Бен делает глубокий вдох. Проводник из местных – это хорошо. Айзенбанштрассе, действительно, не тот район города, где стоит рассчитывать на существенную поддержку сил правопорядка. Там, говорят, даже полицейские не рискуют без большой надобности выходить из участка после полуночи. На этой улице полно пустующих и малозаселенных зданий старой постройки, и народ там живет самый разнообразный… Ни эмигранты, ни политические радикалы не будут откровенно разговаривать с посторонними, тут Финн прав.

- Говоришь, в коммуне жил? А чего ушел? – Бен спрашивает машинально, лишь бы чем-нибудь отвлечься от мрачных картин, которые продолжает подкидывать ему разбушевавшееся воображение.

- Да так… не сошелся по политическим вопросам… ну и вообще, надоело мне все это. Хотел работу нормальную найти, все дела… Но знакомые у меня, конечно, остались. Где конкретно искать-то будем, есть наводка?

- Есть, – и Хакс показывает Финну ту точку на карте, которую сдала им Кайдел. Финн кивает головой, говорит:

- Ага. Знаю. Там как раз леваки раньше тусовались.

- А сейчас кто? – спрашивает Бен.

- Выясним, – обещает Финн, и Бен, открывая дверцу машины, говорит:

- Тогда погнали, времени нет. Мне еще кое-что прихватить с собой надо будет…

***

…Рей ненавидит подвалы. Не сказать, конечно, чтобы ей часто приходилось в них оказываться, но теперь она четко понимает – она ненавидит подвалы. Этот конкретный подвал – какой-то особенно мерзкий. Тут не то чтобы грязно, просто все какое-то скользкое, промокшее, разлагающееся… А еще Рей в ярости. Это странно, потому что, по идее, она сейчас должна быть в ужасе. Но на самом деле она в ярости, какую сама в себе и не подозревала. Ярость заставляет ее нещадно лупить кулаками по влажным стенам, по осыпающейся под ударами штукатурке, ярость побуждает ее орать, срывая голос… Ярость на себя, на собственную глупость и неосмотрительность. Она же подозревала, что происходит что-то неправильное! Она должна была догадаться! А теперь сиди вот, как мокрая курица в луже, жди непонятно чего…

Курьер из издательства (к стыду своему, Рей даже не помнила, как этого парня зовут, хотя видела неоднократно) встретил ее утром возле дома, когда она возвращалась с пробежки. Молодой человек выглядел смущенным и взволнованным, начал с многословных извинений, а когда Рей спросила его, какое конкретно у него к ней дело, объяснил, что в типографии возникли какие-то проблемы, и фройляйн Джакксон просят срочно подъехать, и, мол, ей звонят буквально с восьми утра, а она не отвечает, поэтому послали его, чтобы побыстрей решить вопрос, и дела-то там на пять минут, так, может, он бы и отвез ее в типографию прямо сейчас, он на машине, вот она за углом стоит… Рей заикнулась было о том, что зайдет домой переодеться, но курьер замахал руками с выражением ужаса на лице: «Нет-нет, я вас очень прошу, разберитесь сейчас, а то вдруг они нам потом претензии предъявят за вынужденный простой…».

Такое, в принципе, было возможно, поэтому Рей без колебаний села в машину. Минут через десять ей стало ясно, что едут они не в сторону типографии. А когда она спросила курьера, почему он свернул не на ту улицу, он молча, даже не поворачиваясь в ее сторону, с профессиональной сноровкой всадил ей в ногу шприц с какой-то дрянью. Дальнейшее вспоминалось с трудом: вроде бы ее ведут к высокому обшарпанному дому… вниз по лестнице… она с трудом переставляет ноги по ступенькам, а курьер - то есть уже понятно, что никакой не курьер - волочет ее за руку, больно ухватив повыше локтя влажными пальцами… Она входит в комнату и буквально рушится на пол… и все, занавес.

Стыд за себя, безмозглую, а также ярость и страх – не лучшие помощники для принятия взвешенных решений. Поэтому первое, что делает Рей, придя в себя – начинает лупить по стенам и орать, требуя выпустить ее немедленно, иначе… иначе… Она сама не знает, что «иначе», и чем конкретно она может пригрозить похитителю, тем более, что он так и не обозначил своего присутствия. За высокой, наглухо закрытой дверью из добротного дерева не слышно никаких звуков. Окошко в комнате одно – узкое, расположенное высоко под потолком, и к тому же закрытое тонкой решеткой. А в самой комнате – натуральная мусорная свалка. Очевидно, на протяжении многих лет здесь скапливалось барахло, которое жаль выбросить, но уже нельзя использовать. А потом про это барахло попросту забыли…

Рей очень, очень хочется заплакать, потому что она сейчас тоже чувствует себя таким вот забытым хламом. Но плакать нельзя, это и ежу понятно. Лучше злость, чем слезы, поэтому Рей в очередной раз пинает дверь и садится на корточки в тот угол комнаты, который выглядит более сухим. По ее подсчетам, она здесь уже двое суток, не меньше. За это время она не то что не видела – даже не слышала никого. И это пугает больше всего. Что, если похититель… забыл про нее? Умом она понимает, что это вряд ли возможно, однако страх сгинуть вот так, в одиночестве, в буквальном смысле умереть от голода на свалке сильнее логики. А еще более страшной кажется другая мысль – вдруг про нее забыли все? Где-то там, снаружи, по-прежнему идет нормальная жизнь, люди, знакомые и незнакомые, занимаются своими делами, и никто уже не помнит о Рей Джакксон… И Бен не помнит…

- Это неправда. – громко говорит Рей сама себе. – Это бред какой-то. Этого не может быть.

Она смутно припоминает, что вроде бы видела Бена во сне, и он спрашивал, где она… Кажется, она даже ответила, она ведь узнала улицу, куда ее привезли. Однако всерьез рассчитывать на вещие сны – верх глупости, поэтому Рей поднимается на ноги и снова начинает простукивать стены. Пока у нее есть силы. Пока ее еще может кто-нибудь услышать…

***

Когда они доезжают до вокзала, Бен понимает, что вести дальше он не в состоянии - руки ощутимо трясутся. Исподлобья наблюдающий за ним Хакс наконец тихо говорит «Давай-ка лучше я поведу», и они меняются местами. Финн все это время с кем-то переписывается в телефоне, мрачнея на глазах. В итоге, отложив телефон, он со вздохом заявляет:

- Слушайте, этот чувак – Митака - похоже, реальный псих.

- Наркоман, - цедит сквозь зубы Бен.

- Он и без наркоты был с придурью, говорят. Как его на работу вообще взяли, ума не приложу. Тут нормальному человеку не устроиться…

- Ты что-то узнал? – Бен не узнает собственный голос.

- Ну, адрес, вроде, правильный. Там он и тусовался последнее время. Это вообще раньше контора «Черного треугольника» была – анархистов, то есть. Он с ними в каких-то акциях участвовал, ну, они его и приютили. Правда, потом он и анархистов достал… Короче, смотрите – дом этот конкретно под снос назначен, свет там уже давно отключили, вроде только водоснабжение еще работает. По идее, там сейчас никого быть не должно. Заходим и обыскиваем…

- Четыре этажа? Или сколько там? – скептически спрашивает Хакс.

Финн пожимает плечами. Хакс останавливает машину:

- Кажется, приехали.

- Я пойду один. – Бен вытаскивает из-под сиденья коробку, которую забрал из дома. – Может быть, он согласится на выкуп.

Хакс внимательно смотрит на Фарера и качает головой:

- Нет, так дело не пойдет. Тебе понадобится подстраховка. И ты это знаешь.

- Посмотрим.

Комментарий к 11. Кульминация

Улица Железнодорожная…https://vk.com/isheina72?z=photo482780951_456242304%2Fwall482780951_90

========== 12. Перипетия-2 ==========

На первом этаже было пусто. То есть вообще пусто, практически весь этаж занимало огромное фойе, которое то ли было спроектировано в доме изначально, то ли получилось в результате реконструкции. Справа - лестница вверх, слева - лестница вниз, надо полагать, в подвал. Поскольку она была безнадежно и, видимо, давно завалена каким-то хламом, Бен повернул направо. Скрипучие ступени явно никто не ремонтировал, широкая, когда-то красивая лестница тонула в полумраке. Хакс, идущий следом, наступил в какую-то подозрительную лужу, брезгливо передернулся и зашипел, как рассерженный кот: