблю другого мужчину. Я познакомилась с ним здесь, на дачах. Он — все для меня. Целый мир, целая Вселенная. Он как бог для меня. Понимаешь, Николка! Я никогда и никого так не любила…
— Лжешь! — крикнул он.
И вышел вон, хлопнув дверью.
Без Любомирского было скучно, меня не развеселил и Николкин визит. Напротив, утомил и заставил понервничать не в меру. По вечерам — супруг остался на некоторое время на даче — мы собирались за вечерним чаем, беседовали. Но я почти не говорила, держала в руках книгу, иногда листала страницы. Николка беспрестанно злился.
— Успокойтесь, Николай, — посоветовал ему Александр Михайлович, — если у Анны Николаевны нет желания говорить с нами, то не будем досаждать ей.
— Да я ей не сказал ни слова! — попытался оправдаться Николка.
— Вы смотрите на нее неодобрительно, а Анна Николаевна любит, когда ей говорят комплименты и разные приятности, — с улыбкой сказал Александр Михайлович. Но разве это была улыбка?
Одно только желание задеть меня. Или показать Николке, каким наивным тот был во время своей детской исповеди.
— Неодобрительно?! — вскричал Николка, отталкивая от себя чашку чаю. — Как прикажете мне смотреть на Анну? Ей не четырнадцать лет, чтобы так неучтиво забывать о правилах хорошего тона!
— Оставьте, — протянул Александр Михайлович. — Давайте-ка лучше сразимся в шахматы, господин офицер.
Я не сказала в тот вечер ни слова, все мои мысли были заняты исключительно Вадимом Александровичем.
«Вот удивительно, — рассуждала я про себя, — я знаю человека всего несколько недель, а думаю о нем в любое время суток, есть не могу, спать не могу, пальцы дрожат при одном только упоминании его имени!.. И если бы наши отношения были плавными — но нет! Он то задевает меня своей откровенностью, то подтрунивает над моими чувствами, то любезничает со мной!.. Столько чувств сразу! Я и недовольна им, и довольна! Как в детской сказочке — с ним тесно, а без него скучно. …И еще Николка выдумал какие-то совершенные глупости относительно Александра Михайловича!»
В саду уже царила грозовая летняя тьма. Я вышла на террасу, на которой меня настиг радостный крик Николки:
— Вам — мат, Александр Михайлович! Вам — мат!!
Александр Михайлович даже рассмеялся.
— Не может быть! — притворно забеспокоился он.
— Мат! Господи! — не унимался Николка. — Первый раз в моей жизни я поставил вам мат! Боже мой!
Я заглянула в зал. Александр Михайлович курил и с улыбкой убирал фигуры с доски.
— Постойте! — вдруг заволновался Николка. — Кажется… Постойте, постойте! А вы не поддались ли мне нарочно? — с вызовом спросил он.
— Вот еще! — сдвинул брови Александр Михайлович, стараясь спрятать усмешку.
— Но вы, кажется, могли пойти ладьей!.. Вы не могли пропустить той комбинации!..
— О чем вы, Николай?
— Зачем вы убрали шахматы? — обиженно спросил Николка.
На столе стояла чистая шахматная доска, и мне припомнился спиритический сеанс. В саду зашумели листвой деревья. «…И любовь из них большее, — про себя повторила я. — Откуда это слова?»
— Анна Николаевна, — окликнул меня Александр Михайлович, — Николай мне влепил отчаянный мат. Как вы думаете — это оттого, что я стал слишком стар и глуп, или оттого, что нынешняя молодежь умнее нас?
— Я не следила за ходом игры.
— Не обязательно следить, — сказал он серьезно. — А как вы думаете — много ли матов у меня еще будет впереди?
— Не знаю… — сказала я немного растерянно.
— Вы отличный игрок! — заверил его Николка горячо. — Мой выигрыш — частный случай везения, не более того.
Александр Михайлович покачал головой.
— Везение или нет… Бывает, что крохотный, незначительный единичный проигрыш может расстроить на всю жизнь — запомнится и все изменит в дальнейшем.
Николка блеснул улыбкой.
— Я очень надеюсь, — сказал он весело, — что сегодня у вас не тот самый роковой проигрыш, о котором вы только что сказали!
— Нет, конечно. Но, кто знает, может, он близится? Грядет, как говорят наши газетные апокалиптики.
Раздался гром, заставив меня вздрогнуть, а Николку рассмеяться. Дождь зашумел по окнам. Забегала прислуга, убирая плетеные кресла с террасы.
— Вам бы в пророки пойти, Александр Михайлович, — сказал Николка. — вот как складно у вас получается. И гром небесный вовремя, и молнии тут как тут.
— В юродивые мне пора, — усмехнулся он.
Николка уехал в столицу, а туманным утром я увидела Вадима Александровича, идущего к моей даче. Я, как гимназистка, быстро сбежала по дорожке ему навстречу. Сердце мое билось слишком часто, улыбка не сходила с губ.
— Вадим Александрович! — окликнула я его. — Как же я вам рада! Мы не виделись восемь дней, я знаю, я нарочно считала.
— Доброе утро, Анна Николаевна! — поклонился он. — У меня были дела, но я поторопился их уладить и вернуться к вам. При всей нервозности наших отношений жить без вас я уже не могу.
— Вы опять за старое! — сказала я, пропуская его и закрывая калитку за ним. — Кстати, приезжал Александр Михайлович, он передал вам поклон. И благодарит за сдержанность во время катания в лодке.
— Вы в долгу не остаетесь! — покачал головой Любомирский. — Вы шутите или говорите правду?
— Конечно, шучу! И хоть Александр Михайлович не ревнивец, я не рискнула рассказать ему о нашем с вами летнем приключении. Идемте гулять вдоль пруда! Хотя — подождите!.. У меня для вас подарок!
— Неужели? — удивился он. — Чем я удостоился такой милости с вашей стороны?
— Вы проводите со мной много времени и не даете мне скучать! Должна же я вас как-то отблагодарить!
Подарок был приготовлен еще утром, я положила его на видное место. Сходить за ним, вернуться и быстро протянуть Вадиму Александровичу нарядный небольшой плоский сверток, перевязанный белой лентой, было делом нескольких минут.
— Вы меня заинтриговали, честное слово! — с улыбкой сказал Вадим Александрович. — И потом, в последний раз я получал подарок от дамы в тринадцать лет. И дамой была моя матушка.
