Ну, Рябов!..

– Разрешите идти? – Вишняков полез из-за стола.

– Не разрешаю! – прикрикнул Рябов и по столу ладонью шлепнул. – Совещание еще не закончилось.

А оно, по сути, и не начиналось. Топтанием на одном месте это было, а не совещанием. Но майор послушно уселся на место.

– Что можешь сказать о подруге погибшей Новиковой, майор?

– О которой? Их у нее несколько, – поджал Вишняков губы.

– О той, которая вызвалась на опознание приехать. И домчалась в рекордно короткий срок. Будто на соседней улице была, в самом деле! Что ты можешь о ней сказать?

– Ольга Всеволодовна Королёва, двадцати трех лет от роду. Не замужем. Не привлекалась. Проживает по адресу… – Он зачитал свой адрес, только номер квартиры поменял. – Работает креативным директором в солидной фирме, соучредителем которой является ее отец. Лишилась матери десять лет назад. Та погибла в автомобильной катастрофе с любовником. Отец ее восемь лет назад вторично женился. Воспитывает трех сыновей. Жена…

– Все, хватит, – замахал на него руками Рябов. – Вижу, работал, молодец. Я не о том вообще хотел спросить. Я хотел спросить, в каких отношениях эта самая Ольга Королёва была с погибшей?

– В нормальных отношениях. Они очень тесно и давно дружили.

– Угу… – Рябов покосился на распечатки с интернета, которые ему подсунул Вишняков. – Как считаешь, могла эта Королёва быть причастной?

– К чему, товарищ подполковник? К массовому убийству?!

Вот честное слово, еле сдержался, чтобы у виска не покрутить. Рябов, наверное, уже не знает, что придумать для доклада наверх.

– К такой вот игре, как ты это называешь? – Подполковник сграбастал распечатки и помотал ими в воздухе. – Они же сейчас не пойми чем мозги свои забивают. Эта, с позволения сказать, золотая молодежь, она… Гм-м… Так что? Как считаешь, майор?

– Я не разрабатывал Королёву на предмет подозреваемой. У нее алиби, товарищ подполковник, – напомнил Вишняков. – К тому же ее потрясение в момент опознания было очевидным.

– А вот тут я с тобой не соглашусь, майор, – вдруг обрадовался Рябов. – Из всех, кто осматривал тела, эта самая Королёва держалась лучше всех. Сначала будто испугалась. А потом очень быстро пришла в себя. Скажите, какое самообладание! Твою лучшую подругу убили, сожгли, а она даже не всплакнула. Это так… Это так не похоже на женщину. На обычную женщину.

Может, потому, что Королёва была особенной? Не такой, как все?

Об этом он в тот момент подумал, но вслух не сказал. Потом замотался днем. И вспомнил о Королёвой, лишь подъехав к дому. Вспомнил, потому что машину ее увидал на стоянке, которую она будто бы оплачивала. Машина была сильно занесена снегом. А снег шел еще два дня назад. Она что, не выезжала никуда? А как же работа?

Подумал и снова забыл. Потому что нашел в почтовом ящике неприятную бумагу. Повестку в суд! Тамара подала на развод. Почему в суд-то? У них не было детей. Не было совместно нажитого имущества. Разбежались бы тихо, мирно. Что-то затевается его женой. Что-то нехорошее.

Он долго прождал лифт и вошел в кабину взбешенным. А когда вошел в квартиру и понял, что снова не купил соль, то матерился минут пять, хотя в принципе не любил выражаться.

Пельмени пришлось варить со специями, в которых была соль. Высыпал целую пачку и пересолил. Ел и морщился. Еле запил потом тремя чашками чая. Только-только улеглось раздражение от невкусного, пересоленного ужина, как позвонила Тамара. И началось! Упреки, слезы. Она обвиняла его в своей разрушенной им карьере, в крахе мечты стать знаменитым журналистом, в нанесении вреда здоровью.

– А тут я в чем виноват? – поинтересовался Вишняков лениво.

– Мне пришлось из-за тебя сделать аборт, и теперь еще неизвестно, смогу ли я иметь детей или нет!

– Тамара… Тамара, остановись, – попросил он, закатывая глаза под лоб. – Или я напомню тебе, что аборт ты делала не от меня. И делала его задолго до нашего с тобой знакомства. Это раз.

Она помолчала, а потом спросила сердито:

– А что два?

– А два, это то, что я не виноват в крушении твоих мечт и желаний. Это я о твоей загубленной карьере.

Вишняков встал и пошел в кухню. Достал из холодильника начатую бутылку красного вина, вытащил зубами пробку, налил себе в бокал почти до края. Глотнул раз, другой.

– А кто виноват, кто, Вишняков? Ты же не помогал мне ни в чем.

– Не был обязан, – огрызнулся он. – Знаешь, Тамара, кто виноват в твоих неудачах?

– Кто? – буркнула она.

– Ты. Нет у тебя таланта, дорогая, нет. Признай это. И займись чем-нибудь другим.

– Ах ты, сволочь! – выдохнула она с ненавистью.

И прежде, чем она продолжит, Вишняков отключил телефон. Он знал, какие слова она скажет в его адрес. Они почти всегда повторялись.

Он выключил телефон совсем. Убрал бутылку в холодильник. Вернулся с бокалом вина в гостиную. Сел в любимое громадное кресло, казавшееся Тамаре уродливым, положил ноги на низкий столик и блаженно зажмурился.

Какое же это все-таки счастье: сидеть так вот, в одиночестве, в тишине, которую никто не нарушает. Можно потягивать вино, без боязни, что у тебя выхватят бокал и выльют в раковину или за окно. Можно беспричинно улыбаться или хмуриться. И не отвечать потом на вопросы: а почему, а с чего это, а каким мыслям он скалится… Можно не переодеваться в домашнюю одежду и продолжать ходить по дому в брюках, в которых пришел с работы. И даже пересоленные магазинные пельмени не способны были испортить ощущения блаженного покоя.

От звонка в дверь – продолжительного, настырного – он дернулся и пролил вино себе на рубашку.

– Черт! – едва слышно выругался Вишняков, затирая пятно. – Тамара, да что же ты никак не угомонишься-то!

Открывая дверь, он был уверен, что за ней пританцовывает от нетерпения его жена, с которой они решили развестись уже почти десять дней назад. И именно по этой причине спрятал бокал с вином в платяной шкаф в прихожей. Чтобы не давать ей лишний повод для визга.

– Добрый вечер.

За дверью не было Тамары, там стояла Королёва. Ольга Королёва, о которой он сегодня утром думал, что она не такая, как все.

– Можно войти? – Ее нога, обутая в легкие летние туфли, ступила на его порог.

– А если я не один?

Вишняков сцепил на груди руки, чтобы закрыть пятно от вина на рубашке. Но она все равно заметила.

– Пьете, товарищ майор? – глумливо ухмыльнулась Ольга. – Жена с чемоданами за порог, а вы за бутылку? Теперь за окно вино лить некому, так?

Она потеснила его от входа, вошла. Скинула с плеч легкую куртку болотного цвета, оставшись в джинсах и футболке без рукавов. Летние туфли оставила у порога. И пошла в комнату.

– Откуда знаете?

– Про вино? – отозвалась она с дивана, куда тут же забралась с ногами. – Так у меня под окном весь клен обледенел от вашего винного фонтана.

– Про чемоданы, – буркнул Вишняков, на ходу доставая бокал с вином из шкафа. – Что жена с чемоданами уехала?

– А-а-а, это. Так соседка Виктория из квартиры напротив просветила. Сказала, совсем теперь сопьется без жены. Жена не выдержала, бросила его. Он теперь совсем того… – Она выразительно глянула на бокал в его руке. – Я не особо ей поверила. А вы и правда пьете.

– Зачем пришли, Ольга? – Он демонстративно поднес бокал ко рту, сделал глубокий глоток. – Лекции мне читать? О вреде алкоголизма?

– Нет. Я не считаю вас алкоголиком. Вы же майор полиции. Стали бы вас там держать, если бы вы были алкоголиком, – произнесла она так, словно заучила заранее.

– Логично, – удивленно вскинул брови Вишняков.

Такие доводы Тамаре казались смехотворными. Она считала, что все его коллеги – алкаши со стажем. Иначе в их профессии нельзя. Нервы не справятся.

– Так зачем пришли? – Он сел в любимое кресло, снова положив ноги на столик.

– Поговорить.

– А больше не с кем? – Он глянул на нее поверх бокала. – Кстати! А чего это вы не на машине? Стоит, бедняжка, скучает. Снегом замело. Парковку стережете или как? Пару дней уже не трогаете? Так?