– Так.

– На такси передвигаетесь?

– Нет. Никак не передвигаюсь. Дома сижу.

– Заболели?

– Нет, не заболели, – передразнила она его язвительно. – Отпуск взяли. Бессрочный.

– Ай, ай, ай. – Вишняков приложил кончики пальцев ко рту, делано перепугался. – Как же теперь ваша фирма без креативного директора? Разорятся! Как пить дать разорятся! Они же без вас шагу ступить не могут. Какой у них там слоган в сложных ситуациях? Дай бог памяти… Ах, да! Боже, храни Королёву.

– И об этом уже натрещали. – Ольга вжалась в спинку кресла, уставилась на Вишнякова темными подозрительными глазами. – А вам на кой черт, майор, надо было туда соваться? Что хотели узнать? В каких я отношениях состояла с погибшей Новиковой? Так о ней там даже никто не слышал. Думали, обо мне там вам расскажут какие-нибудь страшилки? Тоже нет.

– Нет, – покивал он согласно, медленно цедя вино. – Никто не слышал ни о какой Новиковой. Никто не сказал о вас дурного слова. Кроме мужчин, разумеется.

– А что мужчины? – поинтересовалась Оля равнодушно.

– А мужчины вас кличут не просто Королёвой, а Снежной Королёвой. Говорят, дотронуться страшно. Можно обморозиться или о льдинку уколоться.

– А вам, майор?

И она очень опасно усмехнулась, рассматривая его рубашку с пятном от вина, расстегнутую почти до пупка. И замороженной она ему в тот момент совсем даже не показалась. От того, каким тайным жаром полыхнуло на него из ее темных глаз, Вишнякову сделалось невыносимо душно. Бокал ли вина тому был виной, или то, что он без жены прожил больше недели, но он увидел в ее вопросе и взгляде некий посыл. И разволновался. И снова подумал, что эта Ольга Королёва не такая, как все.

– А что я?

– А вы тоже боитесь обморозиться?

Ее глаза как заговоренные ерзали по его расстегнутой рубашке, которая давно прилипла к его спине от пота.

– Я ничего не боюсь, Ольга, – нашелся он через минуту, сочтя паузу неприлично затянувшейся.

Влил в себя остатки вина и нехотя полез из кресла. И спросил, проходя мимо дивана, на котором она сидела с ногами:

– Так зачем вы пришли, я не понял? Спросить, зачем я был у вас на работе? Так это моя работа – посещать места работы возможных фигурантов дела.

– А я фигурант?

Она не слезла, спрыгнула с дивана. И зашлепала босыми ступнями о его не очень чистый пол за ним следом в кухню.

– А почему я фигурант, майор? Только потому, что приехала на опознание и не грохнулась в обморок? Тот дядечка, который пытался оказать мне первую психологическую помощь, кажется, был шокирован, не так ли?

Вишняков еле успел спрятать довольную улыбку. Знал бы Рябов, что его кличут дядечкой, все губы искусал бы с досады. Он-то считает, что пользуется успехом у женщин. Хотя пара его «успехов», с которыми был лично знаком Вишняков, были весьма сомнительного свойства и качества.

– Я что, под подозрением? – не унималась Королёва, пританцовывая за его спиной, он видел в окне ее отражение. – Почему? Только потому, что я была с ней знакома?

– Ольга, уймитесь, – попросил Вишняков и со вздохом полез в холодильник за бутылкой вина. – Выпьете со мной?

– Нет, – категорично мотнула она головой. – И вам не советую.

– А что так?

– Мне нужна ваша трезвая голова. У меня к вам есть вопросы. И возможно, некая информация. Не знаю, способна ли она помочь. Она на первый взгляд кажется бредом, но ведь у вас наверняка ничего нет по убийству. Раз вы пустили в разработку ближнее окружение погибших.

– Ольга! – вытаращился на нее Вишняков, с сомнением помотал в руке бутылкой и все же убрал ее обратно в холодильник. – Да вы меня поражаете! Откуда такая осведомленность о ходе следственных мероприятий?

– Не важно. – Она выглянула из-за его плеча, ткнула пальчиком в кофейную машину. – А давайте кофе выпьем. Кофе у вас есть?

Кофе был. Много! Разных сортов! Он обожал экспериментировать, смешивая, подсаливая, перча. Пытался добиться того самого неповторимого вкуса, который остался в памяти после посещения старенькой забытой богом кофейни в одном из пригородов Риги. Было это очень давно, но вкус в памяти до сих пор хранился.

– Вы любите кофе? – удивилась Ольга, наблюдая за его манипуляциями с кофейными зернами.

– Обожаю! Я без него жить не могу!

– И еще без вина?

– Вино – это так, баловство. А кофе – страсть.

– А моя соседка Вика утверждает, что вы алкоголик, – поддразнила его улыбкой Ольга. – И что ваша бедная жена замучилась вино лить за окно вам в назидание.

– Это была моя коллекция. Не сортовое, старинное вино, конечно, но каждая бутылка с историей. А Тамара взяла и все уничтожила.

– Так она дня три лила! Сколько же было в вашей коллекции вина?

– Сорок три бутылки.

– Круто. И вы ей ничего? В смысле, не остановили?

– Не остановил, – признался со смешком Вишняков, поставил чашки с кофе на стол. – Прошу… Не остановил, когда она уходила.

Королёва промолчала, пригубила кофе. Сначала поморщилась от непривычного вкуса, потом повторила глоток, склонила голову набок. Еще через глоток блаженно улыбнулась.

– Вот. Я же говорю, что кофе – это моя страсть. – Вишняков медленно цедил кофе, усевшись напротив Ольги за стол. – А что касается моего визита к вам на работу, Ольга… Так мы всегда ближнее окружение разрабатываем. Всегда. С этого начинаем.

– Обнаружилось что-нибудь интересное?

– Нет, – честно ответил Вишняков, выдержал ее пристальный изучающий взгляд и снова повторил: – Нет. Ничего.

– Почему они там все собрались, удалось выяснить? Как?! – Она с грохотом поставила пустую кофейную чашку на стол. – Как такое возможно? Не знаю, как остальные, но Кира… Она была очень здравомыслящим человеком. Очень! Заманить ее в какую-то авантюру было практически невозможно.

– Может быть, вы не все знаете о своей подруге, Ольга?

– А чего я о ней, интересно, не знаю? – выпалила она, взмахнув руками.

– Например, то, что она не летала к родителям на рождественских каникулах.

– Это уже и мне понятно. Что-то помешало. Какие-то обстоятельства. Но она собиралась. Точно собиралась и даже билет купила.

– Она не покупала билета, Ольга. Не было зарегистрировано на ее имя ни одного билета. Ни на одно из чисел, которое вы нам указали. И на которое не указали – тоже.

– Как?! Как так?!

Ее бледные гладкие щеки неожиданно покраснели, может, от гнева или от обиды, что ее обманула лучшая подруга.

– Более того, в крови погибших не было обнаружено ничего, что могло бы указывать на то, что их в этот дачный дом доставили в бессознательном состоянии.

– Добровольно?! – прошипела она, вытягивая шею в его сторону. – Вы хотите сказать, что они там оказались добровольно?!

– Предполагаю.

– Бред какой-то.

Она ссутулилась, сунула ладошки под себя, придавив их к стулу. Надолго задумалась.

– Вы ведь хотели мне что-то сообщить, Ольга. Что-то, что, возможно, покажется мне бредом. Но может…

– Уже не может, – резко оборвала она его. – Я не хочу пылить словами. Вводить, как это у вас говорится, следствие в заблуждение. Может, я вам и расскажу, что думаю. Но для этого вы должны мне кое-что обещать.

Он промолчал. Потому что не мог ей обещать вообще ничего. Не тот был случай, когда мужчина может воскликнуть:

– Да все, что угодно! Да все, что в моих силах!

Не тот случай, не тот. Ольга что-то знала и скрывала. Пришла за информацией, а сама молчит.

– Мне надо взглянуть на вещи жертв. Всех жертв, – сказала она с нажимом, заметив его недоумение.

– Зачем?

– Мне показалось в тот момент, что я что-то такое там видела. Но мне могло и показаться. Просто какой-то бзик, галлюцинация от сильнейшего нервного потрясения.

– Что это? Что вы видели, как вам показалось?

– Не хочу говорить. Пока не увижу. Пока не удостоверюсь, что я не схожу с ума.

Она поежилась, будто замерзла. Хотя могла и замерзнуть. Без Тамары он убавлял отопление до минимума. Всегда. Ему без нее тепла хватало даже просто от стен.