Мы с Беном продолжали ходить на одни и те же уроки, но со временем нашу детскую близость занесло песками домашней работы, тренировок, вечеринок и пустых обсуждений, кто где будет обедать. Наши мамы много общались, когда отец Бена подал на развод пару лет назад, но я так и не придумала, как подступиться к нему с этой темой. Мне хотелось сказать, что я рядом, что я скучаю, – однако фраза «Слышала, твои родители разбежались» казалась плохим началом после долгого перерыва. Так что мы продолжали просто кивать друг другу, встречаясь в коридорах.

Возможно, совместное копание в грязи воскресило детские воспоминания? В любом случае, пока мы на карачках ползали по двору, в наши отношения внезапно вернулась прежняя легкость. Каких‐то пять минут – и мы снова смеемся, будто нам по шесть лет и сейчас мы пойдем на футбольную тренировку.

Прошлым летом я читала роман, где двое героев встретились после долгой разлуки. «Как будто и не было всех этих лет» – так описал их воссоединение автор. Помнится, я тогда подумала: разве так бывает? Время все равно течет, люди все равно меняются. Самой резкой и очевидной переменой в Бене казался его рост – он вымахал чуть ли не за ночь, – но ведь было и множество других, менее заметных. Можно сказать, что Бен повзрослел у меня на глазах, просто я не обратила внимания. Пропустила все эти крохотные перемены, потому что они происходили так медленно…

В прошлом году мы изучали на биологии, что клетки нашего тела полностью обновляются раз в семь лет. По сравнению с детством, теперь мы с Беном другие люди – то есть буквально, на молекулярном уровне.

Пока мы копались во дворе, я наконец разглядела, какие широкие у него плечи и как мускулы натягивают рукава облегающей серой футболки. Естественный отбор вступил в свою вековечную игру. Мальчик, который был когда‐то ниже меня, теперь вымахал под 190 сантиметров. Между двенадцатью и шестнадцатью годами уместилась как минимум эпоха палеолита.

В тот день, пока Бен держал ведро, а я очищала миниатюрные фрагменты древнейшей истории, мы раскопали нечто большее, чем несколько осколков известняка для практики мистера Джонстона. Когда Бен нагнулся, чтобы поднять последний кусочек коралла, я заметила у него за ухом давно побелевший шрам – и у меня в груди что‐то дрогнуло.

Крохотный сейсмический сдвиг. Тектонические плиты пришли в движение и больше уже не останавливались. Я обнаружила нечто прекрасное в самой глубине своего сердца – и неожиданно поняла, что оно было там всегда.

БЕН НЕ СМАЗАЛ ни одного броска – даже когда я окликнула его по имени. Он спокойно поймал провалившийся в сетку мяч и лишь тогда повернулся ко мне с широкой улыбкой на лице.

– Она выжила.

Я скрестила руки на груди.

– Разочарован?

Вместо ответа он послал мяч в мою сторону. Я поймала его и принялась медленно вести на месте, специально не опуская взгляд, чтобы подразнить Бена. Тот загораживал путь к кольцу, улыбаясь и кивая.

– Окей. Вперед, раз так.

Я отклонилась, будто собираясь сделать бросок, а потом резко сорвалась с места, пытаясь его обойти. Ах, если бы. Бен одним шагом перекрыл мне путь: корпус опущен, ноги широко расставлены, руки над головой блокируют бросок из‐под кольца. Наглядная иллюстрация к защитной стойке, многократно воспетой командами поддержки. Разумеется, я осознала все это слишком поздно – практически отрываясь от земли. Я уже не могла остановить свой импульс к движению, а вот ноги Бена смогли. Я словно в замедленной съемке наблюдала, как лечу головой вперед – прямо в шест, удерживающий баскетбольный щит.

Я инстинктивно зажмурилась, готовясь к удару. Но вместо этого мое тело внезапно сменило траекторию. Бен молниеносно схватил меня за пояс и дернул на себя. Когда я открыла глаза, его лицо маячило в какой‐то паре сантиметров от моего.

– Отчаянная голова.

Я еще не восстановила равновесие. Сейчас меня удерживал на ногах только Бен – причем с такой легкостью, будто я ничего не весила. Одна рука, уверенная и спокойная, лежала у меня на спине, другая – на талии. Ясно, никуда я не пойду.

Случайное объятие оказалось таким тесным, что Бен наверняка мог почувствовать грохот моего сердца, бьющегося ему в грудную клетку. Каждый мой выдох отражался от его шеи и снова возвращался к лицу. Я сделала мысленную пометку поблагодарить Уилла за совет почистить зубы, – однако из принципа все же вскинула бровь.

– Это был фол!

Бен рассмеялся.

– Ага. Тебе. – Он мягко опустил меня на землю и отправился за мячом, который закатился в траву у крыльца. – Мы называем это неправильной атакой.

Я до сих пор чувствовала тепло там, где его рука обвивала мою талию. Ноздри все еще обоняли призрачный шлейф одеколона, которым он душился перед вечеринкой – апельсин, перец и дым от костра.

– Ничего подобного. Ты нарушил правила. Я из‐за тебя чуть не разбила голову о шест!

Возвращаясь ко мне, Бен размеренно ударял мячом о землю.

– Это была допустимая защитная позиция.

– Ах, так вот как теперь называется читерство? Бен снова приблизился вплотную и с вызывающей улыбкой принялся крутить мяч на указательном пальце. Затем перехватил его обеими ладонями и занес у меня над головой. Я попыталась его отобрать, но Бен оказался проворнее: опустил мяч, снова вскинул, перекатил у себя за спиной и, не успела я опомниться, сделал безупречный бросок крюком. Вшууух. Мяч провалился в сетку, даже не коснувшись обода.

– Не смотри так. Правила есть правила. Я был в защите, а ты допустила контакт.

– Я тебе сейчас покажу контакт! – с рычанием пригрозила я.

Он в притворном ужасе завопил и попытался подобрать мяч, но я уже запрыгнула ему на спину и обвила шею руками. Вообще‐то, я планировала классический захват – но против Бена с таким же успехом можно было выставить котенка. Ничуть не смутившись, он подхватил меня под колени и принялся наматывать круги по двору. В животе снова запустилась маслобойка, но мы оба хохотали как придурочные.

Наконец он остановился под огромным дубом. С нас градом лил пот, и мы никак не могли перестать хихикать. Я, все еще с кружащейся головой, принялась слезать со своего «ослика». Пока я нащупывала ногой землю, взгляд снова зацепился за белесый шрам – и я с трудом подавила порыв коснуться его губами.

Вообще‐то, я не собиралась испытывать к Бену ничего такого. Когда в сентябре между нами проскочила искра, я сочла ее чем‐то вроде простуды или случайного загара, которым обзавелась в День труда[3]. Решила, что все пройдет максимум к октябрю. Я думала, что смогу контролировать свои чувства, скрыть их, как веснушки – под основой для макияжа и слоем пудры. Я всю жизнь собиралась самостоятельно выбрать того, в кого влюблюсь.

Только вот любовь так не работает.

Когда‐то ты был моим другом.

Когда‐то Айова была океаном.

Дай время, и все изменится. Теперь же я парила между небом и землей – в буквальном смысле, на спине у Бена. Я так ни в чем ему и не призналась – хотя, возможно, он догадался сам. Я не удержалась и осторожно провела по шраму кончиком пальца. В следующую секунду мои кроссовки коснулись травы.

Бен с улыбкой потер кожу за ухом.

– Напоминание о твоем первом фоле.

– Это была случайность! – возмутилась я, но вокруг глаз Бена уже разбежались морщинки, и по двору раскатился знакомый смех.

Когда он снова на меня взглянул, лицо его было убийственно серьезным.

– Ты давно точила на меня зуб, Уэстон.

О чем мы сейчас говорим?

Бен отвернулся и зашагал к подъездной дорожке. У меня разом ослабли колени.

– Я просто…

Я поплелась следом, пытаясь проглотить внезапный комок в горле. Бен поднял с земли оранжевую футболку, но не стал ее надевать, а обвязал вокруг пояса шорт.

– Ты просто что? – поинтересовался он.

Воздух между нами словно сгустился. Я почти чувствовала, как огромный невидимый пресс прижимает меня к дороге, и старалась смотреть куда угодно, только не на Бена. В молодой траве под почтовым ящиком пробились крокусы. Компания мальчишек через улицу случайно забросила в соседский двор мяч для гольфа и теперь громогласно выясняла, чья это вина – причем в таких выражениях, что их матерей, окажись они здесь, хватил бы удар.