Но я не отрываясь смотрела на свечу, всё ещё горящую под тисом. Крошечное пламя мерцало и манило, как мигают болотными огоньками души утопленников, увлекая путников в могилу.

Май

Чем жарче май, тем кладбище тучнее.

Глава 32

Если курица запоёт петухом, то следует немедленно свернуть ей голову, иначе неизбежна смерть кого-то из домашних.

Беата

Почему мужчины так легко поддаются женским чарам? Само собой, женщины тоже влюбляются и безрассудно вешаются мужчинам на шею, зная, что играют с огнём. Женщин тянет покормить с рук свирепого волка или хитрого лиса, но они понимают, что это дикие звери. Они видят животный блеск в глазах, но это их лишь возбуждает. Мужчин же чувства, скрывающиеся под нежной женской грудью, интересуют не больше, чем труп, погребённый под цветущей лужайкой.

Я знаю, что они болтают, будто я ревную к вдове Кэтлин. Она наверняка напела отцу Ремигию, что я без ума от мастера Роберта и набиваюсь ему в жёны. Не стану отрицать — у меня были к нему чувства. Да как им было не возникнуть, после стольких-то лет.

Он часто доверял мне вещи, которые никогда бы не осмелился обсуждать с моей бедной хозяйкой. Но у меня не было ни малейшего желания залезть к нему в постель. Вот с Тенни всё иначе. Я бы охотно упала в его объятия, а к мастеру Роберту — никогда. Уж поверьте, ненавидеть Кэтлин у меня были более веские причины, нежели ревность.

После того как тело мастера Яна выловили из вод этой чёртовой гавани, я была уверена, что мастер Роберт задумается над словами сына и отменит свадьбу. Я также надеялась, что отец Ремигий вразумит его: мол, ради приличия стоит выждать время, пока не закончится траур.

Но едва тело мастера Яна упокоилось в могиле рядом с матерью, вдова Кэтлин уже нашёптывала священнику на ухо: «Маленькому Адаму необходима мать, чтобы пережить трагическую гибель брата. Бедному Роберту нужен надёжный тыл в лице жены, дабы выстоять перед этой ужасной потерей».

«Ужасная потеря», скажите на милость! Готова поспорить на бочонок золота, что она пустилась в пляс по комнате, когда услышала, что мастер Ян утонул. Теперь не осталось ни одной живой души, кто мог хотя бы заикнуться против их брака, кроме меня, разумеется, и она прекрасно знала, что я буду помалкивать под угрозой увольнения или того хуже.

Мастер Роберт горевал о своём мальчике, хотя, думаю, мало кто понимал его так, как я, он был не любитель прилюдно пускать слезу. Однако я ночевала в большом зале. Ночь за ночью я слышала, как комнатой выше он ворочается, скрипя кроватью, до рассвета не в силах уснуть.

Частенько я замечала, как мастер Роберт сидит один, отрешённо глядя в одну точку. Он оживлялся всякий раз, когда хлопала дверь, словно ожидал, что сейчас войдёт его мальчик, но тут же сникал, вспоминая, что этого не случится никогда. Горе утраты тяжелее вдвойне, если последние слова, брошенные вами ушедшим в мир иной, были упрёком.

Этот баран Тенни заявил, что хозяину просто необходима жена, чтобы развеяться. Мол, это заставит его кровать скрипеть в другой тональности, и мастер Роберт будет спать по ночам как убитый, вдоволь наигравшись на этой скрипке. Мужчины — они всегда мужчины.

Хоть земля тресни, хоть небеса разверзнись — мужчина и этого не заметит, стоит ему закинуть ногу на бабёнку. Все мои старания убедить Тенни в обратном пошли прахом. Но эта женщина, казалось, могла заставить и быка доиться, если бы захотела. Поэтому хозяин женился на вдовушке, приютил её под своей крышей, а в придачу и её избалованных детишек, вместе с этой старой ведьмой Диот.

Диот долго растележивалась, чтобы сделать самую ничтожную работу по дому, но стоило хозяину уехать на склад, как она тут же поднимала свой жирный зад и принималась лакать его вино, словно была ему сестрой, а не прислугой, и вдова Кэтлин её лишь поощряла. Эти две кумушки только и делали, что лясы точили да сплетничали, ожидая, когда я их обслужу, но тут же замолкали, стоило мне войти.

Мы с госпожой Эдит любили вечером поболтать за шитьём в отсутствие хозяина, когда вся работа по дому была сделана, но между нами не было ничего такого, о чём нужно было шептаться. Диот как-то обмолвилась, что она работала в таверне. Если это так, то что за секреты, не предназначенные для наших с Тенни ушей, могли быть между почтенной вдовой и старой шлюхой?

Единственное, что заставляло Диот сдвинуться с места — это покупки, на хозяйские деньги, разумеется. Именно она теперь постоянно шастала на рынок. Отныне я не выходила со двора, даже чтобы купить мясо для своих блюд. Со дня свадьбы, если я и видела кого-то из друзей, то только стоя с другими слугами на мессе, да и то мне приходилось возвращаться из церкви бегом, чтобы приготовить ужин для всей семьи к их приходу. Именно этим я и занималась в то самое воскресенье, когда он снова появился.

Мастер Роберт уехал по делам в Уэйнфлит, а Кэтлин ушла вместе с детьми на мессу, настояв, чтобы Диот её сопровождала как горничная. Мне, как обычно, пришлось бежать домой, чтобы жарить, варить, отбивать и мариновать. В эти дни я жалела, что не родилась с четырьмя руками, как то дитя в лачугах у реки. Говорят, у него ещё было и четыре ноги в придачу. Мать ребёнка продала его балаганщику, чтобы тот показывал бедняжку за деньги зевакам на ярмарках.

Солнце в тот день палило нещадно, и я вся взмокла задолго до того, как развела огонь в печи. Нужна была хорошая тяга, поэтому я вышла во двор и обошла дом, собираясь палкой прочистить дымоход от сажи, чтобы не дышать дымом. Именно тогда я и заметила во дворе лестницу из конюшни, лежащую около дома.

Поначалу я подумала, что её просто забыл Тенни или конюх, но была уверена, что раньше её там не было, ведь она так близко от двери, что мы непременно споткнулись бы о неё, отправляясь в церковь. В любом случае, нужно убрать её до возвращения семьи.

Я позвала конюха, оставшегося присматривать за домом, но он не отозвался. Окна на верхнем этаже были распахнуты для проветривания комнат. Кто-то мог забраться внутрь. Кражи были не так уж и редки, и с каждым днём воры становились всё наглее. Чем больше я об этом думала, тем глубже в душу закрадывались опасения, что нас ограбили. Я выбежала на улицу, в надежде позвать кого-то на подмогу, но вокруг не было ни души. Все либо ещё были церкви, либо в этот солнечный денёк решили задержаться по пути, чтобы посплетничать.

Я взяла в кухне самый длинный нож и на цыпочках подошла к двери. Она была заперта. Если кто-то и вломился, он ещё был внутри. Я вошла в Большой зал со связкой ключей на поясе и прислушалась. В доме царила тишина, лишь ворковали голуби на крыше, да жужжали назойливые мухи.

Я осмотрелась. Каждый дюйм этого зала был мне известен, я прибирала и драила его с тех пор, когда была ещё девчонкой. Все вещи лежали на своих местах: оловянные блюда и кубки, прекрасный гобелен, продав который можно прокормить десяток семей в течение целого года. Но серебро и драгоценности были заперты в сундуках наверху. Что, если воры забрались туда в поисках перстней и денег, которые легче вынести и скрыть, чем громоздкие блюда и гобелены?

У меня не было привычки подслушивать, но я знала, что если подниматься по лестнице, переставляя ноги ближе к стене, то ступеньки не скрипят, я иногда делаю так, чтобы не разбудить хозяина, когда он спит. Я медленно начала подниматься, сердце бешено колотилось, пальцы до боли стиснули рукоять ножа.

Солар был пуст. У меня от сердца отлегло, когда, осмотрев сундуки, я обнаружила, что все они заперты. Я тщательно всё осмотрела. Некоторые вещи были не на своих местах. Серебряный крючок для снятия нагара со свечей лежал не там, где я его оставила, но, вероятно, его переложила Диот, она вечно бросает вещи где попало.

Я облегчённо выдохнула. Лежащая во дворе лестница была лишь разгильдяйством конюха. Вероятно, кто-то из друзей позвал его играть в мяч. Наверняка до возвращения семьи он тайком проберётся назад и притворится, что всё это время провёл в трудах праведных.