Но тут есаула вдруг сильно подвело здоровье. Рана загноилась вновь, поднялась высокая температура. Он три ночи подряд метался в горячечном бреду. Но Наташеньки, которая смогла бы, наверное, выходить его вновь, рядом не было… К счастью, организм офицер имел крепкий и лишь потому не отдал Богу душу.

На ноги Константин Маматов смог встать лишь в начале декабря 1918 года.

Получив от начальника госпиталя, которого большевики, каким-то чудом не расстреляли, документ о комиссовании, он решил ехать в Севастополь, за Наташей. Но где взять деньги на дорогу? Путь от Калуги до Севастополя неблизкий – более тысячи верст. И тут горячий нрав вновь чуть было не подвел офицера. Как-то, проходя мимо галдящей кучки солдат в серых шинелях, есаул услышал, как один из них со злобой произнес: "Вернусь на Тамбовщину, всех этих гнид перестреляю!" Слова солдата всколыхнули всю душу Константина Маматова. Дело в том, что родовое имение Маматовых находилось именно в Тамбовской губернии. И там сейчас находились его мать и отец. Значит, это они – гниды?! Это их собрался убивать ублюдок?!

– Кого расстреляешь, любезнейший? – зажав нервы в кулак, поинтересовался есаул.

– Всех, которые с трудового народа кровь сосут! – ответил тот.

– Почему честь не отдаешь, скотина?! – не сдержавшись, заорал Маматов.

– Я не скотина, я – пролетарий! – ответил солдат. А скоро ты сам, вашбродь, на столбе болтаться будешь! В ответ есаул изо всех сил врезал зарвавшемуся пролетарию по физиономии.

Тот, клацнув зубами, медленно осел на пол. Офицерский кулак вышиб из него сознание.

– Ты это чего?! Чего, ты это?! – загомонили дружки побитого пролетария, угрожающе обступив есаула.

– Вон пошли! – рявкнул тот и, выхватив из кармана револьвер, взвел курок. Сухой металлический щелчок произвел на солдат должное впечатление. Они немедленно отступили. Но эта история обернулась для Константина Евгеньевича очень нехорошими последствиями. В тот же вечер к нему, прямо в больничную палату, пришли трое вооруженных представителей местного солдатского Комитета. – А ну, сдать оружие, сволочь! – приказал есаулу высокий рыжий матрос, тыча в офицера маузером. Константин Евгеньевич понял, что если он сейчас как-нибудь не ухитрится покинуть госпиталь, то, возможно, не доживет и до утра.

– Смотри! – неожиданно заорал есаул, протянув руку к окну.

Все, кто был в палате, как по команде разом повернули головы туда, куда указал офицер. Маматов же выхватив из-под подушки револьвер, трижды разрядил его в непрошенных гостей. Двое были убиты наповал, но раненный в живот матрос, все еще корчился на полу. Офицеры, соседи по палате, ошарашено глядели на есаула так, будто он внезапно сошел с ума. Действительно, застрелить представителя Комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов означало подписать себе смертный приговор…

Быстренько набросив на плечи шинель, Маматов надвинул на брови черную папаху. Сунув револьвер в карман, он быстро воткнул свой дамасский кинжал в сердце матросу. И когда тот, дернувшись в последний раз, испустил дух, кивнул на прощание своим соседям по палате: "Прощайте, господа! Даст Бог, свидимся еще!" С этими словами есаул прицепил к поясу шашку и направился к выходу.

Выстрелы, конечно, переполошили полгоспиталя. И пока он шел по коридорам, из палат не раз высовывались любопытные, указывая на него пальцами. Дежуривший у дверей солдатик, потянулся было к телефонной трубке. Но есаул, выхватив шашку, разнес аппарат вдребезги. От испуга солдат свалился со стула, а Маматов, угрожающе усмехнувшись, скомандовал: "Лежать, скотина! Зарублю!"

Свидетелей этой трагикомичной сцены оказалось немало, но задержать до зубов вооруженного офицера, мундир которого был украшен двумя Георгиевскими крестами, никто не посмел. Константин Евгеньевич вышел за ворота госпиталя и пошел, куда глаза глядят…

Глава 5

…Семенов вышел из полуразрушенного здания, чтобы направить в морг два тела – Светланы и охранника Бориса. Присев на ступеньку и подсвечивая себе фонариком, он принялся заполнять бланк постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы.

Увидев капитана Дупленко, который привел с собой заспанного участкового, следователь поручил им собрать всех присутствующих в особняке Артемьева…

Семенов вручил медработникам постановления и отправился в дом к Артемьеву. Там в холле оперативники уже собрали всех гостей.

– Все здесь? – поинтересовался следователь у опера Дупленко.

– Вроде, да, – пожал тот плечами.

– Давай мне охранника этого раненного, Виктором, звать, кажется, – попросил Семенов. Я в гостиной всех допрашивать буду. И спустя несколько минут в комнату к следователю Дупленко привел охранника Виктора.

– Ну что, будем правду говорить? – вперив в него взгляд своих голубых глаз, спросил Семенов.

– О чем? – спросил тот.

– Ну, хотя бы о том, как ты со своими подельниками убил невесту и своего коллегу.

– Вы, что, совсем умом двинулись? – возмущенно вскинул брови охранник. Меня же самого чуть на тот свет не отправили!

– Ты мне еще поговори тут! – Семенов стукнул сухим кулачком по столу.

– Да хоть застучитесь, а я буду настаивать на том, что никто из нас этого не делал. Спросите врачей о ранах. Такие, ни один человек нанести не в состоянии.

– Так я уже спрашивал, – махнув рукой, ответил следователь. Но на самом деле, соврал.

– Орудие убийства куда-то спрятали и святых из себя корчите! Все! Я сейчас задержу тебя на двое суток. Посидишь, подумаешь.

– Я буду жаловаться в прокуратуру! – пообещал Виктор.

– Жалуйся, твое право. Давай, отыщи мне этого, жениха, – потребовал Семенов у Дупленко.

– Так он же не в состоянии говорить… – ответил опер. Да и отцу его это не понравиться.

– Давай, я сказал, – опять стукнул кулачком по столу следователь. Он был молод, напорист, но, увы, не слишком-то отягощен интеллектом. И потому, несмотря на предупреждения коллег, даже не предполагал, чем обернется для него это распоряжение.

Через пять минут дверь широко распахнулась и в гостиную ворвался разъяренный владелец особняка.

– Кто тебе, баран, позволил здесь распоряжаться?! – с порога заорал Николай Михайлович. Какого …, ты моего сына на допрос требуешь? Миша невменяем, у нас страшное горе, а ты!.. Я тебе сейчас покажу, сволочь!

– Попрошу вас на меня не орать! – гордо ответил Семенов. Между прочим, я лицо процессуально независимое и сам знаю, что делать.

– Да ничего ты не знаешь, дебил ты процессуальный! – с этими словами Артемьев вытащил из кармана мобильник и набрал номер.

– Генерал, это вы? – спросил он. У меня горе, невеста сына погибла, Миша сейчас не контакнтый. А дежурный следователь его допрашивать собирается и ведет себя в моем доме просто хамски! Да, спасибо, передаю ему трубку. Вручив Семенову мобильник, Артемьев с удовлетворением наблюдал, как вытягивается лицо следователя.

– Понял, так точно, слушаюсь… – бормотал Семенов в трубку. И как ему было не стушеваться, если на него орал не кто-нибудь, а сам начальник следственного управления областного следственного комитета?

– Зачем вы так? – обиженно спросил следователь Артемьева, возвращая ему сотовый.

– А ты же по нормальному не понимаешь! – ответил тот. Я тебе говорю, что Миша невменяем сейчас. А ты – на допрос! И охранников задерживать собрался! Неужели ты на самом деле такой тупой, что не понимаешь: Миша не при чем! Да и охранники тоже!

– Меня теперь из-за вас отстранили от расследования, – продолжал ныть Семенов.

– И правильно! – заявил Артемьев. Не соображаешь, так еще больше все запутать можешь. Да ты же приехал как дежурный следователь. Утром по-любому все материалы передал бы другому. Ладно, не скули, позвоню генералу, скажу, чтоб не сильно лютовал…

Все, я к сыну, а ты опрашивай гостей и смотри мне! – погрозив расстроенному Семенову пальцем, Артемьев выскочил из гостиной.

К сожалению, допрос свидетелей не принес ничего нового. Все, как один твердили одно и то же. Были в ЗАГСе, потом приехали. Выпивали, общались, потом услышали какой-то шум, прибежал охранник, сказал, что с молодыми случилось несчастье…