— Отец ждёт тебя на складе сразу после школы. Он не обрадуется, если ты опоздаешь. Ты должен быть там вовремя.
Адам удивлённо посмотрел на меня и направился к воротам, но Леония его остановила.
— Адам придёт вовремя. — Она одарила меня ледяной улыбкой, от которой мороз коже пошёл. — Сегодня всех отпустили из школы пораньше, правда, Адам? Так что его не ждут на складе в такую рань.
— Мастер Уорнер, должно быть, в хорошем настроении, раз отпустил вас пораньше. Обычно, он наоборот вас задерживает. У него что, новое увлечение?
Школьный учитель был известен своим раздражительным медвежьим нравом, кроме тех случаев, когда в поле его зрения попадала молоденькая смазливая бабёнка. Тогда из солидного пятидесятилетнего мужчины он моментально превращался в пылкого пятнадцатилетнего юнца. В течение тех кратких недель, что длилось его увлечение, он ходил за ней по пятам и осыпал подарками, светясь от счастья, словно нищий, нашедший золотой слиток.
Но это всегда заканчивалось одинаково, ибо все объекты его воздыханий были молоды, красивы и слишком богаты, чтобы их родители дали согласие на брак со школьным учителем. Вскоре блеск в глазах мастера Уорнера угасал, словно у солёной селёдки.
Теперь Адам смотрел на Леонию, будто спрашивая у неё разрешения ответить. И вновь она ответила за него:
— Мастер Уорнер приболел, так ведь, Адам?
— Ты что, лично при этом присутствовала? — съязвила я. — А я и не знала, что девочек тоже стали принимать в школу. Кто там на очереди? Нищие? Бродячие кошки? Я уже ничему не удивлюсь.
В её взгляде было столько яда, что хватило бы свалить быка, но мне было не до глупостей избалованных отпрысков вдовы Кэтлин.
— Тебе лучше поторопиться, Адам, известно, с какой скоростью в этом городе разносятся новости, и если твой отец узнает, что школа закрылась раньше, ему будет интересно, почему ты сразу же не явился на склад.
Адам направился к воротам, и Леония поплелась следом, словно собиралась его сопровождать.
— Адам может найти дорогу и без твоей помощи, Леония. Ты останешься здесь. Может, мать и разрешает тебе свободно разгуливать по городу, словно малолетняя попрошайка, но теперь ты живешь в приличном доме. Мастер Роберт — весьма уважаемый человек в этом городе, и он будет не в восторге, узнав, как ты его позоришь.
Сделав ей замечание, я не стала ждать, пока она выполнит мои указания, и вернулась на кухню.
Я едва закончила потрошить зайца, когда услышала стук в ворота, а поскольку Тенни, как всегда, где-то шлялся, я наспех вытерла руки от крови и кишок и побежала отворять. Мастер Эдвард, сын Кэтлин, даже не поздоровавшись, прошёл через ворота и направился к дверям дома, словно он член семьи. Может, Эдвард и приходится близким родственником вдове Кэтлин, но мастеру Роберту он был не пришей кобыле хвост, насколько я помню.
Никогда не прощу ему, как он выставил меня полной дурой перед мастером Робертом. Они со своей мамочкой видели птичий череп так же ясно, как и я. Вдова Кэтлин лично завернула его в тряпку и унесла, хотя одному Господу известно, куда она это выкинула. После того как она заявила, что не видела никакого черепа, я лично отправилась на его поиски — доказать хозяину, что не тронулась умом, но так и не смогла ничего найти, сколько ни рылась в мусорной куче.
Даже Тенни думал, что мне померещилось. По его мнению, какой смысл был рассказывать хозяину о растерзанной кровати, но умалчивать о той чертовщине, что на ней творилась? Нелепость какая-то. Я и сама не могла это объяснить, но усвоила одно: не стоит поворачиваться к этой женщине и её избалованным детишкам спиной, а то ещё получишь ножом между лопаток.
Когда мастер Роберт уезжал на склад, Эдвард обычно болтал со своей мамочкой в соларе, наверняка обсуждали, как поглубже запустить руку в мошну мастера Роберта. А вечерами он таскался по кабакам, и можете быть уверены, пропивал там вовсе не кровно заработанное.
Я даже видела, как Кэтлин отдала ему то миленькое колье с розой, которое мастер Роберт подарил Леонии. Тогда я смолчала. Это меня не касалось, чем бы дитятко ни тешилось. Хозяин не должен был дарить ребёнку столь ценные побрякушки, которыми та даже достойно распорядиться не сможет. Но какая мать будет красть украшения у дочери, чтобы отдать их сыну на пропой? Мастера Роберта грабили прямо у него под носом, а он — ни сном, ни духом.
Едва выпроводив Адама на склад, я поставила на огонь горшки с готовящимся ужином и прошла в Большой зал, чтобы забрать и ополоснуть оловянные блюда и кубки. Хотя Тенни накануне и убирал их на ночь, на них осела налетевшая из распахнутых окон пыль. Эдвард с Кэтлин болтали в соларе. До меня доносились их едва различимые голоса, и, возможно, я подслушала бы их разговор, если б не Леония, расположившаяся в Большом зале у окна. Я обрадовалась, что она прислушалась ко мне и не пошла с Адамом.
Она не обратила на меня внимания, увлёкшись разложенной перед ней игрой. Поначалу я решила, что она играет сухими позвонками, поскольку кости были выложены в круг, но она их не бросала. Она сложила ладони домиком вокруг чего-то в центре. Любопытствуя, я подошла ближе. Девчонка по-прежнему не обращала на меня внимания. Круг составляли не только сухие косточки, но и засохший огрызок, несколько сухарей и частички всякого хлама, по-видимому, выуженные ею из мусорной кучи.
Леония разомкнула ладошки, и огромный чёрный паук пробежал между её пальцами прямо по одной из косточек. Едва он выбежал из круга, как Леония с ловкостью кошки поймала его и снова поместила в центр. Она позволила ему снова убежать, и я увидела, как он ползёт к обломку старого гребня. Внезапно я поняла, что это мой гребень. Я случайно разломила его надвое и выбросила неделю назад.
Конечно, я понимаю, что дети подбирают всякий мусор, превращая его в игрушку: стекляшка может стать драгоценным украшением для принцессы, а обломок палки — рыцарским мечом, но от вида ползающего по моей расчёске паука меня бросило в дрожь, словно он копошился в моих волосах. Я сорвала льняную косынку с головы, выбежав из зала и бешено взъерошивая волосы, потому что череп зудел, словно там вывелась и уже расползалась целая паучья кладка.
Прошло не менее получаса, прежде чем я, перестав чесаться, принялась за оловянную посуду. Я принесла её обратно в зал, собираясь накрыть на стол. Приоткрыв дверь, я глянула на окно в дальнем конце зала, но там никого не было. Решив, что зал тоже пуст, я отворила дверь и шагнула внутрь, пока непонятное движение внутри не привлекло моё внимание.
Кэтлин и Эдвард стояли в углу за дверью. Кэтлин закупоривала бутыль с гиппокрасом, пряным вином, что я всегда оставляла на дубовом комоде для мастера Роберта. Он отпивал оттуда после сытного ужина, якобы для того, чтобы пища быстрее опустилась, по крайне мере, он так оправдывался. Даже для мастера Роберта это было дорогим удовольствием. Конечно же, Кэтлин не отдаст всё вино своему никчёмному сынуле. Вряд ли хозяин этому обрадуется. Но я также обратила внимание, что ни у Кэтлин, ни у Эдварда в руках не было кубков.
Я ухмыльнулась, шумно накрывая на стол. По крайней мере, я помешала Кэтлин вылить дорогое вино в глотку этого пьяницы. Даже у неё не хватит наглости сделать это у меня на глазах, и будьте уверены, я не дам ей такого шанса. Я была полна решимости сдержать обещание, данное госпоже Эдит: присматривать за мастером Робертом и его сыновьями. Я не смогла спасти Яна, но, покуда живу и дышу, я позабочусь, чтобы эта лживая шлюха не причинила вреда мастеру Роберту и Адаму.
Глава 37
Аконит и белладонна — травы Гекаты, лунной богини всех чаровниц, с их помощью ведьмы обретают способность летать.
Линкольн
Ночной воздух был горячим и густым, словно похлёбка. Москиты и гнус тучами роились над сточными канавами и помойными ямами. Пытаясь их отпугнуть, гуляющие размахивали букетиками мяты или прикрепляли к одежде веточки лаванды, руты и полыни в таком количестве, что порой напоминали ходячие кустарники. Но закалённые паггеры и лодочники лишь хлопали ладонями по зудящим рукам и лицам, спеша к ближайшей от Брейдфорда таверне, куда долетал прохладный ночной бриз.