В полном молчании мы вернулись в дом. К разговорам не тянуло. Произошло столько событий, что это отбивало всякую охоту к беседе.

Когда я оказалась дома, то первым делом направилась на кухню и налила себе полный стакан виски. Мельком взглянула на Алекса и достала второй стакан.

Упав на стул, я сделала первый глоток. Помогло не сразу, но после третьего стало гораздо теплее. Правда, были в этом и менее приятные моменты. Я внезапно почувствовала все свои повреждения. Раньше было как-то не до того. А теперь у меня заныли синяки на разнообразных местах, нога, которую я подвернула, и даже голова, хотя ею я, кажется, не стукалась.

— О Боже, — простонала я, — у меня все болит.

— У меня тоже, — утешил меня Алекс, — и есть хочется. А тебе?

Я подумала и признала, что это дельная мысль.

— Верно. Только сейчас это поняла. Ох, такое ощущение, словно меня методично и с удовольствием пинали ногами.

— У тебя есть что-нибудь съедобное? — не сворачивал с намеченной темы собрат по оружию.

— Есть, — не стала я обманывать, — в холодильнике.

— Так оторви свою задницу от стула и достань.

— Сам доставай. Я устала. Мне плохо.

— Мне тоже плохо, мне просто отвратительно, — огрызнулся он, — давай займемся приготовлением пищи.

— Что, вместе?

— Ну, ты ведь не хочешь этого делать одна. Я правильно понял?

— Я вообще не хочу этого делать, — я с гримасой встала на ноги.

Пришлось это сделать, поскольку я не знала другого способа поужинать. Некоторое время я смотрела в недра холодильника, выбирая те продукты, которые не надо готовить. И представьте себе, нашла. Так что, я по-быстрому приготовила бутерброды, пока Алекс варил кофе. Премерзкий кофе, если быть точной, поскольку он у него сбежал. Но мы его мужественно выпили, и я даже ничего не сказала на эту тему. Наверное, потому, что мне было смертельно лень это делать.

Потом я отправилась в ванную, смыть с себя всю накопившуюся грязь и не только в ее физическом воплощении. Я хотела смыть с себя само воспоминание о том, что мне пришлось сделать за эту невыносимо длинную и отвратительную ночь. Не сказать, чтобы я жалела о том, что сделала. Нет. Как об этом можно жалеть? Если я и убила Криса, то только потому, что он собирался убить меня. А если даже не убить, то сделать такое же чудовище, как и он сам. Но гораздо с большим удовольствием я бы не трогала его вообще, если б он не выследил меня и не пытался навязать свою волю.

О миссис Моэм я даже думать не хотела, эта мысль вызывала во мне странные, двойственные чувства. С одной стороны, она всегда была для меня малознакомой и несколько утомительной женщиной, но с другой, я почему-то вспоминала, как она приготовила праздничный ужин в честь моего отъезда. И она не хотела втягивать меня в эту историю. Я влезла сама, всеми четырьмя лапами, правда, не по собственной воле. Короче говоря, мне было ее жаль. Но другого выхода не было. Это я повторяла про себя до тех пор, пока перестала понимать смысл этой фразы.

Против обыкновения, я заснула почти сразу, как только моя голова коснулась подушки, хотя была полна впечатлениями под самую завязку и должна была думать об этом до посинения. Но видимо, я до такой степени вымоталась, что ничто другое меня уже не волновало.

Первые ощущения наутро были неутешительными. Я чувствовала себя не только избитой, но почти раздавленной. Так, будто вчера на меня обрушился потолок и надолго придавил к полу. Вставать на ноги было больно и к тому же я обнаружила у себя такое количество костей, о существовании которых раньше просто не догадывалась. Прохромав до ванной, я почти полчаса стояла под душем, пытаясь прийти в себя. Это удалось, но лишь немного.

Доковыляв до кухни, чтобы попить кофе и взбодриться, я случайно посмотрела в окно и увидела Алекса, стоявшего у машины. Он смотрел на нее и не шевелился, будто нечто лишило его не только дара речи, но и двигательных функций. Я понаблюдала за ним минуты две с любопытством, а потом решила выяснить, что именно ввергло его в такой столбняк. Вышла во двор и подошла к нему.

— Привет, — сказала я, — что тут интересного?

Он посмотрел на меня и хмыкнул.

— Да так, — неопределенно отозвался Алекс, — вот, хотел уехать.

— А-а, — протянула я, — ну, и что тебе мешает?

Он снова хмыкнул.

— Не поверишь.

— Я попробую, — пообещала я, так как мне не терпелось это узнать.

— Бензин закончился.

Я посмотрела на него, потом на машину и закатилась в приступе хохота. Да, ничего не скажешь, забавно. Теперь у нас закончился бензин. Просто шикарно.

— Хватит ржать, — разозлился Алекс, — что тебя так насмешило?

— Все, — выдавила я из себя, — одна моя машина разбита вдребезги, вторая стоит с пустым баком. А тут выясняется, что у тебя закончился бензин.

— У тебя идиотское чувство юмора, — огрызнулся он, — лично я не вижу во всем этом ничего смешного.

— Так и у кого из нас идиотское чувство юмора? — фыркнула я, — ладно, не парься, пошли лучше завтракать.

— «Завтракать», — прошипел он, — а что с этим прикажешь делать?

— У тебя есть идеи? Лично я думаю, что, если ты будешь торчать тут и пялиться на нее, бензина в твоем баке не прибавится. А если ты куда-то торопишься, то вызови такси и дело с концом.

Алекс снова посмотрел на свою обездоленную тачку и душераздирающе вздохнул. Потом махнул рукой и произнес:

— Ладно. Пошли завтракать.

Причем, сказал он это таким тоном, словно сразу после завтрака собирался утопиться. Я сдержала смешок. Глупо делать трагедию на пустом месте. Подумаешь, закончился бензин. Ситуация вовсе не кажется неразрешимой. Я могу пойти к Черри и попросить у нее канистру. Не думаю, что она мне откажет.

Сделав несколько шагов по направлению к дому, я была остановлена голосом Алекса.

— Почему ты хромаешь?

— Почему я хромаю? — отозвалась я с раздражением, — да потому, что вчера я летала по всему саду, приземляясь не в самых удачных местах, вот почему. И слава Богу, что я только хромаю. Могло быть гораздо хуже.

Он прыснул.

— Да, ты могла свернуть себе шею.

— Оптимистично, — скривилась я, — идиотизм какой-то. Вчера я столько раз падала, сколько не успела за всю свою жизнь. И потом, у меня все болит.

— У меня тоже все болит, но я не ною.

— А кто ноет? Я просто сказала. Нечего занудничать.

— Хочешь сказать, что я зануда?

— Точно, — с этими словами я раскрыла дверь пошире.

Хотела уже войти, но потом развернулась на крыльце и окинула взглядом свой двор. При свете дня он производил удручающее впечатление. Странно, что я не заметила этого раньше. Кусты возле дома были поломаны, редкие цветочки на одной-единственной клумбе вытоптаны с корнем, а гравий на дорожке разбросан в стороны, словно тут искали золотые россыпи.

— Соседи подумают, что у меня тут было нашествие инопланетян, — съязвила я, — обалдеть! Просто смотреть тошно.

Алекс промолчал, хотя обычно он не упускал возможности вставить свое веское слово. Я подумала, что он, наверное, до сих пор переживает вчерашнее. И это было понятно, поскольку для него эта история была куда серьезнее и болезненнее, если уж на то пошло, чем для меня. У него погибло двое друзей.

В кухне я принялась за приготовление завтрака, по ходу дела поражаясь, насколько самые обычные предметы кухонной утвари тяжелее, чем вчера. Наверное, потому, что сегодня я была не в лучшей форме. Самый обыкновенный нож казался мне здоровенным тесаком по весу, а уж про сковородку я и не говорю. Один раз я ее даже не удержала, и она с грохотом свалилась на пол, едва не отдавив мне пальцы на ноге.

Алекс со вздохом встал и поднял ее с пола.

— Ты что-нибудь делать умеешь? — спросил он, ставя сковородку на плиту, — или у тебя постоянно все из рук валится?

— Не постоянно. Периодически. И вообще, отвали. Надоел.

— Просто жалость берет, смотреть на тебя, — отозвался он, невзирая на мое хамство, — еле ходишь, за бок держишься, а на лице такое выражение, с которым прямая дорога в реанимацию.