- Стой, - говорит Наташа водителю и автобус тормозит у обочины пустого проспекта. По тротуару ид?т, пошатываясь, нетрезвый человек в раст?гнутом пальто. Наташа бер?т свою палку, другой рукой ведро из-под ног и вылезает на усыпанный красными листьями квадрат сырой земли, где раст?т кл?н. Человек сразу замечает приближающуюся к нему полуголую женщину с ведром и железным гачком, плохо освещ?нную фонарями, зрелище это ему не нравится, но, объясняя его действием чрезмерной дозы алкоголя, он просто пытается убежать в глубину незнакомого переулка. Ускорив шаг, Наташа легко настигает свою жертву и бь?т е? гачком по голове. Человек сразу падает, и Наташа основательно расшибает ему голову меткими ударами гачка. Усевшись на асфальт и подставив край ведра под кровяной фонтан, она облизывается и обводит глазами т?мные окна домов. Место, где Наташа доит убитого, находится в отдалении от ближайшего фонаря, так что даже бодрствующие в это время не могут увидеть выражения этих глаз.
Первым пь?т из ведра водитель, противно урча, затем, когда автобус трогается, Наташа протягивает его в салон. Женщина, зав?рнутая в плед, отливает себе крови в консервную банку, хмурый мальчик черпает ладонью и с отвращением морщится, остальное с сосущим чавканьем пь?т лысый мужчина, а тот, что корчится на полу, уже не может принять участие в трапезе, изо рта его лезет что-то густое и вонючее, похожее на куски развалившихся внутренностей, и р?в его давится в этом отвратительном материале, переходя в шаркающий хрип. Около шести часов утра, когда уже начинает едва заметно светлеть, автобус останавливается у проваленной во многих местах бетонной ограды химического завода.
Соня пришла на завод пешком, для чего ей потребовалось много времени, но время значило для не? мало, кроме того ей пришлось задержаться в одном из новых микрорайонов, через который пролегал е? путь, чтобы убить в парадном возвращавшуюся из школы ученицу седьмого класса по имени Надя, с целью завладеть е? ботиками и колготками, чтобы босиком не так бросаться в глаза. Ботики были немного велики Соне, но нравились ей своей формой и ч?рным цветом. Колготки были телесные, чего Соня не любила, к тому же рваные на тыльной стороне правого бедра. Надя, впрочем, носила длинное школьное платье и дыру никто не мог видеть, пока она была жива. Соня подошла к ней возле лифта и, резко схватив Надю обеими руками за волосы, сильно ударила е? головой в стену. В лифте Соня с хрустом сломала шею потерявшей сознание школьнице, посадив е? на пол и ударив ногой в подбородок. Затем она поехала на самый верхний этаж, заволокла Надю по железной лестнице на крышу, где между небом и земл?й сняла с не? ботики и колготки, вытащила из школьного ранца ч?рный фломастер, вырвала из тетради листок и, написав на н?м большими буквами надиным почерком: "Хочу навсегда остаться девственной. Надя", положила его возле трупа на тв?рдую смолу крыши. Потом она нарисовала на лбу м?ртвой девочки крест.
Совершив эти святотаства, Соня пошла по крыше на другую сторону дома, откуда обычным своим образом перелетела на соседний. В новых ботиках леталось хорошо. Двигаясь и дальше по крышам одинаковых домов, словно созданных для таких, как Соня, которые, в отличие от птиц, не умеют летать вверх, она ушла очень далеко от места своего последнего преступления, после чего спустилась на поверхность улицы и продолжила свой путь.
Не имея особенной потребности во сне, Соня вс? же забралась к шести часам вечера спать на высокую старую липу, омелы в ветках которой срослись в большой зеленоватый ком, служивший испокон века гнездом всякой погани. Удобно устроившись на кривом суку, Соня уснула с открытыми глазами, глядя на окна стоящего напротив дома, которые попеременно то зажигались, то гасли, повторяя в ускоренном ритме судьбу огромных светильников космоса. Ветер с шелестом н?с по асфальтированной земле непрочитанные никем листы газеты, кружил их и комкал, поднимая высоко над земл?й. Давно уже стемнело, загорелись редкие розовые фонари. Их печальный, бледный и несколько тусклый свет, освещавший ровные улицы между домами, ч?рные дворы с силуэтами полуоблетевших деревьев, мусорные баки и поломанные лавочки, на которых от холода кроме кошек никто не сидел, вызывал ощущение безграничности смерти и одиночества, которое так любила Соня. Эти т?мные пространства в просветах домов напоминали ей щемящую неизвестность, охватывавшую е? в детстве, когда она ходила к подружке, глядя на зв?здное небо, ?жась от холода и думая о забытых дома перчатках, о красоте осенних кл?нов, виднеющихся за забором детского сада, о чужеродной тьме оврагоподобных улиц, проваливающихся во все стороны света, которая представлялась ей будущим, неизвестностью е?, сониной, судьбы. Ей встречались тогда косые от ветра люди с трудноразборчивыми, чужими лицами, похожие на тени, скользящие по стенам домов, они шли ниоткуда и спешили в никуда, будто несомые ветром, их непонятная т?мная жизнь казалась Соне и е? будущей жизнью, ей становилось страшно, мелкие колючие мурашки безысходности собирались у не? между лопаток. В парадном, где жила подружка, сидели вечерами в темноте взрослые люди, кружились красные огоньки сигарет, влюбл?нные лизали друг другу открытые рты влажными языками, звучали гитары и пахло вином. Вызывая лифт, Соня прижималась к косяку его дверей, дрожа, когда кто-то спускался мимо не? по ступенькам, словно е? могли взять и уволочь наверх, по т?мной лестнице, к ч?рному небу, туда, где эти оборотни живут в своих пещерах, высеченных в айсберге времени. Однажды молодой мужчина, сходивший по лестнице, заметил Соню и, остановившись возле не?, спросил, как е? зовут, и Соня открыла ему сво? имя, мучительно ожидая, когда же опустится вызванный ею лифт, а мужчина тихо засмеялся, обдавая Соню запахом вина, взял е? за плечи и поцеловал в лоб, и губы его обожгли Соню холодом вечного проклятия и перев?рнутых подземных церквей. И тогда Соня поняла, что Дьявол любит е?.
В половине восьмого Соня выплюнула высосанное до кожуры кошачье сердце, улучшила момент, когда возле дерева никого не было, спустилась вниз и стала приставать к прохожим с вопросом, где находится мясная лавка. Наконец одна женщина, сотрудница банка, губы которой были покрашены фиолетовой помадой и от которой сильно пахло духами и шампунем, показала ей дорогу, потому что сама часто посещала мясную лавку, чтобы купить бараньего мяса для своих ужасных детей.