…небо – престол Мой, а земля – подножие ног Моих;

где же построите вы дом для Меня и где место покоя

Моего?

…А вот на кого я призрю: на смиренного

и сокрушенного Духом и на трепещущего

пред словом Моим.

      Из Пророка Исаии, 66, 1-2

ЛЕТНИЕ ГРОЗЫ

(Пролог)

Как повелось тем летом жарким,

В избытке ливней грозовых,

Они играли на лужайке

Перед оградой Мошниных.

И только тучи выпускали

Колючих стрел шумливый лес,

Мальчишки всей гурьбой бежали

Во двор мошнинский под навес.

Рубашки с мокрых плеч тащили,

Жгутами скручивая так,

Что под навесом струи лили,

Как лил с небес дождливый мрак.

Но неуёмный Вовка Тришкин,

В округе самый озорной,

Вертел упрямо головой:

«А может, в чику, ребятишки,

Покуда дождик проливной?»

«Ну ты даёшь! – смеялся Прошка,

Хозяин этого двора. —

Сперва подумал бы немножко.

Какая в этой тьме игра?

Видать, до светопреставленья

Дождь разошёлся – не на час.

Уж лучше нам продолжить чтенье.

На чём расстались прошлый раз?»

Мальчишки бросили одёжку

В ненастном шуме выжимать.

«О преподобном начал, Прошка,

Ты сказку длинную читать…»

Володька Тришкин недовольно,

Как бы за что-то Прошке мстил:

«Уж как-то по-смешному больно

Медведя хлебом он кормил.

У нас сосед в лесу недавно

Топтыгу встретил, так стрелой

Летел до города, бесславно

Ружьишко бросив под сосной.

А ты – кормил из рук топтыгу…»

Но вновь прервал его Мошнин:

«И я бы дёру дал и ты бы.

И все мы вместе не смогли бы

Один с медведем на один». —

«Да сказки это, Прошка, сказки!

А ты поверил им, чудной». —

«Ох, даст тебе за это таски…» —

«Кто это даст?» – «Да кто? Святой».

Они наскоком, петухами

Сошлись. Но надобно сказать,

Остыли тут же. И с друзьями

В мошнинский дом пошли читать.

* * *

Над «Житием» склонившись, Прошка

Читал, как в храме пономарь,

Ну, по-мальчишески немножко,

Но всё же уличная хмарь,

Хотя совсем не разгонялась,

И дождик лил, как из ведра,

Однако ребятне казалось,

Что, вроде, солнце прорывалось

Сквозь дальний частокол двора.

И ливень, вроде бы, кончался,

И в огороде между гряд

Монах с мотыгой появлялся,

Не по заслугам простоват.

И подходил к нему крестьянин,

И говорил: «Я, отче, наг,

Но мне и ты одёжкой равен,

И ты из бедняков бедняк.

Как я, не шибко многодумен,

Такая же к работе прыть.

А мне, браток, нужён игумен,

Хотел бы с ним поговорить. —

И дальше, вовсе неумело: —

Слыхал, что наших он кровей.

А потому такое дело —

Веди к святому поскорей».

«Ты угадал, – монах ответил. —

Тут все с тобой кровей одних.

Я наг и нищ, как ты заметил.

Игумен тоже из таких».

Не первый раз о жизни старца

Читал Мошнин, и оттого

И голос пономарский брался,

И стиль напевный у него.

Уж он заканчивал страницу,

Где пахарь, в вере не остыв,

Пришёл к игумену проситься

Хотя бы служкой в монастырь.

Тут глухо стукнула калитка.

Прервав обычные дела,

В промокшей дождевой накидке

Мать Прошки в горницу вошла.

«А я-то думаю – кто свечки

В квартире нашей в полдень жжёт?

А это ты, моё сердечко,

И курский избранный народ!»

Агафья в пояс поклонилась:

«Пришедший в гости – Божий дар.

А тут приход, скажи на милость.

Пойду поставлю самовар».

* * *

Давно гроза отгрохотала,

Уже обсохло всё кругом,

А ребятишкам дела мало,

Сидят в светлице за столом.

С баранками да с калачами,

Да с сахаром, что до краёв

Агафьи добрыми руками

Наколот в вазу, – будь здоров,

Как чай густой в охотку пьётся;

Какой весёлый разговор

Среди чаёвников ведётся!

В игре, в делах и в слове скор,

Володька Тишкин у хозяйки,

Пустую чашку протянув,

Спросил: «Скажите мне, незнайке,

А тот святой, что не моргнув

Кормил хозяина лесного,

Он – Радонежский? И у нас

С таким названьем, слово в слово,

Пошто-то строят храм сейчас».

«А потому, мой друг любезный, —

Она ответила ему, —

Что христианский путь наш тесный

Нас приучает к одному.

Мир держится со дня рожденья,

С первоначальных дней своих

Не человеческим хотеньем,

Но лишь молитвами святых.

Когда монголы и татары

Совсем недавнею порой

Святую нашу Русь топтали

Своей бесчисленной ордой, —

Они тогда и знать не знали,

Что там и тут, в местах глухих,

С годами силы вызревали,

Которые изгонят их.

Но главной силой был пустынник.

Он в радонежской стороне

Святую истину постигнет,

Как гибнущей помочь стране.

Он князю Дмитрию Донскому

Благословенье даст, чтоб он

Собрал бы воинство людское

Разрушить дьявольский полон.

И вот когда он шёл на битву,

На тьму монголов и татар,

На непрерывную молитву

В монастыре игумен стал.

Он видел всех, кто в битве падал,

Сражённый вражеской рукой,

И под скорбящим этим взглядом

Терпел крушенье тать лихой.

А он молился и молился

На радость нам, на зло врагам.

Вот потому и появился

Одноимённый курский храм».

Забыв о чае ароматном,

Глаза Володька опустил:

«А я, вреднее супостата,

Уж согрешил так согрешил.

Когда нам про медведя Прошка

И про святого прочитал,

По правде, а не понарошку

Я это сказкой обозвал.

Теперь дошло, как был неправ я…»

Он так по-взрослому открыл

Своё страданье, что Агафья

Как бы сиянье горних крыл

За ним увидела. Хозяйка

Сказала: «Гибельную тьму

Разгонит исповедь. Давай-ка

С тобой помолимся ему».

Они стояли у иконы.

И так тепло смотрел на их

Исповедальные поклоны

Всея Руси святой святых.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Я долго к этому преданью

Шёл неподатливой тропой.

Через грехи свои, страданья,

Но и великие деянья

Подвижников страны родной.

Когда, сам на себя озлобясь,

Я думал – грех мой навсегда,

Вставал передо мною образ,

Как Вифлеемская звезда.

То был один из ликов чудных,

Который я, конечно, знал,

Но в несуразных, многотрудных

Своих скитаньях забывал.

А образ в горький миг иконой

Входил в больную душу вдруг

И неустанно, неуклонно

Меня вытаскивал, как друг,

Из грязи, что была вокруг.

На этот раз в моём чертовском

Паденье, не чета другим,

Ты руку мне подал, Саровский,