— И как же ты думаешь меня отблагодарить? — спросил Квазимодо, наконец приняв во внимание её просьбу.
Плечи Эсмеральды поникли.
— В самом деле. Что я могу дать тебе? У тебя есть господин, которому ты предан. У тебя есть собор. Быть может мне он служит тюрьмой, а тебе домом. В отличиe от меня, ты не узник и не осуждённый. У тебя есть колокола. А у меня даже бубен отобрали. Горожане, которые ещё в прошлом году бросали мне монеты, пришли поглазеть на мою казнь. Что осталось от моей былой жизни? Подумай насколько ты счастливее меня. У тебя есть все причины презирать бедную цыганку. И не говори про филина в гнезде жаворонка.
Какое-то время он глухо плакала, зажав рот рукой. Слёзы струились по её тонким пальцам. Квазимодо не пытался её утешить. Ему и не нужно было говорить правду про Гренгуара. Цыганка и так всё поняла.
— Мы не так уж отличаемся друг от друга, — продолжала она, немного успокоившись. — Посмотри, я тоже хромая. — Приподняв подол белого платья послушницы, Эсмеральда вытянула носок. На щиколотке зиял рубец от испанского сапога. Ногти на пальцах почернели и скрючились. — Мы оба знакомы с орудиями Тортерю. Каждый раз, когда лязгает засов ворот, я вздрагиваю. Как мне выбросить из памяти то, что случилось в застенке? Наверняка и ты хочешь забыть тот день у позорного столба.
— Напротив, я хочу о нём помнить до конца жизни.
— Опять ты глумишься, — промолвила она с упрёком.
— Не глумлюсь. Более того, я бы пережил тот день заново.
— Пятьдесят ударов плетью?
— И два часа на виду у горожан.
— Ты сумасшедший!
— Не спорю.
— Ты не видел, сколько крови из тебя вытекло? Плётка Тортерю промокла. Брызги летели в толпу. Зачем тебе заново переживать мучения?
— За глоток воды.
— Один несчастный глоток?
— Из твоих рук.
— Это то, чего просит твоё каменное сердце? — Эсмеральда медленно опустилась на ложе и осталась сидеть на нём, выпрямив спину и сложив руки на коленях. — А ведь ты ничего не знаешь обо мне. А что если я на самом деле ведьма? Вдруг я действительно заколола офицера? Ты спас убийцу и укрыл её в святом месте. Кем это делает тебя?
— Забудем этот разговор. Не приведёт он к добру, — звонарь осторожно поставил бутылку вина на подоконник. — День прошёл не даром. Мне удалось выполнить одно из двух указаний. Завтра после утренней службы я вновь примусь за поиски Гренгуара.
Эсмеральда устало махнула рукой, точно королева, отменяющая приказ.
— Забудь про поиски. Всё это бесполезно. Садись. Не буду же я пить одна.
========== Глава 4. Могила архиепископа ==========
Комментарий к Глава 4. Могила архиепископа
Давно хотелось развить предысторию рождения Квазимодо
Вот изображение Жана Жювеналя дез Юрсена, архиепископа реймсского
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/4/46/Jean_Juvenal_des_Ursins_83.jpg/800px-Jean_Juvenal_des_Ursins_83.jpg
Квазимодо поставил лампу между собой и своей собеседницей так, что её лицо было хорошо освещено, а его как можно гуще скрыто тенью. Ему важно было следить за её губами, в то время как ей совершенно не нужно было лишний раз смотреть на него. В эту минуту он был лишь хриплым голосом во мраке. Из тьмы выступали лишь его огромные, жилистые руки. Эсмеральда отметила про себя, что они вовсе не были безобразны. Прикосновения к ним не вызывали у неё отвращения. Не так давно эти руки пронесли её через всю площадь.
Бутылка была откупорена, и вино разлито по кружкам. Эсмеральда давно не пила ничего столь терпкого и сладкого. После первого глотка она поморщилась и закашляла. Её кашель перешёл в неловкий смех.
— Что здесь намешано? Мёд и какие-то пряности. Колдовское зелье.
— Надо будет спросить у трактирщика. Бутылка с загадкой.
— Да ты сам бутылка с загадкой. Так ничего и не рассказал про себя толком. Что ты делаешь в свободное время? Наверняка, оно у тебя есть. Ведь ты не проводишь целые дни на колокольне?
— Иногда я хожу на могилу покойного архиепископа Реймского. Он похоронен здесь в Париже, на церковном кладбище. Звали его Жан Жювеналь дез Юрсен. Слыхала о таком?
— Нет.
— Громкое было имя. До сих пор слышны его отголоски. Это он короновал Людовика Одиннадцатого. Написал книгу про битву при Азенкуре. Долгую жизнь прожил. Попросил, чтобы его похоронили здесь.
— Зачем тебе его могила? Кто он тебе?
— Говорят, в молодости у него были рыжие волосы, — уклончиво и иронично ответил звонарь. — Это всё что я унаследовал от него. Ему было семьдесят пять лет, когда я появился на свет. Негоже предаваться плотским утехам в таком почтенном возрасте. Быть может, от этого я и родился таким.
Несколько секунд Эсмеральда молчала, впитывая откровения своего собеседника.
— Как ты узнал о своём родстве с дез Юрсеном?
— Я ведь не всегда был глухим. Когда-то я слышал разговоры певчих в ризнице. А потом научился читать их слова по губам. В соборе полно таких полусекретов. Я видел его лишь один раз. У многих канонников есть дети. Дез Юрсен приехал в Париж в 72-м году, за год до смерти. Уже тогда он подыскивал место для своей будущей могилы. Я тогда ещё не был глух. Мой господин подвёл меня к архиепископу за благословением. Тот положил мне руку на голову и прочитал молитву. Тогда я и узнал, кем он мне приходится. Ты бы тоже узнала свою мать, если бы повстречала её.
— Если ты знаешь кто твой отец, значит у тебя есть и настоящее, человеческое имя.
— Стало быть, есть. Жан-Мартин дез Юрсен. Я родился в день Св. Мартина. А Жан, потому что так называют всех брошенных мальчиков. Так уж заведено.
— А кто назвал тебя Квазимодо?
— Мой господин. Архидьякон Фролло. Он сам из рода флорентийцев. У него фамилия не французская. От итальянского слова frollare — парить, летать. Очень ему подходит. Он в самом деле где-то парит. У него есть отдельная келья в соборе, где он режет лягушек и испытывает взрывчатку. Однажды раздался такой шум, что стены задрожали. Даже я его услышал. Из окна валил дым. Будто сам дьявол восстал из преисподней. Но ты не бойся. Он тебе зла не причинит. К нему чиновники ходят за советом.
— А твой господин знает, что я здесь?
— Если и знает, то ничего не сказал пока. Он избегает женщин и разговоры про них. Последнее время он почти не выходит из своей кельи. Говорят, он заболел.
— Вот как. А если он умрёт?
— Ну это уже в руках Божьих, — в голосе Квазимодо не прозвучало тревоги. — Если уж он себя не исцелит, значит настал его час.
— Что ты будешь делать?
— Бог подскажет.
— Как у вас просто.
— У нас?
— У католиков. Бог подскажет. Бог всё уладит. Так просто и так сложно. То вы друг друга на кострах сжигаете, точно язычники. То вы прячете друг друга в убежище, — её верхняя губа слегка вздёрнулась, будто она собиралась делать свою привычную гримаску, но в последний момент передумала. — Послушай, Жан-Мартин, научи меня своей вере.
Если бы Эсмеральда видела лицо звонаря, она бы прочитала на нём изумление. Он был тронут и позабавлен неожиданной просьбой.
— Вот как? Зачем тебе понадобилась моя вера?
— Чтобы мы могли молиться вместе. Чтобы Бог лучше слышал.
— Он и так слышит. И ты уже многое знаешь.
— Ничего не знаю. У вас столько правил, и никто им не следует. Когда-то я просила одного … знакомого парижанина научить меня вашей вере, и он рассмеялся надо мной.
— И правильно сделал тот человек: не что рассмеялся, а что не взялся за это дело. Дар учить не каждому дан. Взять моего господина. Он много знает, а учить не любит. Абы кого не берёт к себе в ученики. Его звали в Сорбонну, а он отказался. Я знаю одну женщину, которая тебе поможет. Её зовут Катрин Линье. Она — настоятельница Шелльского монастыря. Она научит тебя не только нашей вере, но и латыни, и искусству врачевания. Ты познаешь все науки.
