Надина совесть словила увесистый хук и, заткнувшись навечно, отползла в самую глубину души. А вот его совесть так далеко не ползала. И приблизительно раз в полгода напоминала о себе. А потом опять сваливала. И так восемь лет.

Надю всё это крайне забавляло. Потому что по большому счёту не имело к ней никакого отношения. Она не была ЕГО женщиной. А значит «бросить» её он по определению не мог. Невозможно бросить того, кого у тебя нет.

Он «уходил», она закрывала за ним дверь и продолжала жить своей жизнью. Которая была у Нади всегда, независимо от его присутствия или отсутствия.

Надя не сидела у окошка в ожидании любимого, подперев кулачком подбородок. Не претендовала на что-то большее и никогда не метила в жёны.

Потому что её устраивало быть любовницей.

Устраивало не брать трубку поздним вечером или врать про занятость, когда, возвращаясь от друзей слегка под градусом, он звонил ей и просился приехать (жена-то на занятость не могла спереть).

Устраивало, что он не задавал вопросов, где Надя и с кем, когда не с ним (потому что не было у него никаких прав на подобные вопросы).

Устраивало, что его всегда выглаженные рубашки пахнут «Ленором», и это не Надина забота.

Устраивало получать цветы седьмого, а не восьмого марта (восьмое всецело принадлежит жене и тёще). И радоваться, скажем, подаренному ко дню рождения новенькому сотовому телефону. Даже двум. Потому что первый не прожил и месяца, попав под зад увесистого электрика, во время ремонта стиральной машины присевшего на табурет, где этот самый телефон лежал.

Орлов, кстати, увидев у Нади тогда новую стиральную машину спросил:

– Откуда она у тебя?

– Друзья скинулись и подарили на день рождения. А что?

– Жена второй год клянчит такую же, а я всё никак не куплю.

Ну да. А Наде два сотовых за один месяц (которые в разы дороже той машинки) – пожалуйста. Надя ведь любовница. С ней, вроде как, положено быть щедрым. Не то, что с женой…

И самое главное – Надя никогда не любила Орлова. Ей просто было с ним удобно.

С ним и с толпой поклонников, коих в жизни Нади всегда было в достатке.

Но ближе к теме.

В этот раз Орлов снова бросил Надю.

Но что-то в её организме пошло не так.

Главное, стандартный сценарий – драматичность, «спасибо за понимание», все дела…

Но Надю зацепило.

ТАК зацепило, что слышала стук собственного сердца, а слёзы сами по себе покатились долбанными ручьями, размазывая по щекам новенький «мэйбилин-тройной объём». Было горько, обидно, паршиво…ещё как-то было – Надя тогда не смогла распознать, как именно.

И начались звонки подругам с печальной новостью: «Орлов снова её бросил».

– Шо, опять?! – хихикнула Наташка.

– Не новость, – протянула Маринка.

– Ненадолго, – резюмировала Ленка.

– «До встречи через месяц-другой» не сказала? – поинтересовалась Сашка, попивая остывший чай на кухне у Нади.

– Нет. Это реально конец. Потому что надоело.

Сашка удивлённо посмотрела в Надину сторону:

– С чего вдруг? Ничего же нового не произошло. Ушёл и ушёл. Позвони кому-нибудь, развейся.

– Некому звонить.

– Как это?

– Так это. Никого не осталось. Всех разогнала.

Это была чистая правда. За последние полгода Надя постепенно избавилась от всех своих так называемых поклонников.

Ничего не объясняя, молча вычеркивая из жизни каждого по очереди.

Сначала удалила из телефонной книги Игоря.

Затем порвала с Серёгой.

Запихала в чёрный список Илью.

Никто из них ничего плохого Наде не сделал. Но с чего-то вдруг она решила, что им в её жизни больше делать нечего.

Сашка внимательно посмотрела Наде в глаза.

– Дело ведь не в «бросании», верно? Есть что-то ещё?

И что-то ещё действительно было. Только произносить это вслух никак не хотелось.

Перед тем как в очередной раз «порвать с Надей», Орлов сообщил новость.

Его четвёртая жена ждёт ребёнка.

По-моему, Надя в этот момент была за него рада.

Хотя бы потому, что для Орлова стать отцом было великим счастьем, до сих пор недостижимым. У двух последних его жён были дети от предыдущих мужей, а вот у Орлова не было. А он очень хотел.

Где-то в 25 лет начал хотеть, но получилось только в 39.

И только с четвёртой женой.

Действительно, до любовницы ли теперь…

– Четыре недели всего. Кроха совсем… Но МОЙ кроха. Представляешь, я отцом стану!!!

– Круто. Не, правда круто! – радость среди испытываемых Надей эмоций в тот момент была точно. Но затесалось среди них что-то ещё…

Какое-то такое чувство, которое испытывает человек, когда очень сильно чего-то хочет, а тут узнаёт, что это получил кто-то другой.

Ну, или другая.

И становится не просто грустно.

Становится как-то очень-очень грустно.

Потому что Наде вот-вот стукнет тридцать.

И она отчаянно, до боли в сердце, хочет ребёнка.

Она хочет, а у Орловской жены будет.

– Я правда за него рада, – почти шёпотом убеждала нас Надежда.

И мы прекрасно понимали, что хреново ей было вовсе не потому, что Надя хотела на место Орловской жены, а потому что на своём месте хотела того же. Она ведь и мужиков всех своих разогнала только потому, что подсознательно начала рассматривать их в качестве претендентов на отцовство и не сочла достойными. А раз так, то и нечего на них время тратить.

Оставила Надежда в своём окружении только близкого друга Саныча.

Одного из немногих представителей мужской братии, кто целиком и полностью соответствовал Надиному пониманию слова «Мужчина». Когда-то давно, после бурной студенческой вечеринки они проснулись под одним одеялом. Обменялись похмельными взглядами, напомнили друг другу свои имена и… продолжили с того момента, на котором остановились минувшим вечером. А потом каким-то сказочным образом Надежде удалось, выбравшись из его постели, задержаться в его жизни на целых двенадцать лет в качестве девушки-друга.

Не то, чтобы Саныч хотел видеть Надю в качестве девушки-друга, просто Надю никакое другое качество не интересовало. С Санычем ей тоже было удобно. Тепло, уютно, надежно, как за каменной стеной…

Он всегда был рядом. Выручал в трудную минуту. Бежал по первому Надиному зову вытирать ей слёзы. И никогда ничего от неё не требовал взамен.

Осознав свою печаль относительно расставания с Орловым, Надежде жутко захотелось к Санычу. Просто позвонить, поныть, услышать в ответ какую-нибудь язвительную хрень и вернуть, наконец, к себе своё привычное расположение духа.

– Ты куда-то пропал совсем. Влюбился, что ли? – хихикнула в трубку Надя.

– Ну…вообще, да, – стесняясь, ответил Саныч.

Надежда опешила. Затем переспросила:

– Что, вот прям влюбился?!?

– Да.

– И у вас всё хорошо?

– У нас всё просто замечательно, – его голос не оставлял и тени сомнений, что всё именно так и есть. – И знаешь, я скоро стану отцом…

– Круто! – ответила Надя, – Очень за тебя рада.

И она правда была рада. И за него тоже.

Очень рада! Серьезно!

Застрелиться прям можно, как она, блин, сильно за всех тут счастлива!..

Жизнь – дерьмо.

Ксюха грезила Манхеттеном, сколько себя помнит.

Строила планы, мечтала о квартире на какой-нибудь авеню, а пока «репетировала жизнь» в Благовещенске. Получалось не очень. Потому как мешал один существенный недостаток – отсутствие в её организме даже зачатков пунктуальности.

Опаздывала Ксюха везде и всюду.

Причём, тенденция прослеживалась с самого рождения.

Ибо разбавила своим новорожденным криком этот свет она на пару недель позже намеченного срока.

И первую в своей жизни школьную линейку посетила непосредственно перед заключительной речью директора (долго не давала маме вплести в её косы белые гигантские банты).