Когда ты Аддамс, тебе гораздо сложнее хранить свои тайны, чем другим — нормальным — людям. Тяжело пытаться прятать скелеты в шкафу, когда твои собственные родители чрезвычайно ими гордятся. Если бы не строгие правила муниципалитета, запрещающие вычурное оформление лужаек и фасадов домов, они бы эти скелеты с удовольствием выставили на всеобщее обозрение вне зависимости от близости Хэллоуина.

И да, речь идет о самой настоящей груде костей, а не какой-то там метафоре.

Впрочем, вряд ли кого-то из соседей можно удивить чем-нибудь эдаким, они давно привыкли. Насколько вообще можно привыкнуть к разгуливающим по газону паукам размером с питбуля, вечно витающим над домом Аддамсов грозовым тучам, леденящему душу вою, раздающемуся из подвала по ночам…

Впервые нехорошие подозрения закрались в голову Мерлина после урока физкультуры в младшей школе. Игнорируя предостерегающие оклики мистера Симмонса, он взобрался по канату слишком высоко, почти под самый потолок, а затем отвлекся на паука, расслабил руки и полетел вниз.

То-то было крику. Особенно когда учитель окинул взглядом его ступню, торчащую под каким-то подозрительным углом, и побледнел. А уж когда Мерлин с невозмутимым видом вправил ее обратно, несчастный мистер Симмонс и вовсе лишился сознания.

Очнулся он в учительской, куда его заботливо перенесли природовед и математик, принял из рук сердобольной преподавательницы этики стакан с водой, залпом осушил его и твердо заявил, что он решил бросить преподавание и вместо этого стать писателем.

К счастью, он почему-то совершенно ничего не помнил об инциденте с лодыжкой.

Когда Мерлин в тот день пришел домой и рассказал о случившемся маме, та лишь пожала плечами и предложила в следующий раз падать на шею: так было гораздо смешнее и все бы перепугались до чертиков.

— Но ма, я не хочу никого пугать. Я хочу с ними дружить, — насупился малыш. Хунит в ответ воззрилась на него полными ужаса глазами, а за ужином громко прошептала мужу:

— Балинор, мне кажется, Мерлин… нормальный!

Глава семейства от неожиданности уронил вилку на стол и зашикал в ответ:

— Не смей так говорить о моем сыне!

В тот вечер Мерлин отказался играть с Фрейей в вивисекцию и долго ворочался в постели, слушая умиротворяющие завывания фамильного привидения. Уснуть удалось только под утро.

С тех пор он принялся наблюдать за другими детьми и вскоре пришел к выводу, что их поведение сильно отклоняется от нормы. К примеру, когда Томми бил Элли учебником по голове, она почему-то начинала плакать, вместо того чтобы выколоть ему ручкой глаз, как это делали все нормальные люди. За обедом близняшки Годакеры не подсыпали друг другу мышьяк в тарелки, не клали дохлых мышей в чай и вообще никак не проявляли свою сестринскую любовь. Кто знает, может, они были слишком стеснительными, чтобы делать это на публике? А уж когда Джеффри нашел на подоконнике дохлую муху и, вместо того, чтобы угостить кого-нибудь, брезгливо выбросил ее в мусор, Мерлин окончательно утвердился в мысли, что его одноклассники — инопланетяне.

Поначалу его это даже восхитило. Мерлин почувствовал себя персонажем японской видеоигры, которому нужно было замаскироваться и втереться в доверие к монстрам, чтобы выжить. Он попросил маму купить ему что-нибудь яркое, как у других детей, чтобы как-то разнообразить принятый у Аддамсов гардероб, состоящий сплошь из одежды темных холодных оттенков.

— Тебе не понравился черный свитер, который связала бабушка? — нахмурилась Хунит. — Между прочим, она старалась!

— Мне очень нравится бабулин подарок, просто я хочу одеваться так же, как мои одноклассники, — терпеливо пояснил Мерлин. Взрослые иногда бывают такими непонятливыми.

Хунит в ответ лишь горестно вздохнула. Через два дня, когда Мерлин вернулся из школы, она протянула ему две тенниски розового и оранжевого цветов с таким видом, будто они нанесли ей смертельное оскорбление.

— Сынок, ты, главное, помни, что мы принимаем тебя таким, какой ты есть, и будем всегда любить, — сказала она на следующее утро, когда Мерлин спустился к завтраку в обновке, и украдкой смахнула слезу. Балинор, в свою очередь, спрятался за газетой и старательно делал вид, что в комнате больше никого нет.

Но даже это не испортило Мерлину его приподнятого настроения. Сидя в школьном автобусе, он мысленно сравнивал себя с Дайан Фосси, которая сегодня должна была впервые установить контакт с гориллой. Ему не терпелось проверить на практике свою теорию о том, что только отсутствие надлежащей маскировки мешало ему до этого момента завести друзей среди своих сверстников. Интересно, смогут ли они почувствовать, что он отличается от них, или все же примут за своего?

Они почувствовали, конечно.

— Что, Мерлин, тебе надоело ходить, как труп, и ты решил вырядиться девчонкой? — уже в школе с насмешкой поинтересовался Джон, мальчишка, что жил с ним по соседству и учился в параллельном классе.

Мерлин нервно одернул розовую тенниску и хотел было сказать в ответ что-нибудь остроумное, но ему не дали: кто-то налетел на него сзади, чуть не сбив с ног, и грубо отпихнул в сторону.

— С дороги, фрик!

— Фрик, точно! — рассмеялся Джон, тыча в Мерлина пальцем. — Вот и папа мой так говорит: «Аддамсы фрики, у них даже собака с приветом!»

— Это не собака, идиот, — зло огрызнулся Мерлин. — Это дикобраз!

С этими словами он растолкал успевших собраться вокруг одноклассников, гордо прошествовал к своей парте и сел, показательно уткнувшись в учебник.

Чувствовал он себя препаршиво. Они обидели Жмурика, назвали его собакой! Нет, он больше не станет никому подражать и пытаться выдать себя за кого-то другого. Лучше он пойдет сегодня домой и позволит Фрейе пометать в него ножи.

А еще лучше будет, если сегодня они выволокут с чердака свою старую гильотину. Ну и что, что это игрушка для самых маленьких, зато после отрубленной головы всегда хорошо себя чувствуешь.

И вот тут-то Мерлин вдруг понял. Возможно, его одноклассники не монстры. Возможно, монстр — это он сам.

***

Его решительного настроя хватило ненадолго, и Мерлин с ужасом осознал, что он отличается не только от других детей, но и от своей семьи тоже. Ему не доставляли удовольствия женские визги при виде отрубленного пальца, он наотрез отказывался слушать советы безумного дядюшки Гаюса, который подбивал его испытать свое новое зелье, добавив субстанцию кому-нибудь в йогурт, а когда однажды на уроке биологии Мерлин забылся и задумчиво сунул в рот сердце препарируемой жабы, то потом мучительно краснел и бледнел все то время, пока красавицу Лиззи рвало в мусорное ведро (кстати, с того случая прозвище «Фрик» закрепилось за Мерлином намертво).

То ли дело его младшая сестренка. Когда Фрейя только пришла в школу, то в первый же день обозначила четкую границу, по одну сторону от которой находилась она, а по другую — все остальные. Истинная Аддамс, она с холодной надменностью смотрела на чрезмерно кокетливых одноклассниц, отпускала жестокие, сочащиеся сарказмом шутки в адрес самых бойких мальчишек и напропалую препиралась с учителями. Вот ее дядюшке Гаюсу даже не пришлось уговаривать: на следующий день половина класса попросту не явилась на занятие, а некоторые из тех, кто все же рискнул прийти, демонстрировали признаки раннего облысения. Фрейя так хохотала, что учителя что-то заподозрили, и вскоре мистера и миссис Аддамс вызвали к директору школы.

В тот вечер у них был настоящий семейный праздник: никто не видел Балинора Аддамса в таком хорошем настроении с тех самых пор, как их сосед, мистер Дайсон, перекрасил свой благородно-обшарпанный особняк в канареечный желтый цвет. Он несколько раз похвалил Фрейю, но все же попросил умерить количество проделок «в духе Аддамсов», что, на самом деле, не слишком-то облегчило Мерлину жизнь.

Не облегчало ему жизнь и то, как на него смотрели родители, когда утром он выкладывал из пакета с собранным в школу обедом свой бутерброд с жуками и заменял его орехами и сушеными фруктами — единственной «нормальной» едой, которую признавали в их доме.